Редко бывает, чтоб хороший стрелок оказывался столь же хорошим мечником, но Эрке – как раз из таких. Притом, что как о фехтовальщике о нем можно судить, как и о лучнике. Служи он в армии, он бы скорее нарвался на дисциплинарную казнь, чем на гибель от вражьего оружия – за пренебрежение к дисциплине. В рядах императорской армии, как ни странно, не любят слишком уж хороших мастеров меча. Такие в бою думают только о себе, не умеют или не желают соотносить свои действия с действиями товарищей, ломают строй, и их виртуозное владение оружием способно скорее подвести окружающих, чем помочь им. Но не сейчас. Эрке еще не выдохся, как остальные, движется легко и быстро. Если его противники были псами, травившими медведя, то теперь в эту свору словно бы ворвался волк. Чем-то его манера боя схожа с той, что использовал Варинхарий, но телохранитель, пожалуй, будет посильней интенданта, да и меч у него посерьезней, хоть и уступает в тяжести мечу Гордиана. Бельмастый одинаково удачлив и в нападении, и в защите, его удары точны и рассчитаны, удивительно, как он так наловчился при своем увечье.
Саки и Торк на своих постах не определились, что им делать, – у них стрелы еще остались, но уже темнеет, и при общей свалке во дворе в своих можно попасть с тем же успехом, как и во врагов. Но эти двое, в отличие от одноглазого, привыкли слушаться приказов, а приказов пока не следует.
Рох, размазывая кровь по лицу, привалился к воротам, он услышал бы, если б их все же начали ломать, но нет, ничего подобного. Те, за частоколом, сообразили, что если их соплеменники не открыли ворот, значит бой во дворе развернулся не так, как им выгодно. И они больше не стреляют.
За частоколом слышен пронзительный вопль. Здесь не все понимают язык степняков, тем более что единого языка там нет, сколько племен, столько и диалектов. Но, повернувшись, Торк угадывает то, что не смог разобрать.
– Они отходят! Отходят!
И отшатнулся, припал на ногу – перелетевшая частокол стрела вонзилась ему в бедро. Она была уже на излете, стреляли издалека, и рана была не слишком серьезна, но заставила Торка в голос выругаться от боли.
Те из кочевников, что еще оставались во дворе и были способны передвигаться, заслышав крики снаружи, не стали тратить сил на то, чтоб пробиться к воротам, а уцепившись за предусмотрительно оставленный на ограде аркан, поспешили убраться тем же путем, что и явились. Будь защитники меньше измотаны боем, демона с два бы это им удалось. А пока что лишь у Гордиана хватило сил и решимости рвануть вслед за ускользающей фигурой и вонзить меч в спину. Но это был последний из отступавших, остальные скрылись, а преследовать их не было ни сил, ни смысла. Однако Ланасса опустила руку, в которой сжимала флакон с ядом.
Ловкость Варинхария словно испарилась, он, спотыкаясь, шел через двор. Но шел целенаправленно, хотя могло показаться, будто его мотает из стороны в сторону. На земле осталось несколько кочевников, и Варинхарий разглядывал, нет ли среди них живых. Но если среди кочевников были раненые – наверняка были, – они сумели уйти, оставив только мертвых. Тот, кого последним поразил Гордиан, свалился наземь, лезвие прошло у него между позвонками, и Гордиан с усилием вытащил меч. Варинхарий нагнулся над степняком, проверил, жив ли, Гордиан предположил – чтоб добить, однако у интенданта были другие намерения.
– И что б тебе сразу его не прикончить, – пробурчал он. – Допросить бы хоть кого, что у них на уме, у кривоногих этих…
– А тебе бы все допрашивать, – огрызнулся Гордиан. – Во вкус вошел, тоже мне, дознаватель… а что у них на уме, и так ясно… Кто-нибудь понял, что они там орали?
– Я понял, – откликнулся Эрке. Он вытер лезвие, убрал меч в ножны. – Говорят, что отходят, но вернутся. И что лучше бы нам умереть сегодня.
Гордиан покачал головой. По правде, перевод и не требовался. Боль в руке, которой он почти не чувствовал во время боя, начинала донимать. Надо было перевязать рану.
Саки помогал Торку спуститься. Эрке также осматривал убитых, но с более приземленной целью – чтоб собрать то полезное, что с них можно взять. В первую очередь ему нужны были стрелы взамен израсходованных.
– Что с мертвяками делать? – спросил Саки. – Не оставлять же здесь валяться?
– Ворота открывать нельзя, – предупредил Гордиан и побрел в дом.
Варинхарий был с ним согласен, но и видеть пять трупов, раскиданных по двору, не хотелось.
– Саки, поди в конюшню, посмотри, как там конюх. Если оклемался уже, скажи, чтоб он с мальчишкой стащили покойников за сарай и прикрыли рогожей какой-нибудь. Потом решим, куда их…
Распорядившись, он последовал за Гордианом. Туда же заковылял Торк. Рох умывался у колодца. Перед тем, как войти, Варинхарий снова окинул взглядом двор. Какая-то смутная мысль терзала сознание, какое-то незаконченное дело… но он не в силах был вспомнить.
В здании гостиницы они позволили себе немного расслабиться. Женщины уже налетели на раненых. Ланасса и Нунна промывали рану Гордиана. Дуча помогала Клиаху извлечь стрелу из ноги Торка. Тот подвывал, перемежая стоны казарменной бранью, а Клиах, уже вполне справившийся со своими страхами, приговаривал: «Ничего, парень, кость не задета, она в мякоти застряла, сейчас-сейчас…»
Даже слепошарый сказитель помогал Боболону притащить с кухни еду. В общем, все были при деле. Варинхарий плюхнулся на скамью.
– Пить хочу, – провозгласил он в пространство. Да, подумал он, сначала пить, а уж потом есть. Боболон подал ему кувшин. Там оказалось холодное пиво, и Варинхарий приложился к нему с жадностью.
– И мне дай, – сказал Гордиан. С него уже сняли лорику, и он сидел в распахнутой рубахе, с завернутым над повязкой рукавом. Похоже, его лихорадило. А потом начнет знобить, после ранения-то, отметил Варинхарий. Но кувшин передал. Его подхватила Нунна и помогла офицеру напиться.
– Ну что, держимся пока? – спросил интендант, пока Гордиан пил.
– Держимся, – прозвучало это отнюдь не радостно.
– А что – у них пятеро убитых, у нас – ни одного.
– Зато у нас трое раненых… нет, четверо – конюх еще.
– Но тяжелых нет.
– Пока нет. – Больше Гордиан Эльго ничего не добавил, но Варинхарий угадывал его мысли. Еще одного такого же боя нам не выдержать, если пограничники не подойдут…
Ввалился Рох, прижимая тряпку к рассеченному лбу, и Ланасса приказала Нунне оставить в покое господина Эльго и помочь сторожу.
– Да ладно, – храбрился тот, – башка у меня крепкая, ничего мне не будет, а кто меня зацепил, тот сдох уже… вот теперь бы только пожрать, и совсем хорошо.
– А ежели ты такой крепкий, как поешь и отдохнешь, пойдешь стражу нести, – распорядился Гордиан. – А для начала на стражу выставим-ка вас, – он кивнул в сторону Клиаха.
Димниец ни стал возражать. Он прекрасно сознавал, что от него сегодня днем было меньше всего пользы, вытащить стрелу из раны Торка сумели бы и без него, и пока прочие отдыхают, кто-то должен нести дозор.
– Ладно, – продолжал Рох, – ежели вздремнуть дадут, потом можно и посторожить… к тому времени Огай с пацаном покойников приберут, право слово, нехорошо, что их полон двор, да еще в погребе…
Варинхарий вздрогнул. Он вспомнил наконец то, что пытался выловить из глубин сознания. Убийство мальчишки-шпиона… расследование… допрос и судилище… все это было только вчера. В мирной, относительно мирной жизни.
Сегодня поутру должна была состояться казнь. И кому теперь до этого дело?
Мышцы ужасно ныли, и вставать со скамейки не хотелось. Но Варинхарий приказал себе – немного позже, как только он поест и немного отдохнет, то навестит заключенных. Азат – крепкий парень, и может заменить Торка в бою. Его хозяин ни на что не нужен, и вообще, считай, покойник… но, может, и его как-то можно использовать. Если же нет – вытолкать его за ворота, пусть с ним кривоногие разберутся, избавят нас хоть от этой заботы.
Если ночью у нас будет на это время. Если будет хоть толика покоя.
А ночь уже, почитай, наступила, вытеснив сумерки. На смену слепящему осеннему солнцу выкатилась луна, тоже яркая, ледяная, мертвенная.
Эрке, стоявший посреди двора с пучком собранных стрел в руке, вскинул голову. Со стороны могло показаться, что он смотрит на луну. Но это было не так. Он не смотрел, он слушал, вернее, пытался расслышать, что происходит за частоколом. Степняки не могли уйти далеко, и в любой миг способны что-то предпринять.
Ветер доносит голоса – пронзительные, воющие. Но это не боевой клич. Может, в том отряде и в самом деле имеется шаман, и сейчас он призывает духов на помощь своим соплеменникам. А соплеменники ему отвечают. Или духи. А может, это степняки так поют.
Эрке стоит и слушает, и вспоминает другую песню, звучавшую в Степи трое суток кряду. Ту, которую пели собравшиеся в круг шаманы владычных кланов. Ту, которой внимало все племя – женщины, старики и дети. Ту, что убивает или сохраняет душу.
Димн
– Сейчас, когда фигура Тогона, первого Владыки Степи, потерялась в тени его сыновей, как-то забывают, что именно Тогон переломил ход боевых действий с империей. Нашествие Бото захлебнулось не только потому, что многие степные кланы его не поддержали. Бото во многом воевал по старинке – наскоком либо давя противника числом. Не то чтоб он не понимал необходимости перемен. Он первым попытался захватить укрепленный имперский город. Есть сведения, что его войско также пыталось действовать на новый манер, используя стенобитные машины. Но Бото слишком спешил, слишком полагался на привычную для кочевников внезапность нападения, и его люди просто не успели обучиться новым приемам. Тогон же тщательно подготовился к войне. И когда хлынула вторая волна нашествия, все пошло по-иному. Не только потому, что войска империи были порядком измотаны. Тогон вел планомерную осаду городов, он захватывал пленных не для продажи, а для земляных и строительных работ, к которым его соплеменники не были способны, – и если не одерживал таких блестящих побед, как Данкайро, то сделал все, чтобы эти победы стали возможны.