[369]). Так, «в зависимости от способов и средств удовлетворения присущая подростку потребность занять определенное место в группе сверстников, утвердить себя среди других, а следовательно, и в своих собственных глазах может трансформироваться в общественно полезную деятельность – учебу, изобретательство, спорт и т. п. или в хулиганские действия, кажущиеся „немотивированными“».[370] Вот почему «первейшая задача воспитания заключается в таком канализировании потребностей, которое способствовало бы максимальному раскрытию способностей личности, ее развитию… Канализация удовлетворения потребностей в желательном для общества направлении достигается двумя путями: 1) непосредственным воздействием на сознание и подсознание субъекта с помощью имитационного воспроизведения поведенческих эталонов и 2) через вооружение субъекта социально ценными способами и средства удовлетворения его потребностей».[371]
Мы рассмотрели более или менее вероятные источники («девиантогенный комплекс») девиантности и девиантного поведения. Остается рассмотреть вопрос, почему одни и те же девиантогенные факторы оборачиваются то преступлением, то самоубийством, то уходом в алкоголь или наркотики. И здесь нам придется для начала с социетального уровня спуститься на уровень личностный, на уровень индивидуальной психологии (не забывая и о роли Его Величества Случая).
Итальянский писатель Чезаре Павезе, покончивший жизнь самоубийством, как-то заметил: «Самоубийцы – робкие убийцы». Иначе говоря, при наличии одной и той же конфликтной ситуации «робкий» убьет себя, «храбрый» – другого. Как поведет себя тот или иной конкретный индивид под воздействием определенных обстоятельств («социальной неустроенности», например) в значительной степени зависит от комплекса личностных особенностей: характера, темперамента, интеллектуальных, волевых, эмоциональных особенностей, условий социализации, воспитания, образовательного уровня и т. п.
Сказанное относится в равной степени и к генезису позитивных девиаций, творчества. Ж.-П. Сартр писал: «Гений не дар, но выход, который придумывают в отчаянных случаях».[372] Как поведет себя человек в «отчаянном случае» (сделает открытие, или сопьется, или пырнет кого-нибудь ножом) – зависит от множества обстоятельств. А вот еще возможные «варианты» исхода в тяжелой жизненной ситуации: «Говорят: если бог хочет сделать гения, он берет десяток талантливых и – бросает в огонь для закалки, как кувалдой, бьет их горем по голове, истязает всячески. Расчет у мудрого господа прост: трое – свихнутся, трое – сопьются, трое – удавятся, а один – авось да выдюжит, и получится из него – Достоевский!».[373] Напомним, кстати, что Ф. М. Достоевский был приговорен к смертной казни по делу петрашевцев (1849) с последующей заменой наказания.
И все же тонкие механизмы разведения различных форм девиантности на личностном уровне, взятые в массе, позволяют находить определенные социальные закономерности. Некоторые эмпирические данные «разведения» преступлений, самоубийств, алкоголизма во времени и пространстве города были получены нами еще в 70-е гг.[374] Более поздний сравнительный анализ смертности от убийств и самоубийств в различных странах привел нас к гипотезе о зависимости соотношения уровня (в расчете на 100 000 жителей) убийств к уровню самоубийств от степени «цивилизованности / социальности» общества. Общий вывод – чем цивилизованнее общество, тем ниже значение этого показателя («индекса насилия»).[375] Иначе говоря, граждане цивилизованного общества в критических ситуациях скорее убьют себя, чем другого.
Остается еще раз напомнить, что проблема генезиса преступности и иных форм девиантности чрезвычайно сложна и все высказанное в этой главе – скорее «информация для размышления», нежели ответ на вопрос.
Часть IIIКриминологический анализ некоторых видов преступлений
В этой части монографии нами будут рассмотрены криминологические характеристики лишь некоторых видов преступности. Для анализа выбраны наиболее опасные или же распространенные преступления. Кроме того, в последней – 14-й – главе этой части будут представлены краткая характеристика некоторых из нерассмотренных видов преступности и ссылка на соответствующую литературу.
Содержание криминологического анализа различного вида преступлений в значительной степени зависит от их особенностей и не может быть одинаковым. Вместе с тем мы постараемся максимально использовать следующую схему:
• общая характеристика (основные понятия, социальная природа и т. п.);
• уровень и динамика рассматриваемого вида преступности;
• место в общем объеме преступности;
• внутренняя структура;
• качественные особенности;
• социально-демографический состав субъектов преступлений;
• территориальное (пространственное) и временные распределения;
• особенности генезиса и профилактики.
Глава 7Криминальное насилие (преступления против личности)
Человек является единственным видом, в котором борьба носит уничтожающий характер.
Насильственные преступления направлены против самого ценного для человека – его жизни, здоровья, физической целостности и неприкосновенности. Тягчайшее из насильственных преступлений – убийство – является и тягчайшим из всего арсенала преступных посягательств. Но насильственные преступления – лишь часть насилия, распространенного в человеческом обществе. Поэтому мы считаем необходимым предпослать общую характеристику насилия конкретному анализу насильственных преступлений против личности.
§ 1. Социальное насилие
Насилие – в различных его проявлениях – неотъемлемая составляющая (элемент) общественного бытия.
В буквальном смысле слова жизненно важная проблема насилия породила обширнейшую литературу и науку о нем – виолентологию (от лат. violentia – насилие), или вайоленсологию (от англ. violence). В России только за последние годы издан ряд фундаментальных трудов, посвященных широко понимаемой проблеме насилия.[376] При этом само понятие «насилие» остается весьма многозначным и дискуссионным (впрочем, это совершенно нормально для любого сложного феномена).
Пожалуй, наиболее широким является понимание насилия как поведения, наносящего вред другим;[377] как принуждение, ограничение свободы выбора, «узурпация свободной воли».[378] Более узкая трактовка ограничивает насилие причинением физического, психического или материального (имущественного) вреда. Наконец, в самом узком смысле под насилием понимается причинение физического вреда, нарушение физической неприкосновенности.
Не меньше споров о природе насилия: имеет оно преимущественно животное происхождение или же социальное.
«Какое зверское убийство!» – восклицаем мы, услышав об особо жестоком лишении жизни. «Не человек, а зверь!» – говорим о человеке жестоком, убийце, садисте. И в голову не приходит при этом, что мы клевещем на зверей… Во-первых, внутривидовое убийство среди животных – крайняя редкость (Е. Артцт, Ш. Волин, Н. Тинберген, Р. Хартогс и др.). У животных акты внутривидовой агрессии редко заканчиваются серьезными травмами и смертельным исходом, поскольку действуют надежные механизмы, предотвращающие убийство себе подобных: сигналы «капитуляции» немедленно прекращают самую жестокую схватку. «Борьба между животными одного и того же вида не имеет своей целью смерть противника; как правило, она не сопровождается кровопролитием и прекращается при отступлении одного из конкурентов».[379] Исследования показывают, что борьба между обезьянами – наиболее близкими к человеку по степени агрессивности – ограничивается угрозами, укусами, ранениями соответственно как 1000:50:1. Во-вторых, и это – главное, агрессия и убийство среди животных всегда инструментальны: из-за пищи, из-за самки, при защите детеныша, но никогда не превращаются в самоцель, не бывают, как у людей, «просто так», куражу ради, «из хулиганских побуждений». «Агрессивности ради агрессивности у животных, по-видимому, вообще не существует».[380] Если волк вынужден есть зайца, а заяц – капусту, то человек уничтожает и того, и другого «ради спортивного интереса»…
Между тем в человеческом обществе, по неполным подсчетам, с 3600 г. до н. э. по настоящее время (т. е. более чем за 5600 лет) на Земле было всего 300 мирных лет, свыше 15 тыс. войн унесло около 3,5 млрд человеческих жизней. Только за 80 лет XX в. в мире произошло 154 войны, стоивших человечеству свыше 100 млн жизней. По данным Р. Руммела, за 87 лет минувшего столетия помимо 39 млн жертв межнациональных и гражданских войн около 151 млн человек было убито собственными правительствами.[381] По оценке Н. Крессела, лидеры стран – «спонсоры убийств» принесли в жертву человеческие жизни: СССР (1917–1987) – 61,9 млн человек, Китай (1928–1987) – 45,2 млн, Германия (1934–1945) – 20,9 млн, Япония (1936–1945) – 5,8 млн, Камбоджа (1975–1978) – свыше 2 млн и т. д.[382] Какие хищники животного мира могут похвастаться столь массовым уничтожением сородичей?
Очевидно, насилие в человеческом обществе отличается от агрессивности животных не только масштабами, но и тем, что оно сопровождается враждебным отношением к объекту насилия (волк вряд ли испытывает «вражду» к зайцу, а тигр – к лани). Однако качественное отличие насилия от агрессии проводится не всеми авторами. Так, например, отмечают, что насилие нередко более интенсивно, чем агрессия, совершается многократно, влечет большее количество жертв.[383]
Но «если проявление истребительной внутривидовой агрессии – это специфическая особенность человека, то разве не логично искать причины этой специфической черты в том, что характерно именно для человека, что его отличает от животных, а не в том, что его роднит с ними?.. Специфические особенности агрессивности у человека есть следствие специфических же для человека условий жизни, т. е. особенностей той социальной среды, которую он в процессе своего исторического развития для себя создал. При таком понимании проблема причин агрессивности превращается в проблему исследования тех социальных причин, которые агрессивность вызывают».[384] Наш общий подход к «социальным причинам» был изложен в гл. 6, здесь же обратимся к некоторым специфическим факторам, обусловливающим перерастание животной агрессивности в социальное насилие. Но при этом нам вновь не миновать «некриминологических» общенаучных рассуждений.
Существование любой системы (в том числе общества) есть диалектическое тождество сохранения и изменения. «На самых общих теоретических уровнях не существует разницы между теми процессами, которые служат сохранению системы, и теми, которые служат ее изменению».[385] Чем выше уровень организованности системы, тем динамичнее ее существование и тем большее значение приобретают изменения как «средства» сохранения. Неравновесность, неустойчивость становятся источником упорядоченности (по И. Пригожину – «порядок через флуктуации»).
Важнейшим элементом механизма сохранения-изменения служит адаптация (как приспособление к среде и «приспособление» среды). В соответствии со вторым законом термодинамики и законом возрастания энтропии (неупорядоченности, хаоса) в системе, повышение уровня ее организованности возможно только за счет увеличение энтропии среды, ее дезорганизации (я это называю «принципом Расплаты»).
Чем выше уровень организованности системы, тем более энергичны, активны способы ее адаптации. Возрастание организованности биологических систем происходит следующим образом: «Более активные особи, лучше использующие ресурсы внешней среды для роста, жизни и размножения, вытесняют в процессе смены поколений менее активных особей. Более устойчивые особи, т. е. лучше противостоящие различным вредным влияниям, также вытесняют путем преимущественного размножения менее устойчивых особей. В обоих случаях более упорядоченные формы организации с более низким уровнем энтропии вытесняют менее упорядоченные формы организации с более высоким уровнем энтропии».[386]
«Возвышение» от физического уровня организации материи до биологического означало появление новых, более эффективных способов адаптации. (Вообще можно сказать, что эволюция Вселенной есть эволюция способов адаптации составляющих ее систем или, как говорил Т. Парсонс, применительно к обществу: «Среди процессов изменения наиболее важным для эволюционной перспективы является процесс усиления адаптивных возможностей»[387]). В результате дарвиновского естественного отбора и «борьбы за существование» повышается информационное содержание, «емкость» биологических систем, степень их организованности.[388] Однако за все приходится платить! «Сохранение вида всегда достается ценой гибели подавляющей массы его представителей… Для противодействия энтропии хищник вынужден истреблять травоядных животных… Следовательно, хищник как „самоорганизующаяся система“ живет за счет дезорганизации травоядных, вызывая эту дезорганизацию в масштабе, оставляющем далеко позади масштаб собственной самоорганизации».[389] Надо ли напоминать, что травоядные столь же активно дезорганизуют мир растений?
Появление в процессе эволюции общественного человека означало переход на новый, социальный уровень организации материи. Однако эта новая система – «общество» – есть результат все того же Единого мирового процесса самоорганизации материи (Н. Моисеев), его этап, момент эволюции Вселенной, подчиняющийся ее фундаментальным законам. «Сверхадаптация» общественного человека осуществляется путем активного силового изменения среды. Биологическая «борьба за существование» перерастает в социальную «сверхборьбу за лучшее существование („сверхсуществование“)».
Дарвиновская триада (изменчивость – наследственность – отбор) фиксирует новый, более эффективный механизм адаптации, живых организмов по сравнению с физическим (добиологическим) уровнем организации мироздания. Род Homo Sapiens служит «ступенью» перехода к более высокому (более сложному) уровню организации материи – социальному. При этом человек остается биологическим существом, сохраняя выработанное в процессе эволюции «наследство», включая агрессивность, которая была необходима слабосильному существу в среде более сильных, вооруженных клыками, рогами, когтями. Биологическое происхождение агрессивности как эволюционно выработанного средства адаптации и выживания обосновывается современной социобиологией (A. Walsh, Е. Wilson и др.[390]).
На начальных стадиях антропосоциогенеза «действовал обычный стадный закон: лучшие куски доставались самым сильным, самок и детенышей защищали, а старых и немощных отдавали в качестве естественной дани на съедение волкам, гиенам и всем тем, кто охотился на двуногих наземных обезьян».[391] Со временем адаптация человека как биологического существа «доразвилась» до сверхадаптации социального организма – общества (которое само возникло и функционирует как механизм адаптации Homo Sapiens). Агрессивность, уходящая корнями в биологию и «подчиняющаяся» биологическим закономерностям, выступает теперь в форме социального насилия, обусловленного законами социального развития. Возможно, основное отличие сверхадаптации социальных систем от адаптации биологических заключается в том, что общество не столько приспосабливается к среде, сколько приспосабливает ее к себе. Другое дело, что рано или поздно такое «подчинение» среды, природы оборачивается против общества и человека экологическими, техногенными катастрофами.
Выше (гл. 6) мы подробно говорили о роли социально-экономического неравенства в генезисе преступности. В основе социального насилия вообще, криминального в частности лежат те же механизмы. При этом в детерминации различных форм социального насилия особую роль играют неудовлетворенные социальные потребности: в престиже, статусе, самоутверждении. Если неудовлетворенная витальная потребность (в пище, продолжении рода, защите от холода и т. п.) приводит к «борьбе за существование», то неудовлетворенная социальная потребность – к «сверхборьбе за сверхсуществование». Так, «отрицательные эмоции, возникающие на базе неудовлетворенных социальных потребностей, как правило стеничны и агрессивны».[392] Насилие выступает раньше и чаще других средств и способов самоутверждения, когда в силу различных причин недоступны общественно полезные (или приемлемые), конструктивные, творческие способы. «Предельный случай самоутверждения – убийство».[393] Даже, казалось бы, такое «очевидное» по своей мотивации преступление, как изнасилование, часто служит способом самоутверждения, а не удовлетворения витальной – сексуальной потребности.[394] (В свое время я был удивлен, когда это теоретическое положение нашло подтверждение в результатах эмпирического исследования изнасилований: лишь 8,5 % опрошенных лиц, виновных в изнасиловании или покушении на изнасилование, указали на половое влечение как мотив преступления[395]). Вообще «насилие имеет место тогда, когда создается препятствие для полной соматической или духовной реализации потенций человека» (J. Galtung).[396]
«Власть» вожака стаи (стада) животных трансформируется во властные структуры человеческого общества, начиная с власти родоплеменных вождей. А власть – всегда порождение и источник насилия. Исторически позже возникает еще одна форма удовлетворения потребности в самоутверждении: накопление богатства. Этот процесс с интересующих нас позиций подробно рассмотрен американским экономистом Т. Вебленом. Он, в частности, пишет: «Самыми высокими почестями, которые только можно заслужить у народа, все еще остаются почести, добытые проявлением чрезвычайных хищнических склонностей на войне или квазихищнических способностей в государственном управлении; но просто для приобретения приличного положения в обществе эти средства к достижению славы заменились приобретением и накоплением материальных ценностей».[397] Итак, Насилие (война), Власть (государственное управление), Богатство (материальные ценности) – вот основные исторически сложившиеся распространенные «средства» самоутверждения (приобретения почестей и почета) общественного человека. Есть, правда, альтернатива: в терминологии Веблена – «инстинкт мастерства» (творчество!), который «рождает чувство отвращения к бесполезному существованию или пустым расходам» и «является судом высшей инстанции». «Инстинкт мастерства», творческий талант дан каждому, но, увы, не каждым востребован.
Если насильственное разрешение конфликтов в первобытном обществе еще близко по своей природе агрессивному поведению животных, то с общественным разделением труда и сопровождающей его дифференциацией общества насилие все больше приобретает характер социального, как способ разрешения общественных конфликтов и антагонизмов, принуждения некоторых классов (слоев, групп) к деятельности, не соответствующей их интересам, как средство «разрешения» межкультуральных, этнических, конфессиональных, межличностных конфликтов. Социальное насилие становится средством осуществления внешней и внутренней политики государства, средством борьбы за власть. При этом государство монополизирует право на умерщвление – от смертной казни и внесудебной расправы до военных действий («Государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области претендует на монополию легитимного физического насилия»[398]).
Насилие приобретает системный характер, оно пронизывает все сферы жизнедеятельности общества, включая «культурное насилие» (J. Galtung), «воспитательное насилие» (W. Benjamin, N. Luhmann, К. Schorr), «насилие экономики» (Luhmann), «структурное насилие» (безличное, когда убивают не конкретные субъекты, а социальный строй, J. Galtung), «право поражено насилием» (Benjamin). Фактически «насилие встроено в систему».[399]
Нравится нам это или нет, но насилие сопровождает человека всю его историю. Более того, прослеживается эскалация насилия и средств его осуществления: от войн «племени против племени» с помощью топора, копий и стрел до мировых войн XX столетия и угрозы тотального самоуничтожения человечества («омнецид») в ходе применения современных средств массового уничтожения. Насилие как адаптационное средство, выйдя из-под контроля, угрожает самому существованию человечества.[400] Агрессивная «сверхадаптация» Homo Sapiens может обернуться против человечества, как в свое время «сверхадаптация» гигантских ящеров привела к их гибели.
Американские исследования 186 обществ и культур, последствий вьетнамской войны и отечественные – афганской и чеченской войн, несомненно, свидетельствуют о том, что интенсивность агрессивности в обществе прямо пропорциональна его участию в войнах. В обществе, не ведущем войны, уровень насилия в течение десяти лет падает.[401]
Социальное насилие многолико: от семейного до межгосударственного, от индивидуального до массового (например, геноцид), от легального (от имени государства) до криминального, от инструментального до немотивированного и т. д. Соответственно, существует множество типологизаций и классификаций социального насилия. Так, различают политическое насилие государственное и негосударственное, стихийное и организованное, индивидуальное и коллективное, оборонительное и наступательное, единичное и массовое, реформистское, радикальное, реакционное, консервативное, вооруженное и невооруженное и т. п.[402]
Оригинальное исследование соотношения насилия и политики с гуманистических позиций (преступление и наказание есть форма гражданской войны, взаимодействие людей при демократии может служить альтернативой насилию) публикует один из основателей «криминологии миротворчества» (criminology as peacemaking) X. Пепински.[403]
Тщательный социально-психологический анализ агрессии и насилия представлен в известном труде Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности».[404] Фромм различает оборонительную, «доброкачественную» агрессию, которая служит сохранению индивида и рода, и «злокачественную» агрессию, деструктивность, жестокость, которая присуща только человеку и отсутствует у других животных. Эта агрессия не служит биологическому приспособлению, она бесцельна. Приходится признать, отмечает Фромм, что «человек отличается от животных именно тем, что он убийца» (с. 23). Фромм подробно исследует истоки и проявления «злокачественной агрессии», такие ее разновидности, как садизм и некрофилия (понимаемая в широком смысле слова; в частности, рассматривается А. Гитлер как клинический случай некрофилии). Не могу удержаться и не процитировать результаты эмпирического исследования, осуществленного Фроммом совместно с М. Маккоби: «Все опросы показали, что антижизненные (деструктивные) тенденции весьма примечательно коррелируют с политическими воззрениями тех лиц, которые выступают за усиление военной мощи страны… Лица с деструктивной доминантой считали приоритетными следующие ценности: более жесткий контроль над недовольными, строгое соблюдение законов против наркотиков, победное завершение войны во Вьетнаме, контроль над подрывными группами и их действиями, усиление полиции и борьба с мировым коммунизмом» (с. 293).
Достаточно подробный обзор психологических концепций агрессии имеется в первом томе двухтомника X. Хекхаузена «Мотивация и деятельность».[405]
Из современных криминологических объяснений насильственной преступности можно назвать концепцию «образа повседневной жизни» (A. Havley, L. Cohen, М. Felson): изменение привычного образа жизни, повседневных практик, большая независимость членов семьи, взаимная отчужденность способствуют насильственному «решению» конфликтов. В США получила распространение и теория «субкультур насилия», основанная на исследовании насильственных преступлений в этнических сообществах (прежде всего афроамериканцев).[406] И, конечно же, сохраняет свои позиции концепция социально-экономического неравенства.
§ 2. Криминологический анализ насильственных преступлений против личности
Насильственные преступления против личности – лишь одно из проявлений социального насилия. Название «насильственные преступления» или же «преступления против личности», принятые в литературе, весьма условны, поскольку все преступления – суть проявления насилия в широком смысле этого слова (как нанесение вреда, принуждение, ограничение свободы воли), все преступления так или иначе затрагивают интересы личности.
В узком смысле, принятом в данном параграфе, под насильственными преступлениями против личности понимаются нелегитимные, запрещенные уголовным законом деяния, посягающие на жизнь, здоровье, физическую (в том числе, половую) неприкосновенность личности. К таким деяниям относятся преступления, предусмотренные гл. 16 и 18 УК РФ, ст. 126–128, 205–206, 277, 317–318, 333–335, 353, 356, 357, 360 УК РФ, а также иные преступления, когда они посягают на жизнь, здоровье или физическую неприкосновенность граждан (например, хулиганство, сопровождаемое насилием, грабеж с насилием или разбой, преступления против безопасности движения и эксплуатации транспорта, повлекшие вред здоровью или смерть, и т. п.).
Однако в силу традиции и с учетом имеющихся статистических данных, мы вынуждены в дальнейшем анализе ограничиться теми преступлениями, непосредственным объектом которых являются жизнь, здоровье, половая неприкосновенность и свобода (гл. 16 и 18 УК РФ). Так, с 1997 г. к преступлениям против личности уголовная статистика относит и учитывает: убийство и покушение на убийство; убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление; причинение смерти по неосторожности; умышленное причинение тяжкого вреда здоровью; умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью; причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта; истязания; изнасилование и покушение на изнасилование.[407]
Динамика преступлений против личности в России была представлена в табл. 3.5, а по смертям от убийств – в табл. 3.2. Кроме того, обширный материал содержится в неоднократно упоминавшейся монографии В. В. Лунеева (2005).[408] Поэтому вначале мы ограничимся краткой характеристикой некоторых качественных изменений преступлений против личности.
Большинство исследователей отмечают: увеличение числа заказных убийств по экономическим и политическим мотивам, а также вследствие «разборок» криминальных структур (по некоторым данным, значительно превосходящим официальные, ежегодно в стране совершается 500–600 убийств «по найму»[409]); рост количества актов и жертв терроризма; взятие заложников; вымогательство с применением изощренных методов насилия (пытки). Нередко называется рост числа серийных убийств на сексуальной почве. Однако скорее мы имеем дело с эффектом быстрого реагирования средств массовой информации. По мнению психологов и психиатров, доля лиц с патологией влечений (в том числе сексуального характера), которые являются основными субъектами таких преступлений, относительно стабильна в популяции. Очень высок уровень латентных насильственных действий, включая преступные, по отношению к детям. Чрезвычайно высока и латентность жертв «дедовщины» в армии.[410] К этому следует добавить «засекреченность» статистики военной юстиции.
И еще несколько соображений по поводу «заказных» убийств. Убийства по найму были известны всегда. В силу разных причин лицо, задумавшее уничтожить кого-либо, действовало не само, а «поручало» это другому (другим) лицу. Чаще всего – за вознаграждение, но это могла быть и «идейная» услуга. Условно можно выделить две группы заказных убийств: бытовые (устранить ненавистного супруга, отделаться от кредитора, нежеланного ребенка, обеспечить скорейшее получение наследства и т. п.) и «элитарно-конкурентные» – «освободить» место на троне, устранить конкурента в политике, бизнесе и т. п. Кроме того, по характеру исполнения можно различать «тайные» заказные убийства (чаще всего – бытовые) и «на публику» – открытые, явные, рассчитанные на устрашение других конкурентов (дабы не повадно было!). Все эти разновидности убийств по найму сохранились по сей день. Современной новеллой является формирование института и корпуса профессиональных наемных убийц – киллеров, специально подготавливаемых, различной степени квалификации, а соответственно, и с разной таксой оплаты «труда».
Удельный вес рассматриваемых преступлений в общем объеме преступности в России составлял: 1986 г. – 5,3 %; 1987 г. – 5,4; 1988 г. – 6,0; 1989 г. – 5,8; 1990 г. – 5,5; 1991 г. – 4,6; 1992 г. – 4,4; 1993 г. – 5,2; 1994 г. – 5,8; 1995 г. – 5,2; 1996 г. – 4,8; 1997 г. – 4,9; 1998 г. – 4,6; 1999 г. – 4,1; 2000 г. – 4,3; 2001 г. – 4,6; 2002 г. – 5,6; 2003 г. – 5,2; 2004 г. – 5,2; 2005 г. – 4,5; 2006 г. – 4,9 %.[411] Это относительно невысокая и стабильная доля (от 4,1 % в 1999 г. до 6,0 % в 1988 г.). Напомним, однако, что в Японии в 1995 г. удельный вес преступлений против личности составил всего 0,7 %.
Внутреннюю структуру преступлений против личности проследим за несколько лет (табл. 7.1).
Как видно из приведенных данных, с середины 90-х гг. минувшего века возрастает доля убийств (с покушениями) в структуре преступлений против личности и сокращается удельный вес изнасилований (с покушениями), привилегированных составов убийств при относительной стабильности иных преступлений. 2006 г. вносит некоторые коррективы в эту динамику (сокращение доли убийств), но насколько это случайно или закономерно – покажет будущее. Однако трудно сказать – отражает ли это реальную динамику и структуру рассматриваемых преступлений или же является следствием относительно меньшей латентности убийств при очень высокой латентности изнасилований и других преступлений против личности.
Хотя убийства всегда и везде относятся к числу преступлений с наименьшей латентностью (милицейское «труп не спрячешь»!), однако в последнее десятилетие в России и это тягчайшее преступление становится высоколатентным. «Прятать трупы» удается прежде всего за счет лиц, «пропавших без вести» и не найденных. Так, в 1995 г. было объявлено в розыск лиц, без вести пропавших, – 57 850, установлено (с учетом прошлых лет) – 47 863, осталось в розыске – 25 232, всего разыскивалось (с учетом прошлых лет) – 78 781, всего установлено – 57 382 (72,8 %); в 1998 г. было объявлено в розыск лиц, без вести пропавших, – 52 677, установлено – 46 577, осталось в розыске 25 485, всего разыскивалось ранее объявленных в розыск (прошлых лет) – 26 107, всего установлено из ранее объявленных в розыск – 4245, процент установленных в данном году – 88,4, процент установленных за прошлые годы – 16,3; в 2003 г. всего разыскивалось 518 260 человек, из них были разысканы 318 015 (61,4 %), остались в розыске 192 957 человек. Далее, среди все возрастающего числа неопознанных трупов (в 1990 г. – 2837, в 1995 г. – 18 381, в среднем за последние годы – свыше 16–18 тыс. ежегодно) по многим не удается определить причину смерти (вследствие гнилостных и иных изменений), а потому не регистрируются возможные случаи убийств. Не попадают в данные уголовной статистики и деяния (в том числе лишение жизни), совершенные лицами, не подлежащими уголовной ответственности в связи с недостижением возраста уголовной ответственности или же невменяемостью.[412]
Таблица 7.1
Структура преступлений против личности в России (1987–2006), %
* С 1993 г. публикуются общие сведения об убийстве с покушениями и изнасиловании с покушениями.
Приведем некоторые данные московских коллег по результатам анонимного экспертного опроса в 2001–2002 гг.[413] Коэффициент латентности в 2002 г. по некоторым видам преступлений составил: убийство – 1,17 (зарегистрировано преступлений – 31 579, латентная преступность – 5415,56, фактическое число преступлений – 36 994,56, коэффициент латентности – 1,17); умышленное причинение тяжкого вреда здоровью – 1,18; изнасилование – 4,08.
Велико количество жертв преступлений. Так, в результате различных преступлений погибло людей: 1987 г. – 25 706 человек; 1988 г. – 30 403; 1989 г. – 39 102; 1990 г. – 41 634; 1991 г. – 44 365; 1992 г. – 213 590;[414] 1993 г. – 75 365; 1994 г. – 75 034; 1995 г. – 75 510; 1996 г. – 65 368; 1997 г. – 62 598; 1998 г. – 64 545; 1999 г. – 65 060; 2000 г. – 76 651; 2001 г. – 78 697; 2002 г. – 76 803; 2003 г. – 76 921; 2004 г. – 72 317; 2005 г. – 68 554; 2006 г. – 61 378 человек. Всего за 1987–2006 гг. погиб 1 392 601 человек.
Социально-демографический состав лиц, совершивших тяжкие преступления против личности, представлен в табл. 7.2.
Приведенные данные позволяют выявить некоторые тенденции. Увеличивается доля женщин, совершающих убийства и причиняющих тяжкий вред здоровью. Существенно растет удельный вес несовершеннолетних в таких преступлениях, как убийства и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, при наметившемся сокращении в 2005–2006 гг. Но уменьшается их доля среди совершивших изнасилование. Резко сокращается (в 4 раза!) удельный вес рабочих по всем тяжким насильственным преступлениям, что, очевидно, легко объяснить уменьшением этой социальной группы в населении. Наконец, значительно возрастает по всем рассматриваемым преступлениям доля лиц, не имеющих постоянного источника доходов и безработных (сведения о последних публикуются только с 1993 г.).
Таблица 7.2
Социально-демографический состав лиц, совершивших тяжкие преступления против личности в России (1987–1998), %
Устойчиво высок удельный вес лиц, совершивших преступления в состоянии алкогольного опьянения (68–78 % среди убийц, 75–81 % среди причинивших тяжкий вред здоровью и 60–78 % совершивших изнасилование). Доля совершивших преступления под воздействием наркотиков не превышает за отдельные годы 0,7–0,8 % (в среднем же – 0,2–0,4 %).
Неравномерно территориальное распределение тяжких преступлений против личности по регионам России.
Так, если средний по России уровень убийств (с покушениями) составлял в 1990 г. 10,5, то в Тыве он достиг 48,8; в Кемеровской области – 22,1; в Республике Саха (Якутия) – 21,2; в Иркутской области – 20,1. Свыше 15 этот показатель был в Бурятии, Республике Коми, Красноярском и Хабаровском краях, Томской, Тюменской, Читинской областях. С другой стороны, уровень ниже 7 был в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Мурманской области, Москве и Санкт-Петербурге. В 1998 г. при среднем по России уровне убийств 20,1, в Тыве он достиг 60,1 (в 1994 г. этот «рекордный» показатель составил в Республике 82,1); в Иркутской области – 41,1; свыше 30 – в Бурятии, Хакасии, Хабаровском крае, Кемеровской и Читинской областях. Самые низкие показатели (ниже 13) оказались в Башкортостане, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Белгородской, Воронежской, Пензенской областях. В 2006 г. среднероссийский уровень убийств (с покушениями) составил 19,2. Максимальный уровень в этом году был в Эвенкийском АО – 86,8; Республике Тыва – 79,1; Корякском АО – 73,3; в областях Сахалинской – 43,3; Читинской – 40,5; Республике Бурятия – 40,3. Минимальный уровень – в республиках Дагестан – 9,2; Кабардино-Балкария – 5,7; в областях Белгородской – 9,9; Пензенской – 9,4.
Уровень умышленного причинения тяжкого вреда здоровью в 1990 г. в среднем по стране составил 27,7. В Тыве – 203,5 (в 1994 г. – 292,7); в Хабаровском крае – 59,6; в Кемеровской области – 59,0; в Иркутской области – 58,4; в Читинской области – 51,4; в Красноярском крае – 50,8; свыше 45 – в Бурятии, Свердловской, Томской областях. Минимальные показатели (ниже 12) – в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Москве. В 1998 г. при среднероссийском показателе 30,8 уровень этих преступлений составил в Тыве 163,0; в Иркутской области – 66,7; свыше 50 – в Республике Алтай (57,5), Бурятии, Республике Саха (Якутия), Хакасии, Красноярском и Хабаровском краях, Еврейской АО, Кемеровской (58,6), Пермской, Сахалинской, Читинской (59,6) областях. Самые низкие показатели в 1998 г. (ниже 15) были в Дагестане (6,5), Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии, Москве. В 2006 г. среднероссийский уровень – 36,0. Максимальный уровень – в республиках Тыва – 256,1 (!), Бурятия – 82,7; в областях Читинской – 100,2, Иркутской – 96,8; в Эвенкийском АО – 167,8; в Еврейской АО – 84,2. Минимальный уровень в республиках Ингушетия – 1,4 (!); Дагестан – 7,2; Северная Осетия – Алания – 9,8.
Уровень изнасилований (с покушениями) в 1990 г. в России составил 10,1; в Тыве – 56,8; в Кемеровской области – 17,34; в Чувашии – 16,8; в Пермской области – 16,1. Низкие показатели этого вида преступлений (ниже 6) отмечались в Дагестане (2,9), а также в Ивановской, Костромской, Мурманской областях, Москве и Санкт-Петербурге. В 1998 г. среднероссийский уровень – 6,1. В Тыве – 26,8; свыше 14 – в республиках Алтай, Коми, Удмуртия; ниже 4 – в Дагестане, Ингушетии, Северной Осетии, Белгородской, Владимирской, Мурманской, Пензенской областях, в Москве и Санкт-Петербурге. В 2006 г. средний уровень изнасилований – 6,2. Максимальный уровень – в республиках Тыва – 59,0; Алтай – 27,4; в Пермском крае – 15,0. Минимальный уровень – в республиках Ингушетия – 0,6; Северная Осетия – Алания – 3,1; в Мурманской области – 1,6.
В целом по тяжким насильственным преступлениям отмечается высокая криминальная активность в Приморском и Хабаровском краях, Восточной Сибири, в некоторых регионах Западной Сибири и Урала. Катастрофическими показателями характеризуется Тыва. Наиболее благополучными, по данным официальной статистики, являются регионы Северного Кавказа, ряд областей Центральной России, а также оба столичных мегаполиса.
Конкретные причины существенной неравномерности территориального распределения преступлений против личности требуют специального, углубленного изучения.[415] В общем виде они объясняются различиями в условиях жизни, особенностями демографического состава населения. Не исключено, что низкие показатели в республиках Северного Кавказа зависят от специфических форм социального контроля, когда общинные (этнические, клановые) отношения, во-первых, удерживают от крайних проявлений насилия, а во-вторых, неформальный контроль подменяет формальный, и случаи насилия не становятся известны правоохранительным органам.
Различен уровень насильственных преступлений в городах и сельской местности. Так, уровень (на 100 000 жителей соответствующих типов поселений) убийств в городах и поселках городского типа составил в 1990 г. – 9,0, в сельской местности – 14,6 (в 1,6 раза выше), в 1998 г. соответственно – 18,4 и 24,8 (в сельской местности выше в 1,3 раза), в 2005 г. соответственно – 14,6 и 25,3 (в сельской местности выше в 1,7 раза). Уровень причинения тяжкого вреда здоровью среди городского населения в 1990 г. составил 27,6, среди сельского населения – 27,9; в 1998 г. этот разрыв оказался более значительным: соответственно, 29,0 и 35,6 (в 1,2 раза); в 2005 г. соответственно – 39,2 и 42,8. Уровень изнасилований в 1990 г. в сельской местности (13,5) был в 1,5 раза выше, чем в городах и поселках городского типа (8,9), в 1998 г. – в 1,7 раза (уровни 8,8 и 5,1 соответственно), в 2005 г. – в 1,4 раза (уровни 5,8 и 8,1). Мы привели для иллюстрации данные лишь по трем годам (рассчитаны нами исходя из городского населения в 1990 г. – 109,2 млн человек, в 1998 г. – 107,3 млн человек, в 2005 г. – 105 млн человек, сельского – соответственно 38,8 млн, 39,4 млн и 38 млн человек), однако они отражают ситуацию в целом: уровень зарегистрированного насилия в сельской местности в России существенно выше, чем в городах (при значительно более высокой латентности преступлений на селе).
Существуют различные этому объяснения. С нашей точки зрения, во-первых, жители села традиционно решают возникшие межличностные конфликты с помощью физической силы. Во-вторых, выше уровень алкоголизации сельского населения, а, как ранее было показано, большинство тяжких насильственных преступлений совершается в состоянии алкогольного опьянения. Наконец, в-третьих, нельзя исключить обычного для сельских жителей более «простого», чтобы не сказать – пренебрежительного отношения к ценности жизни вообще («бог дал, бог и взял»; к медицинской помощи, особенно – квалифицированной, в условиях российских расстояний обращаться гораздо сложнее, чем горожанам; убийство домашних животных – на мясо – дело привычное и «наглядное» с детского возраста).
Распределение тяжких насильственных преступлений во времени также имеет свои закономерности. Они хуже изучены, чем пространственные различия. Лишь в качестве примера заметим, что, по нашим данным, в Ленинграде 80-х гг. минувшего столетия недельный максимум тяжких телесных повреждений и изнасилований приходился на субботу (соответственно, 21,5 и 20,9 % недельного количества), минимум наблюдался в начале недели (понедельник, вторник). Убийства были распределены по дням недели более равномерно, но с резким сокращением в воскресенье. Суточное распределение всех рассматриваемых видов тяжких насильственных преступлений было примерно одинаковое: максимум с 20 до 23 часов (38,5 % суточного числа убийств, около 48 % тяжких телесных повреждений, 33,6 % изнасилований), далее по частоте преступлений следовал интервал с 16 до 19 часов, лишь изнасилований относительно больше приходилось на ночное время – 0–3 часа, меньше всего насильственных преступлений совершалось в период с 4 до 11 часов. Что касается сезонной волны, то убийства имели три максимума (в порядке убывания): апрель, июль, ноябрь и три минимума – в феврале, июне, октябре. Максимум тяжких телесных повреждений также приходился на апрель, июль, ноябрь, а минимум наблюдался в декабре, феврале, сентябре. Что касается изнасилований, то их максимум располагался в августе-декабре (с «пиком» в сентябре и ноябре), а минимум в марте-мае.[416]
Большинство тяжких насильственных преступлений совершаются в семейной и бытовой сферах.[417] Выше уже упоминалось, что распространенность и значимость насильственных преступлений в семье послужили основанием формирования и развития относительно самостоятельного направления – семейной криминологии. Женщины, как правило, чаще становятся жертвами семейного насилия. Если в США наблюдается некоторое сокращение семейных убийств,[418] то этого нельзя сказать применительно к России. Но и в США женщины значительно чаще становятся жертвами семейного насилия.
В первую очередь в США, а также в ряде других государств, включая современную Россию, серьезную опасность представляют преступления против личности с применением огнестрельного оружия. Региональные межэтнические конфликты, частичная дезорганизация и коммерциализация воинской службы, формирование устойчивых преступных сообществ привели в России к резкому росту преступлений, совершенных с применением огнестрельного оружия: 1987 г. – 2164 зарегистрированных случая, в том числе 534 убийства или покушения на убийства, 1991 г. – 4481 случай (из них 970 убийств или покушений на убийства), 1993 г. – 19 154 случая (из них 2957 убийств с покушениями), 1997 г. – 19 650 случаев, 1999 г. – 15 591 случай, 2006 г. – 18 727 случаев. В 2003 г. зарегистрировано 54 203 преступлений, связанных с незаконным оборотом оружия, в 2006 г. – 30 055 таких преступлений. На 1 января 2000 г. на учете состояло 51 326 единиц утраченного огнестрельного нарезного оружия и боевой техники.[419]
Особого внимания заслуживает изучение жертв насильственных преступлений. Полицейская статистика в ряде стран (прежде всего, в Германии и Великобритании) столь же подробно учитывает сведения о жертвах, сколь и о преступниках. К сожалению, в России представлены сведения только об общем числе жертв преступлений. Мне известна лишь одна отечественная монография, специально посвященная этой проблеме.[420]
Самостоятельного анализа заслуживают преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности.[421] Однако статистические сведения о них (табл. 7.3) весьма скромны в силу очень высокой латентности.
Это характерно для многих стран, но, пожалуй, особенно для России: традиционная мораль нередко обрушивается на потерпевших, и те не заявляют в органы расследования об имевших место посягательствах. Кроме того, последние нередко исходят со стороны знакомых и родственников, что в еще большей степени ограничивает желание жертв предавать огласке случившееся.
Таблица 7.3
Динамика преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы (1995–2006)*
* УК РФ 1996 г. внес существенные изменения в квалификацию рассматриваемого вида преступлений.
** С учетом изменений (ФЗ от 8 декабря 2003 г.).
§ 3. «Преступления ненависти»: теория и российская реальность
Преступления по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды – «преступления ненависти» (hate crimes) были всегда. Достаточно вспомнить многочисленные религиозные войны, крестовые походы, межнациональные и межэтнические конфликты, погромы и преследования на почве антисемитизма. Вообще с первых шагов человечества зародились подозрительность и нелюбовь к «чужим», «не своим», нередко переходящая в открытую вражду (впрочем, это присуще всем стадным животным).[422]
Однако со второй половины минувшего XX столетия такого рода преступления приобрели характер острой социальной проблемы. Тому есть как минимум два объяснения. Во-первых, по мере развития цивилизации, либерализации и гуманизации межчеловеческих отношений население развитых стран стало особенно болезненно воспринимать любые проявления ксенофобии и преследования на почве национальной, расовой, религиозной вражды, а также по мотивам гомофобии, неприязни к каким бы то ни было категориям населения (нищим, бездомным, инвалидам, проституткам и т. п.). Высмеиваемая подчас «политкорректность» людей западной цивилизации, недопустимость «обзывать» кого бы то ни было алкоголиком (лучше сказать – «У Джона проблема с алкоголем»), наркоманом («У Кэтрин проблема с наркотиками»), преступником («У Смита проблема с законом») в действительности есть проявление подлинно человеческой толерантности, достойной уважения. По этой же причине в США не принято употреблять слово «негр», исторически носящее уничижительный характер («нигер»), а предпочтительнее – афроамериканец. Во-вторых, одним из негативных последствий глобализации является усиление ксенофобии во всем мире. Глобализация ускорила миграцию, смешение рас, этносов и культур, религий и обычаев. Это в свою очередь приводит к взаимному непониманию, раздражению по поводу «их» нравов, обычаев, привычек, стиля жизни и т. п. Не миновала чаша сия и Россию. Между тем ксенофобия, нетерпимость во всех ее проявлениях служит реальной угрозой существованию и отдельных обществ, и человечества в целом.[423]
Не случайно поэтому в 1985 г. впервые было «слово названо»: John Coneyrs, Barbara Kennelly и Mario Biaggi опубликовали «Hate Crime Statistics Act». В 1989 г. была издана статья Джона Лео «The Politics of Hate». Интересно, что одна из первых работ (1991 г.) была посвящена насилию в отношении геев и лесбиянок. В начале 90-х гг. минувшего столетия термин «hate crimes» приобрел легалистский (правовой) характер, стал использоваться в законодательных актах.[424] Криминализации подверглось, прежде всего, насилие по мотивам расизма, антисемитизма, а также – гомофобии, враждебного отношения к гомосексуалистам. Прошло немного времени, и стал нарастать вал литературы, посвященной проблеме преступлений, совершаемых по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды и на почве гомофобии.[425] В США к группам, совершающим преступления ненависти, были отнесены нео-нацисты, скинхеды и ку-клус-клан.
«Преступления ненависти», во-первых, суть социальный конструкт (как и преступность, наркотизм, проституция и иные социальные феномены, не имеющие онтологических оснований и «естественных» границ).[426] Во-вторых, и это отчасти вытекает из вышесказанного, это понятие еще не устоявшееся, по-разному понимаемое различными законодателями и учеными.
Дж. Джейкоб и К. Поттер в вышеназванной книге подчеркивают, что преступления ненависти – прежде всего преступления, порождаемые предубеждением, предрассудком (bias, prejudice) по отношению к лицам другой расы, нации, цвета кожи, религии, сексуальной ориентации и т. п. Это преступления, мотивированные предубеждением. Преступления ненависти как социальный и правовой конструкт не существуют как таковые в природе, sui generis, per se. Это «обычное» насилие, но совершаемое в силу определенных, перечисленных в законе мотивов.
По Джейкобу и Поттер, «"Hate crime" есть социальный конструкт. Это новый термин, не привычный, не самоочевидный (self-defining). Он придуман в конце 80-х для обозначения криминальных деяний, мотивированных предубеждением, сфокусированный скорее на психологии преступлений, чем на криминальных действиях».[427]
Н. Холл также относит преступления ненависти к социальным конструктам. Он отмечает трудность всех определений преступности вообще и преступлений ненависти в частности. В своей монографии Холл приводит многочисленные определения hate crime (P. Gerstenfeld, К. Craig, L. Wolfe, L. Copeland, C. Sheffield, B. Perry и др., а также ряд нормативных определений).[428] Холл подробно останавливается и на анализе всех «составляющих» анализируемого понятия и его определений: «ненависть», «предубеждение», «предрассудок», «дискриминация» и др.
Приведем некоторые из рассматриваемых Холлом определений. «Простейшее определение преступления ненависти: криминальный поступок, который мотивирован, по крайней мере, групповой принадлежностью жертвы»; «незаконное деяние, включающее преднамеренную селекцию (отбор) жертвы, основанную на предрассудке или предубеждении преступника против реального или предполагаемого статуса жертвы»; «насилие, направленное в отношении групп людей, которые в целом не одобряются большинством общества, которые испытывают дискриминацию в различных сферах деятельности…»; «преступление ненависти включает акты насилия и устрашения, обычно направленные в отношении уже стигматизированных и маргинализированных групп».
В российском уголовном праве мы встречаемся с такими составами преступлений, как насильственные преступления, совершенные «по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды» (п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «з» ч. 2 ст. 117 УК РФ); «действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, унижение национального достоинства, а равно пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, национальной или расовой принадлежности» (ст. 282 УК РФ). Отягчающими обстоятельствами этого состава преступления является совершение названных действий с применением насилия или с угрозой его применения, лицом с использованием служебного положения, а также совершенные организованной группой (ч. 2 ст. 282 УК).
Кроме того, согласно п. «е» ст. 63 УК к отягчающим наказание обстоятельствам относится совершение преступления «по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды»; ст. 136 УК предусматривает уголовную ответственность, в частности, за «нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина в зависимости от… расы, национальности… отношения к религии»; в п. «б» ч. 2 ст. 244 («Надругательство над телами умерших и местами их захоронения») рассматриваются в качестве квалифицирующего признака действия «по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды»; ст. 282–1 устанавливает ответственность за организацию экстремистского сообщества, в том числе «по мотивам… расовой, национальной или религиозной ненависти».
Монографическим отечественным исследованием преступлений ненависти, насколько мне известно, является пока только диссертация К. Н. Бабиченко.[429] Интересно, что в результате тщательного анализа этнографической и генетической литературы он предлагает отказаться от понятий «раса», «национальность» как крайне неопределенных конструкций («чистых» рас и национальностей не существует, равно как и генетически определенных признаков той или иной расы или национальности). К. Н. Бабиченко предлагает следующую формулу «преступлений ненависти»: «совершение преступления по мотивам антропологической, языковой ненависти и межгрупповой розни или отношения к религии и иным убеждениям».[430] С научной точки зрения можно было бы согласиться с доводами К. Н. Бабиченко. Другое дело, что международное и национальное законодательство, а также правоприменительная практика прочно включают названные понятия и их отмена требует серьезного международного обсуждения и принятия соответствующих нормативных решений. Кроме того, обыденное сознание постоянно исходит из понятий расы и национальности, что, вероятнее всего, очень плохо, но пока неизбывно.
Международная судебная практика, включая практику Европейского суда по правам человека, в связи с дискриминацией по признаку расы и национальной принадлежности представлена в недавно опубликованном сборнике статей.[431]
В зависимости от уголовно-правового закона и доктринальных суждений различаются виды преступлений ненависти: по мотивам расовой, национальной, этнической неприязни или вражды; по мотивам религиозной неприязни или вражды; в отношении сексуальных и иных меньшинств.
Следует, очевидно, отграничивать преступления ненависти от еще одного вида преступлений, почти не артикулируемого в отечественной литературе, – «стокерства», или «сталкерства» (stalkers – упорные преследователи, «охотники»).[432] Речь идет о людях, преследующих кого-либо. Потенциальными и реальными жертвами стокеров (для россиян привычнее – сталкеров, благодаря роману братьев Стругацких и фильму А. Тарковского) могут быть некогда близкие люди (бывшая жена, бывший муж, дети, родители, бывшие друзья и т. п.), сослуживцы, коллеги по профессии, соученики. Нередко «стокерство» – результат психических отклонений (сутяжничество, сексуальные перверсии), но может быть и следствием ревности, зависти, мести или иной непримиримости.
Существенное отличие «стокерства» от «преступлений ненависти» состоит в том, что, во-первых, стокеры преследуют какое-либо конкретное лицо (персонально), а не неопределенный круг лиц, принадлежащих к ненавистной группе («черные», «косоглазые», «гомики» и т. п.). Во-вторых, стокер преследует и может учинить насилие над преследуемым по личным мотивам, вытекающим из личных неприязненных отношений (зависть, ревность, месть и т. п.).
Последние годы отмечены небывалым ростом преступлений ненависти в России. Газеты, специальные издания, милицейские сводки практически ежедневно сообщают о случаях нападения, избиения, убийств фактически по мотивам расовой, национальной ненависти, реже – религиозной, которую не всегда возможно отделить от национальной (нападение в московской синагоге, в ряде мечетей, осквернение еврейских и мусульманских кладбищ и т. п.). Правда, в большинстве случаев действия виновных, если их удается найти, квалифицируются как хулиганство, убийство, не связанные с ксенофобской мотивацией. Поэтому, например, по п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ было зарегистрировано всего 9 случаев в 2001 г., 10 – в 2002 г., 11 – в 2003 г., 10 – в 2004 г.[433] Динамика преступлений, образующих состав ст. 282 УК РФ, и выявленных лиц, их совершивших, выглядит следующим образом: 1999 г. – 25/11; 2000 г. – 17/8; 2001 г. – 32/7; 2002 г. – 74/16; 2003 г. – 72/15; 2004 г. – 59/26; 2005 г. – 80/42; 2006 г. – 173/103.[434] В то же время СМИ и специальная литература называют сотни преступлений ненависти, совершаемых в стране за год.[435]
Зам. начальника департамента охраны общественного порядка МВД РФ В. Голубовский, выступая на «Круглом столе» в НИИ МВД РФ 25 октября 2007 г., заявил: «На оперативных и профилактических учетах в органах внутренних дел состоят 302 неформальных молодежных объединения экстремистской направленности общей численностью свыше десяти тысяч человек». Количество погибших от их рук за январь-сентябрь 2007 г. составило уже 46–53 человека (по разным источникам).
Только в Санкт-Петербурге, по собираемым нами данным, преступления ненависти совершаются почти еженедельно. В марте 2005 г. пятнадцать иностранных студентов покинули Санкт-Петербург, поскольку правительство города ничего не делает для обеспечения безопасности иностранных студентов. Летом 2004 г. в Петербурге был убит ученый и антифашист Николай Гиренко, выступавший экспертом по делам наших патриотов-фашистов. А спустя ровно три года – в июне 2007 г. – была зверски избита Валентина Узунова, коллега Н. Гиренко, принявшая от него эстафету экспертиз по делам отечественных неофашистов.
Наибольшее количество преступлений ненависти совершается в Санкт-Петербурге, Москве, Воронеже, Краснодарском крае, да и в других регионах.
Субъектами «преступлений ненависти» в России выступают обычно подростки мужского пола в возрасте 14–21 года, безработные или школьники и студенты, нередко из «хороших семей». Обычно это скинхеды, «наци», неофашисты.
Их «идеология» это «Россия для русских!», «Мигранты go home!», «Бей черных!».
Жертвами преступлений ненависти становятся жители Китая и Индии, Египта и Камеруна, Уганды и Мали, Израиля и Ливии, Ганы и Сенегала, а также многочисленные «лица кавказской национальности» (армяне, грузины, азербайджанцы, чеченцы и др.). Чаще всего это студенты российских университетов, легальные и нелегальные мигранты.
Каковы методы преступлений ненависти? Чаще всего это неожиданное нападение толпы молодых людей – скинхедов, нацистов (10–15 человек) – с ножами, металлическими прутьями, бейсбольными битами на жертву. Они стараются убить «чужого» «фирменным» ударом ножа в горло.
Ученый и поэт академик А. Городницкий с горечью отмечает: «Общая ксенофобия в России чудовищно выросла… Это внушает тревогу… за общий дух, который сегодня царит в обществе. Что же нужно нашему народу? Опять полицейское гетто? Или фашистское государство? Новый фюрер?»[436] Известный психолог профессор А. Асмолов пишет: «Россия поражена тяжелейшей идеологической болезнью, которая более тяжела, чем водородная бомба XX века. Имя этой болезни – ксенофобия». И, комментируя нежелание властей и правоохранительных органов называть вещи своими именами, Асмолов продолжает: «Я считаю, что сокрытие подлинных мотивов преступления приводит к росту подобных преступлений».[437] Ему вторит не менее известный ученый-археолог Л. Клейн: «Народ в массе симпатизирует убийцам инородцев, жалеет не убитых и их родных, а убийц… Складывается впечатление, что народ готов к погромам инородцев… Сейчас в России социально-экономическая база нацизма уже создана».[438]
Следует признать, что пока общество, власть, правоохранительные органы не начнут предпринимать реальные действия по воспитанию толерантности населения и жесткому преследованию субъектов ксенофобии и преступлений ненависти, разрастание последних невозможно предотвратить, и самые печальные прогнозы ученых сбудутся.
О реальной опасности правонарушений на почве ксенофобии свидетельствует и тот факт, что их число резко возрастает даже в традиционно демократических и толерантных странах. Так, по данным, приводимым Холлом в Приложении к ранее цитировавшейся книге, количество зарегистрированных полицией «расовых инцидентов» (не только преступлений) увеличилось с 1996/97 по 2002/03 г. по регионам (графствам) Великобритании: Dorset – с 67 до 260, Humberside – с 55 до 350, Wiltshire – с 35 до 332. Справедливости ради следует заметить, что в ряде графств число таких преступлений сократилось. В Лондоне инцидентов на расовой почве было зарегистрировано в 1996/97 г. – 5621, их количество возросло до 23 346 в 1999/2000 г., но затем снизилось до 15 453 в 2002/03 г. Но общий итог – тревожный.
Ответ на этот вопрос требует специального изучения применительно к тому или иному государству и обществу. Антисемитизм в Австрии, гитлеровской Германии, Польше, России имеет свои специфические особенности и «причины». Расовая нетерпимость по отношению к неграм в южных штатах США и нетерпимость к «черным» в современной России имеют различные корни.
Более того, отношение к тем или иным «меньшинствам» исторически меняется. Отношение к мусульманам в XX веке было терпимым или дружественным. Исламский фундаментализм конца XX – начала XXI в., усугубленный террористической деятельностью, резко обострил взаимоотношения между миром исламским и – условно – западным.
Рассмотрим некоторые факторы, обусловливающие ксенофобию и совершаемые на ее почве преступления ненависти в России.
Объективно нетерпимость, ксенофобия, злоба, зависть есть закономерный, необходимый и неизбежный результат непомерного разрыва в уровне и образе жизни сверхбогатого меньшинства («включенных», «included») и нищего и полунищего большинства («исключенных», «excluded»).[439] Подробнее этот вопрос был рассмотрен нами в гл. 6. Большинство «исключенных» – подростки и молодежь – без образования, без профессии, без работы, без легальных доходов, но окруженные «гламуром», иномарками, ресторанами, бутиками… Совершенно очевидно, что безнадежность существования большинства россиян не может не вызывать соответствующую реакцию. Остается только найти «козлов отпущения».
К этому следует добавить бесспорный объективный фактор – приток иммигрантов, которым сложно адаптироваться в новой среде, а «среда» не хочет адаптироваться к приезжим. Возникает взаимное недоверие и часто – неприязнь. Среди коренного населения начинают циркулировать идеи о повышенной «криминальности» приезжих. Однако, во-первых, подобные слухи сильно преувеличены. Так, например, в 2003 г. среди всех лиц, совершивших преступления, удельный вес иностранных граждан и лиц без гражданства составил всего 2,7 %, в том числе гражданами государств СНГ – 2,5 %.[440] В 2006 г. 3,0 % преступлений было совершено иностранными гражданами, в том числе гражданами государств СНГ – 2 %.
Во-вторых, повышенная «криминальность», если она имеет место, зависит не от расовой (этнической) принадлежности, а от того, что лица одной культуры оказались перенесены, по разным причинам, в другую культуру; мигранты, независимо от этнической принадлежности, всегда хуже адаптированы к условиям жизни «коренного населения»; мигрируют чаще всего не от хорошей жизни; мигрируют или отправляются «на заработок» в другие страны и регионы наиболее активные – молодые мужчины, чья «повышенная» криминальность известна.
В зарубежной криминологии, особенно американской, исследованиям расового (этнического) фактора уделяется значительное внимание.
Перейдем к «субъективным» факторам. В 1990 г. я попытался проследить систему мифов тоталитарного общества на примере СССР.[441] Основные вехи мифологизированного сознания, по-моему, таковы: «Человек создан для счастья» – «Светлое будущее» – «Светлый путь» – знающий этот путь Вождь (Фюрер)… Но: «До „светлого будущего“ было что-то далековато, а настоящее – несмотря на все „небывалые успехи“, мрачновато. Значит – виноваты „враги“! Кулаки и „подкулачники“, правые и левые, вредители и саботажники, „враги народа“ и члены семей врагов народа, крымские татары и немцы Поволжья, космополиты и „врачи-отравители“, и несть им числа… Поиск „врагов народа“ (то бишь „козлов отпущения“) и „борьба“ с ними – самая страшная страница прошлого».[442]
В стремлении неудачливой власти искать «врагов» и натравливать на них «народ» нет ничего нового. Это старо, как мир: от древнеримского «разделяй и властвуй» до сталинских «врагов народа», «убийц в белых халатах», «безродных космополитов» и т. п.
Вот почему прав бывший депутат Госдумы и правозащитник Юлий Рыбаков: «Безнаказанность, в условиях которой действуют националисты, наталкивает на мысль, что государство взяло на вооружение эту силу и придерживает ее на случай, если в один прекрасный момент понадобится сказать «фас». Власть предержащие (а сегодня это, если называть вещи своими именами, чекисты и чиновники) пытаются построить новую империю. Они понимают, что на этом пути их ждут сложности, а народ, который становится все беднее на фоне баснословно богатеющей элиты, будет искать виноватых. Естественно, власти не хотят, чтобы люди в один прекрасный момент показали пальцем именно на них. Поэтому нужно найти «крайних», виноватых. Как правило, на эту роль лучше всего подходят инородцы – армяне, евреи, азербайджанцы, неважно кто».[443] И население, увы, готово проглотить эту наживку. Так, в ответ на создаваемый Рыбаковым Санкт-Петербургский антинацистский центр ему звонили возмущенные жители «культурной столицы»: «Спрашивают, что мы имеем против нацизма, говорят, что приезжие заполнили город, что нужно что-то с этим делать…»[444] И это мнение возмущенных граждан может быть страшнее самих фашиствующих молодчиков. Так же, как результаты многочисленных опросов общественного мнения, согласно которым до 65 % населения согласны с националистическим лозунгом «Россия для русских»…
Знание факторов, провоцирующих ксенофобию, позволяет, в принципе, выстроить хорошо обоснованную систему мер противодействия ей. Но не просматриваются сегодня реальные основания для такого противодействия. Социально-экономический разрыв сверх богатого меньшинства и нищенствующего большинства не сокращается. Напротив, богатые становятся богаче, бедные беднее (если не абсолютно, то относительно). Доступ молодежи к профессиональному образованию, особенно высшему, сокращается. Недовольство взрослых и подростков увеличивается. Соответственно, растет ненависть, которая так легко обращается против «инородцев», за недоступностью собственной власти… Разрыв между властной «элитой» и «народом» достиг небывалых размеров. Более того, ксенофобия усиливается межконфессиональными распрями и религиозным мракобесием (РПЦ собирается внедрять в общество православную этику; школьница Маша затевает второй в истории человечества «обезьяний процесс», предъявив департаменту образования иск о необходимости обучения школьников концепции «божественного сотворения» человека; бросается в качестве пробного камня идея введения в школах уроков православия и т. п.).
Было бы банальностью, хотя и вполне справедливой, в очередной раз говорить о том, что семья, школа, вуз должны воспитывать толерантность к любым «другим» – по национальности, культуре, религии или атеизму, толерантность к инакомыслию и инакодействию.
Я убежден, что без высокого уровня толерантности само существование человечества проблематично, а вместо поисков «национальной идеи» следует обратиться к так называемым «общечеловеческим ценностям», хорошо известным цивилизованному миру. Это либеральные, демократические ценности. И наиболее актуальные из них сегодня:
• ненасилие (ибо без него – гибель, как индивидуальная, так и, в конечном итоге, человечества как рода);
• толерантность, терпимость – политическая, расовая, этническая, конфессиональная, идеологическая (ибо без нее невозможно ненасилие);
• интернационализм или космополитизм (ибо без него – нетерпимость).
Насколько воспитанная с детства толерантность помогает в экстремальной обстановке свидетельствуют осенние 2005 г. события во Франции. Неделями в Париже и в ряде других городов «инородцы» – жители окраин громили автомобили, магазины центральных районов. И – ни капли пролитой крови! Ни полицией, ни белым населением французских городов!
§ 4. Торговля людьми
Жизнь является высшей, абсолютной ценностью. Причем – любая жизнь, в том числе животных, перед которыми мы, люди, очень виноваты. Не случайно свой знаменитый девиз «veneratio vitae» («благоговение перед жизнью») Альберт Швейцер распространял на все живое, включая растения и насекомых. Но для человека абсолютную ценность представляет и Свобода. Только Свободный Человек может в полной мере реализовать свои способности, дарования, талант, «осуществить себя».[445]Жизнь неразрывно связана со Свободой. Вот почему самые первые положения Всеобщей декларации прав человека (1948 г.) гласят: «Все люди рождаются свободными и равными в своих достоинствах и правах» (ст. 1 Декларации); «Каждый человек должен обладать всеми правами и свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия» (ст. 2); «Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность» (ст. 3).
К сожалению, современный мир полон рисков для человеческой жизни и свободы. Неудивительно, что У. Бек рассматривает современное общество как «общество риска».[446] И проблема безопасности человека и его свободы является одной из острейших.
Торговля людьми («human trafficking») – мировая проблема. Понятие «торговля людьми», согласно «Протоколу о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее» Генеральной Ассамблее ООН (ноябрь 2000 г.), включает три элемента: (1) вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение людей; (2) использование неподобающих средств (принуждение, похищение, мошенничество или обман); (3) цели эксплуатации (сексуальная эксплуатация, принудительный труд, услужение или рабство).[447] Обычно различают следующие виды торговли людьми: торговля женщинами («белые рабыни»), детьми (для проституции, порнографии, нелегального усыновления), принудительный труд (рабство), продажа органов. Контрабанда мигрантов служит одним из средств торговли людьми.
Торговля людьми тесно связана с организованной преступностью, является частью (элементом) ее деятельности. Часто торговля людьми носит международный, транснациональный характер (хотя, конечно, возможна торговля людьми в рамках одного государства – «белое рабство», сексуальная эксплуатация детей, принудительный труд и др.).
Сведения об этом виде криминального бизнеса малодоступны. Данные официальной статистики чрезвычайно лаконичны, бедны и не отражают реальных масштабов бедствия. Лишь в некоторых странах ведется более или менее подробный учет деяний, связанных с торговлей людьми (Германия,[448] Нидерланды,[449] Швеция[450]). Некоторые сравнительные данные, собранные «по каплям», опубликованы в статье Кристины Кангаспунты.
В России фактически отсутствует учет торговли людьми. Это объясняется, во-первых, высокой конспиративностью нелегальной торговли людьми преступными организациями. Во-вторых, как нелегальный вывоз «проданных» людей за границу, так и торговля людьми внутри России часто осуществляется преступными группировками при содействии коррумпированных должностных лиц государства (таможенная служба, полиция, миграционная служба), которые заинтересованы в сокрытии преступной деятельности не меньше, чем криминалитет. В-третьих, российское государство традиционно скрывает от населения столь постыдное для цивилизованного общества явление, как торговля людьми. Основными источниками информации о ситуации в России служат сообщения средств массовой информации, результаты отечественных и зарубежных исследований.[451]
Между тем среди стран происхождения, транзита или назначения в мировых отчетах первые места занимают (в порядке убывания): Россия, Украина, Нигерия.[452] Среди регионов на первом месте по «экспорту» людей находится Азия, на втором – страны СНГ, на третьем – Африка, на последнем – «развитые страны». Зато среди стран-«импортеров» на первом месте – «развитые страны». Что касается жертв торговли людьми («продаваемых»), то первые места (в порядке убывания) по упоминанию занимают Украина, Россия, Нигерия, Албания, Румыния, Молдова, Болгария, Китай. По данным российских исследователей, Россия также занимает одно из первых мест в списке стран, занимающихся торговлей людьми.[453]
Среди жертв сексуальной эксплуатации большинство – женщины, второе место занимают дети, ничтожное количество мужчин. Жертвами принудительного труда являются прежде всего дети, на втором месте – женщины, на третьем – мужчины. Гораздо меньше данных о правонарушителях (этот вид криминального бизнеса наиболее латентен). Однако и по этому показателю Россия занимает первое место, второе и третье делят Нигерия и Украина, далее следуют Албания, Таиланд, Турция, Китай. Итак, по совокупности ряда показателей Россия наряду с Украиной и Нигерией входят в тройку стран максимального риска порабощения.
Такая ситуация неудивительна, поскольку основной объект торговцев людьми – «исключенные» (excluded), лица, лишенные достатка, безработные, бездомные, сироты, малообеспеченные и наименее защищенные слои населения. Между тем в России по официальным данным около трети населения находится за чертой бедности. По данным Доклада о мировом развитии 2005 г. Всемирного банка, 23,8 % населения России находятся за международной чертой бедности, а по российским национальным стандартам – свыше 30 %.[454] Но ведь помимо нищих, находящихся ниже черты бедности, есть масса бедных, также практически «исключенных» и готовых к «продаже»… Только в Иркутской области в 2000 г. были полностью безработными 65,2 % мужчин и 52,3 % женщин, а у 60 % населения уровень доходов был ниже прожиточного минимума.[455]
3. Бауман, избегая терминов «включенные»/«исключенные», предпочитает говорить о «туристах» (включенные)/«бродягах» (исключенные), подчеркивая, что эти группы – «два мира, два представления о мире, две стратегии».[456] Иногда «исключенных» он именует «отбракованными» (burned-out).
Применительно к России идеи Баумана интерпретируются О. Н. Яницким: «За годы реформ уже сотни тысяч жителей бывшего СССР стали «отходами» трансформационного процесса, еще многие тысячи беженцев оказались в России без всяких перспектив найти работу, жилье и обрести достойный образ жизни. Для многих Россия стала "транзитным пунктом" на пути в никуда».[457]
Любая торговля людьми есть разновидность рабства.
Различные виды торговли людьми «ставят под сомнение возможность демократии в странах, где половина населения может рассматриваться как потенциальный товар, который может быть куплен, продан и порабощен».[458]
Торговля женщинами
Следует различать проституцию – вступление за плату в случайные внебрачные сексуальные отношения, не основанные на личной симпатии, влечении,[459] и торговлю женщинами с целью их сексуальной эксплуатации (занятие проституцией). Занятие проституцией может быть относительно добровольным, торговля женщинами – никогда.
«Белые рабыни» – преобладающий «товар» на рынке людей. Объем мировой торговли женщинами с целью сексуальной эксплуатации оценивается в сумму от 7 до 12 млрд долларов в год, ежегодно принуждаются к работе в секс-индустрии до 2 млн женщин и детей.[460]
Называют четыре «волны» импорта «белых рабынь»: первая – из Таиланда и Филиппин, вторая – из Доминиканской Республики и Колумбии, третья – из Ганы и Нигерии. Четвертая волна женщин охватила страны бывшего СССР, прежде всего Россию, Украину, Белоруссию, а также Латвию.[461] В мировой секс-индустрии отмечается спрос на славянских женщин. В частности, для бизнесменов Японии, Китая, Таиланда они считаются «символом престижа».[462] Много женщин из России и стран СНГ занимаются проституцией в странах Западной Европы (автору приходилось встречать наших соотечественниц на Репербане Гамбурга, в «квартале красных фонарей» Амстердама, в портовых кварталах Антверпена) и США. Свыше 10 000 женщин были вывезены транснациональными преступными организациями из России и Украины в Израиль для занятия в сфере секс-индустрии, оборот которой вырос до 450 млн долларов в год.[463] В середине 90-х гг. женщины из России появились и в Египте.
Российские проститутки экспортируются в страны Западной Европы, США, Канаду, страны Латинской Америки, а также в Китай. Им посвящены публикации от академических изданий до массовых иллюстрированных журналов.[464] Из дальневосточного региона России (Владивосток, Хабаровск и др.) больше всего «белых рабынь» транспортируется в Китай. На втором месте – Южная Корея, на третьем – Япония. Исследования, проведенные в Германии, также свидетельствуют о преобладании (79 %) среди жертв торговли людьми женщин из стран Центральной и Восточной Европы, включая Россию.[465]
В докладе корейского профессора Хана на конференции в Киото (10–11 декабря 2004 г.) говорилось о динамике миграции женщин в Корею. Если до 1993 г. абсолютно преобладали жительницы Филиппин, то с 1994 г. начался «заезд» женщин из России, а с 1996 г. – и из Узбекистана. К 2000 г. число мигранток из Филиппин и России сравнялось, а с 2001 г. большинство составили последние. Так, в 2002 г. количество приезжих женщин из Филиппин достигло 1664, из России – 2290, из Узбекистана – 496, на все другие страны пришлось 835 женщин.
Поскольку условия труда в сфере сексуальных услуг рабские, некоторые женщины, спасая себя, по договоренности с «хозяевами» возвращаются на родину для вербовки новых жертв. Это так называемая «вторая волна». При этом вербовщица получает за каждую завербованную женщину от 200 до 5000 долларов. Перевозка завербованных женщин из страны-экспортера в страну-импортер производится как легально (туризм, на работу, к родственникам), так и нелегально.
По некоторым данным, насильственно вывезенные из России женщины занимаются проституцией более чем в 50 странах.[466] По официальным данным МВД РФ, только за три года – с 1994 по 1997 – были раскрыты сотни организованных преступных групп, вербующих российских женщин для занятия проституцией в странах Европы, Среднего Востока, Северной Америки и Азии. Женщины из Москвы, Санкт-Петербурга, Калининграда, Екатеринбурга и других городов вывозились по фальшивым паспортам, визам и приглашениям. К основным формам вербовки относятся: газетные сообщения о найме на работу за границей женщин в возрасте от 18 до 30 лет с выгодными условиями «безопасной работы»; «вторая волна», о которой говорилось выше; путем конкурсов красоты; прямые объявления о работе проститутками; через «брачные агентства».[467]
Активно функционирует черный (криминальный) рынок «живого товара» – незаконная миграция, экспорт проституток.
Вот отрывок из интервью Я. Костюковского (Центр девиантологии Социологического института РАН – СИ РАН) с представителем петербургского криминалитета:
«И.: А как дела с проституцией?
Р.: Проституция в Санкт-Петербурге обычная индустрия. Существует не со вчерашнего дня. Имеются сотни «контор» (агентства по предоставлению сексуальных услуг. – Я. Г.). Их еще больше в Москве. В нашем городе самые дорогие женщины в барах, гостиницах, казино. Есть «call girls», девочки в саунах, в «центрах досуга». Так, в массажных салонах… Уличные намного дешевле…
И.: А как с детской проституцией?
Р.: Конечно. Есть очень много любителей. Есть также много алкоголиков, которые продают своих детей. Можно даже за бутылку водки. Если говорить о проституции в целом, есть мужская проституция и гомосексуальная проституция тоже. Мужчины более дорого стоят.
И.: Что ты можешь сказать о «бизнес-поездках»?
Р.: Да, существуют. Более того, девочки не всегда проститутки. Это могут быть приглашения для работы в стриптизе или вообще в сфере услуг. Но они экспортируются, например, в Турцию и их насильно заставляют заниматься проституцией. Это их счастье, если им удается бежать. Но обычно конец очень плохой…».
Другие источники также свидетельствуют о большом количестве вывезенных из России женщин, пропавших в различных странах. Так, С. Ю. Лукашевич называет порядка 4000 женщин, которые пропали и чья судьба не известна. По другим данным, только в Германии пропало свыше 12 000 женщин.[468]
Разновидностью секс-индустрии является секс-туризм. К числу стран, где развит секс-туризм, относятся, например, Куба, Россия, Доминиканская Республика. Российский рынок сексуальных услуг оценивается, по различным данным, от $670 млн до $770 млн.
Это одна из самых страшных разновидностей human trafficking. Дети используются для секс-бизнеса, порнографии, нелегального усыновления (последнее – не худший вариант).
Методами вовлечения детей в их сексуальную эксплуатацию служат похищение, фиктивный брак «родителей», прямое принуждение и изнасилование, фиктивное усыновление/удочерение. Нередко сутенеры «покупают» детей у спившихся, опустившихся родителей – бездомных, безработных, алкоголиков.
Россия является как страной-экспортером детей, так и импортером иностранных туристов, рассчитывающих на соответствующие удовольствия в стране, где множество бездомных, «уличных» детей. Социальной базой торговли детьми в России служат более чем два миллиона бездомных и сирот, дети алкоголиков, а также те из детей, которые добывают деньги для «сладкой жизни». Основными покупателями детских сексуальных услуг на Дальнем Востоке являются китайцы.[469]
Сотрудники Центра девиантологии СИ РАН исследовали сексуальную эксплуатацию детей в Северо-Западном регионе (Санкт-Петербург, Выборг, Петрозаводск и др.).[470] Большинство клиентов детской проституции – «новые русские», городские «авторитеты» (криминальные) и иностранные гости, преимущественно из Финляндии, а также из Швеции, Германии и Великобритании. Оральный секс с детьми стоил (на момент исследования – 2000–2001 гг.) 100–150 руб. (US$3–5), половое сношение – 200–250 руб. ($7–8), ночь с клиентом – от 500–600 до 1000 руб. (от $17–20 до $30–35). Мальчики ценятся дороже – 3–7 тыс. руб. ($100–250). Но если родители детей – алкоголики, то они продавали детей за бутылку водки (около $3)…
Детская порнография – очень скрытый и весьма доходный бизнес. Уличные дети – беспризорные, бездомные, безнадзорные – охотно отвечают на предложение вербовщиков. «Уличные дети наиболее уязвимы для эксплуатации в качестве моделей порнографии – видео или иного вида. Лица, вовлеченные в производство порнографических изданий, отыскивают таких детей на улицах, рынках, около станций метрополитена или вокзалов и в других городских местах. Накормив их, они предлагают детям "заработать хорошие деньги". Дети, находящиеся в экстремальной экономической ситуации, надеются, что это будет простой путь заработать деньги, получить еду, одежду, иногда – наркотики, алкоголь, сигареты… Кадеты (учащиеся военных школ) Санкт-Петербурга нередко используются для получения гомосексуальных порноматериалов».[471]
Назовем также в качестве примера выявленную в Москве полицией в 2000 г. подпольную домашнюю киностудию «Голубая орхидея», создающую разнообразную порнографическую продукцию с участием детей. В результате расследования были выявлены списки ее клиентов из 24 стран.
Удивительно, но принудительный труд, рабство оказались распространенными в XX–XXI вв. Жертвами этого вида торговли людьми становятся мужчины, женщины, дети.
В современной России рабский труд был распространен, прежде всего, в Кавказском регионе, но в печать проникали сведения и о рабстве в центральных регионах Европейской части страны. О таком «рабовладельце» из Ленинградской области говорится в одном из очерков А. Константинова.[472]
Как и в других случаях торговли людьми, основной причиной трудовой миграции служит экономический фактор: низкий уровень заработной платы на родине или безработица, невозможность устроиться на работу. Как сообщает пресса, в некоторых регионах Республики Молдова почти все взрослое население выезжает на заработки в Италию или Россию. В результате дети остаются безнадзорными или на попечении родственников. Вот как объясняет журналистке свой вынужденный отъезд из Молдовы на заработки в Россию одна из матерей: «Ну, вот я буду сидеть дома и плакать с детьми, что нечего есть и обуть (т. е. нет обуви. – Я. Г.). И что? Лучше я буду плакать одна, там, ночью в подушку, а у детей здесь будут деньги».[473]
В настоящее время фактически рабский труд широко распространен в России за счет легальных и – в основном – нелегальных мигрантов из стран СНГ, особенно Таджикистана, Узбекистана, Казахстана, Молдовы, а также из Китая, Вьетнама, Афганистана, Северной Кореи, отчасти – из африканских и латиноамериканских стран. Условия труда и жизни рабов XXI века ужасны. Нередко их жизнь заканчивается самоубийством.[474]
Так, по данным одного из исследований в России, 80–90 % мигрантов принуждаются «хозяевами» к работе сверх положенного времени; до 90 % мигрантов не имеют оплаченных выходных, отпуска по болезни, иных социальных льгот; без оплаты труда или с неопределенными условиями и размером оплаты работают 25–47 %. К элементам рабского труда относятся: ограничение свободы и изоляция (25–30 % мигрантов); обман, угрозы, шантаж (27–35 %); принуждение к секс-услугам (25–30 % женщин); наличие долга работодателю (15–18 %).[475] Кроме того, множество трудовых мигрантов живут в ужасающих условиях, в бараках без электричества, без отопления, без канализации («удобства во дворе»[476]).
В связи с массовой миграцией в России начал формироваться институт «черного посредничества». Специальные агенты ездят по селам и городам стран СНГ (союз независимых государств, включающий ряд стран бывшего СССР), вербуя людей под предлогом «хорошего заработка» в России, а в действительности для занятия проституцией, тяжелым трудом в строительной отрасли с рабскими условиями труда, а иногда – и в качестве гладиаторов.[477]
Более того, существует практика продажи в рабство в современной… российской армии! Известны многочисленные случаи продажи офицерами солдат различным бизнесменам. Один из ставших известным случаев произошел в сентябре 2006 г., когда в городе Чита (Восточная Сибирь) офицер продал солдата своей воинской части местному предпринимателю за 35 000 рублей (около $1300). В результате солдат оказался в военном госпитале без ноги и без глаза, что явилось следствием рабской эксплуатации.
Это одна из наиболее скрытых и быстро развивающихся отраслей криминального бизнеса. Существует международный черный рынок «изделий» для трансплантации сердца, почек и других органов человека. В российской прессе изредка проскальзывают сведения о случаях продажи органов в стране и за рубеж. Было два-три случая, когда возбуждались, расследовались и доходили до суда случаи по обвинению медицинских работников в нелегальном изъятии органов у детей в целях продажи. Однако эти дела либо заканчивались оправдательным приговором, либо прекращались производством.
Мировые и национальные проблемы предупреждения и сокращения торговли людьми чрезвычайно сложны, хотя нормативная правовая база достаточно развита.[478]
Во-первых, этот вид криминальной деятельности один из наиболее скрытых, латентных. Достаточно отметить, что при значительной распространенности торговли людьми в России были зарегистрированы соответствующие преступления в 2001–2006 гг.: принуждение к изъятию органов или тканей для трансплантации (ст. 120 УК РФ) – в 2001–2004 гг. 0 преступлений, в 2005–2006 гг. – по одному преступлению; торговля людьми (ст. 127–1 УК) – 0 преступлений в 2003 г., 17 – в 2004 г., 60 – в 2005 г., 106 – в 2006 г.; использование рабского труда (ст. 127–2 УК) – 0 преступлений в 2003 г., 8 – в 2004 г., 20 и 19 – соответственно в 2005–2006 гг.; торговля несовершеннолетними (ст. 152 УК) – в 2001–2003 гг. соответственно 16, 10, 21 преступление, затем закон утратил силу; незаконное усыновление (ст. 154 УК) – соответственно по годам 2, 3, 0, 1, 7, 9 преступлений.[479]
Во-вторых, все формы торговли людьми – порождение экономических, социальных, политических процессов в условиях глобализации. Социально-экономическое неравенство различных стран и социальных групп – основной фактор human trafficking, так же как иных девиаций – преступности, наркотизма, алкопотребления, проституции и др. Ясно, что неимущие, «исключенные» нуждаются в средствах для выживания, другая часть населения – в деньгах для «лучшей жизни» («сладкой жизни»). Криминал пользуется этим, «обеспечивая» тех и других (и, прежде всего – себя) такими средствами.
В-третьих, торговля людьми в эпоху глобализации – относительно новая проблема. Привычные методы выявления, регистрации, профилактики, противодействия социальному «злу» в данном случае не срабатывают. Тем более важны национальные и межгосударственные (кросс-культуральные) исследования торговли людьми и выработка методов и средств противодействия этому.