Вчера Гупта упоминал, что попутчиком будет, пока они следуют вдоль побережья. Это естественно. Сейчас они двигаются по территории, формально принадлежащей Димну, а следовательно, и Союзной империи. На самом же деле пустоши пока не подчиняются никому. Дальше, как известно, будут владения Герне – хотя до них еще ехать и ехать.
Гернийцы здесь удерживают лишь выходы к морю, вглубь материка им не продвинуться, а степняки к морю и не рвались никогда, за исключением краткого времени действий Данкайро. Поэтому между Герне и Степью сохраняется определенное равенство. А вот у Михаля могут быть совершенно другие интересы, в Степи они уже закрепились, но они также хотят быть морской державой. И, скорей всего, будут стремиться потеснить гернийцев.
По крайней мере, причина, по которой император отправляет посольство в эти края, начинает вырисовываться. Враг нашего врага – наш друг, не так ли? Но вот кто в данном случае наш друг, точнее, в меньшей степени враг? Может, это и предстоит выяснить Гупте, и миссия его носит не столько дипломатический, сколько разведывательный характер. И все непонятности в его поведении объясняются. Но все это лишь догадки, и каждая может оказаться ошибочной. И пока что доктор не видел, как использовать обстоятельства в свою пользу. Он лишь посмотрел в сторону моря, над которым парил в поисках добычи морской орел.
Гостиница «Лапа дракона»
– Вы же говорили, что они не станут нас поджигать! – в отчаянии выкрикнул Клиах.
Остальным было не до криков. Во дворе столпились все обитатели гостиницы, кроме разве что старика-сказителя. В холодном воздухе распространялись запахи дыма и мокрой паленой древесины.
Как и предвидел Гордиан Эльго, кочевники предприняли новую атаку поутру. Но на сей раз они знали, что могут получить отпор, и сменили тактику. Может, их шаман, пообщавшись ночью с духами, посоветовал это, а может, им не хотелось сложить головы до того, как будет захвачена добыча. Но с рассветом в стены палисада полетели стрелы, обмотанные горящей паклей.
Повезло, что часовой на крыше не дремал и успел криком поднять остальных. Стрелки – Эрке и Торк, смогли снять нескольких лучников. Прочие отошли назад.
К стрелкам присоединился Азат, выпущенный на волю – если это можно назвать волей. Остальные заливали огонь. Если вчера к колодцу по понятным причинам боялись подходить, то сегодня из него черпали вовсю. Не для питья же. Черпать приставили Боболона, на крышу влезли Нунна и конюхов мальчишка, им передавали ведра по цепочке. Не тушили пламя сказитель – по причине бесполезности, и Огай – поскольку он еще не оклемался. Общими усилиями удалось залить огонь до того, как он стал пожаром, а кочевники пока что остерегались идти в новую атаку. Но все слишком устали, чтоб радоваться. И когда Гордиан Эльго, удостоверившись, что прямая опасность миновала, отошел от ворот и вложил меч в ножны, димниец выпалил ему в лицо эти слова.
Вообще-то сомнения в том, что кочевники станут обстреливать палисад огнем, высказал собственный телохранитель Клиаха, а вовсе не пограничник. Но Эрке все еще был на стене, а Гордиан не понял, о чем речь, и не счел нужным отвечать. Зато подошедший Варинхарий вспомнил вчерашний разговор.
– Видать, сообразили, что припасы большей частью по подвалам хранятся. Пока поверху бы горело, они бы нас отсюда вышибли, а потом взяли бы то, что в погребе уцелело. Не свезло им, ветер сейчас в сторону их лагеря, а то разгорелось бы быстро…
Гордиан поднял голову:
– Ветер, говоришь? А что если он таков, нам пустить огонь навстречу? Мы так делали, когда припирало. Подожжем траву, она сухая. Пока огонь несет на кривоногих, успеем уйти.
Собравшиеся глянули на пограничника с надеждой, хотя каждому было ясно, что уйдут не все.
Варинхарий медлил с ответом. Он часто прибегал к уловкам, но привык иметь дело с человеческими слабостями, а не с силами стихий.
– Не займется, – отозвался Эрке, спустившийся во двор. – Мало травы, вытоптали вчера. А вот разозлим мы их пуще прежнего. Степь палить – это еще хуже, чем мертвецов сжигать.
– А что плохого в том, чтобы сжигать мертвецов? – спросил Варинхарий. Привычка собирать сведения пересилила усталость и страх.
Сожжение – традиционное погребение в империи. В Михале оно не то чтобы распространено, но чем-то дурным не считалось.
– У степняков нельзя, – пояснил одноглазый. – Если хоронить в земле, человек заново родится в своем племени. Ну, душа его туда перейдет. А если сжечь, то душу ветром унесет и она блуждать будет. А в племени кто-то может родиться без души. Гохарай называется.
– А траву не жечь почему? При чем здесь это?
– Да ни при чем. Это другое. У них же стада, табуны, у степняков. Если травы нет – бескормица. Траву только оседлые могут жечь, под пахоту. Значит, пастбища отнять хотят. Это как войну объявить, насмерть…
– Вот и славно, – хрипло сказал Гордиан. – Война уже идет. Если мы их припугнем, так даже лучше. Выволокем мертвяков за ворота, ветоши, дров туда же накидаем – пусть горят… Тем временем вырубим проход в палисаде с другой стороны и сваливаем.
На сей раз Эрке промолчал. Зато Варинхарий произнес:
– Выволочь, значит? А кто вытаскивать будет? Пристрелят же наверняка.
– Так со стены сбросим, нечего ворота отпирать. И факелами закидаем.
Такое предложение показалось Варинхарию уместным.
Ланасса, стоявшая рядом, промолчала. То, что при любом повороте событий она потеряет все, накопленное за целую жизнь, было очевидно. Но вот сохранить саму жизнь… возможно ли это? Да и стоит ли?
В империи учат, что благородный уход из жизни куда более достоин уважения, чем жалкое существование. Но на деле расставаться с этим существованием никто не спешит.
Причина, по которой Ланасса приучила себя к мысли, что, если понадобится, надо уметь быстро и безболезненно принять смерть, в корне отличалась от учений имперских моралистов. Но вчера она не приняла яд во время нападения кочевников, предпочитая выждать. Неужели желание выжить – сильнее доводов разума и силы воли? Или это как раз голос разума и есть?
Никто не спорил. Уж если даже интендант согласен… Ночь миновала, надежда на подход пограничников растаяла с утренним туманом. А жить по-прежнему хотелось.
– И вот еще что, – сказал Эльго. – Этот убивец в погребе… ему все равно подыхать. Пусть он мертвяков таскает и со стены сбрасывает. Подстрелят – не жалко.
Рох, ожидавший, что эту почетную обязанность свалят на него, ухмыльнулся.
– Верно! Нечего самим возиться. Нам еще силы пригодятся.
– Вряд ли он после допроса сдюжит, – заметил Варинхарий.
– Ничего. Знаю я таких гадов, они живучие.
– Пообещаем, что спасется вместе с нами – живенько забегает. – Варинхарий отринул сомнения прочь и произнес эти слова с излишней бодростью. Может быть, в первую очередь необходимой ему самому.
Торк и Азат, которые оставались на своих местах, прислушивались к разговору во дворе. А Торк еще и приглядывал за слугой купца. Бежать, конечно, тому некуда, да и вряд ли он шибко предан хозяину-живорезу, но кто его разберет. Ладно, хоть оба глаза у Торка на месте, не один, как у бельмастого. – присмотрим. Азат помалкивал и никак свое отношение к происходящему не выдавал.
– А все ж таки это лучше сделать, когда стемнеет, – продолжал Варинхарий. – Смешаются они, стрелять им труднее. Могут уйти.
– Сам понимаю, что ночью оно лучше. Только вряд ли они будут ждать до ночи. Да и ветер может смениться. Так что нечего медлить. Готовьтесь все. Интендант, тащи сюда нашего живореза. Саки, подсоби ему. Рох, берись за топор. Пусть конюх займется лошадьми. Если сам не может, пусть мальчонку кликнет. Остальные пусть горючку готовят.
– Идемте, – сказала Ланасса. – Тряпки, масло, щепа… все есть, всем будет дело.
Голос ее звучал глухо. Не от отчаяния – от усталости. После тушения пожара ломило все тело. Глупость какая… вот только что мы гасили огонь, а сейчас будем готовиться его запалить. Но уж лучше так, чем… она не позволила себе довести мысль до конца.
Хозяйка с девушками, Боболон и Клиах прошли в дом, а Огай, напротив, выполз во двор – Варинхарий, направляясь в погреб, успел передать распоряжение Гордиана. Конюх был угрюм и зверовиден больше обычного. Его шатало от слабости, но подручного он кликать не стал, побрел на конюшню. Можно не сомневаться, участь лошадей была для него важнее человеческой.
Короче, Гордиан Эльго мог быть доволен тем, как выполняются его приказы, Больше испытывать удовольствие было не от чего.
Огай не был единственным, кто появился перед пограничником, волоча ноги. Саки вытолкал из дома связанного Шуаса. Тот, глотнув воздуха, едва не упал, но устоял. Следом вышел Варинхарий. По физиономии его никак нельзя было прочитать, какой разговор состоялся у него с арестантом.
Шуас крутил головой, приглядываясь, принюхиваясь.
– Руки ему развяжи, – распорядился Эльго. Саки тупо моргнул выцветшими ресницами, и Гордиан раздраженно бросил: – Иначе как ему мертвяков таскать?
– Значит, сами решили? – сипло спросил Шуас, пока Саки пилил ножом веревки.
Гордиан не понял вопроса, но счел ниже своего достоинства уточнять.
– Получить силу. Кровь уже ушла в землю, ее нельзя использовать. Теперь вы хотите прах отдать ветру.
– Это он опять за свое, – с неохотой пояснил Варинхарий. – Про магию. Как только я ему сказал, что делать надо, он аж встрепенулся и обозвал это жертвой. И еще каким-то словом…
– Ничего у вас не выйдет! – оборвал его батниец. – Только я знаю! Только мне дано…
– Да заткнись ты и тащи мертвяков! Вон лестница приставлена к стене!
Шуас бросил на пограничника яростный взгляд. Глядя, как он волочит через двор труп кочевника, Гордиан вначале подумал, что погорячился. Нет, сама идея была правильной. Гордиан мысленно возблагодарил того, кто строил этот палисад и догадался сделать наверху нечто вроде помоста, где могли разместиться стрелки. Обычно при гостиницах такого не было, но, верно, строитель заведения – или его заказчик – хорошо знал жизнь на границе. Если б не это знание, возможно всем, кто здесь есть, вчера бы и конец пришел. Но по приставной лестнице, по которой легко взбирались ловкие и крепкие парни, человеку пузатому, обессиленному, да еще обремененному ношей, вскарабкаться почти невозможно.