Однако Шуас вовсе не пытался уклониться от задания. Дотащил окоченелый труп до лестницы, оставил там и вернулся за следующим. Двужильный он, что ли? После допроса с пристрастием, сутки не жрамши… ладно, нам же лучше.
На всякий случай, Гордиан крикнул:
– Эй, как тебя… Азат! Давай сюда, поможешь, – «своему бывшему хозяину» он не добавил. Азат понял и так.
Что ж, все делали свое дело. Ланасса вроде бы баба с головой, справится. Главное, чтоб ветер не сменился. Гордиан видел, что такое пожар в степи. Не зря кривоногие его так боятся. Правду бельмастый молвил… Между прочим, где он? Не видать. За дровами, небось, пошел.
Варинхарий тоже вернулся в дом, но вовсе не для того, чтобы исполнять приказания Гордиана. Хотя его действия также имели прямое отношение к подготовке побега. Он был занят поисками.
Ни на кухне, ни в зале человека, который был нужен господину Гаттала, не нашлось. Он обнаружился в коридоре, ведущем на задний двор. Том самом, где когда-то полусонная служанка ступила в лужу крови, с чего и начались все последующие нескончаемые бедствия. И это еще больше утвердило Варинхария в его подозрениях.
– Лучше сразу признайся, – сказал он.
– В чем?
После нападения кочевников в услугах сказителя не было нужды, и с ним никто не разговаривал. Он и сам никому не навязывался. А держался в стороне, чтоб не мешать. И сейчас изумленно замигал подслеповатыми глазами.
– Не придуривайся, старик. Или не старик ты вовсе? Мы уж поняли тут, что ты не дурак… а вот кто ты такой есть? Языком молотишь так, что всякий заслушается, шляешься в одиночку и безоружный там, где война начинается. Имени твоего никто не помнит. Слепыми глазами видишь то, чего зрячие не замечают. Так кто ж ты, а?
– Что это вам в голову взбрело, господин хороший? Ничего я от добрых людей не скрываю, весь на виду. Имя мое никому не надобно, вот и не помнит никто. А шляюсь там, где накормят, обогреют убогого, ночевать пустят…
– А не потому, что от службы спокойствия или жреческих коллегий прячешься?
– Да к чему мне скрываться от таких важных людей? Им и дела нет до меня…
Ночью, во время разговора с Гордианом, Варинхарий убедил себя, что предположение о том, будто сказитель не кто иной, как маг под тайной личиной, – бред и ничего более. Но теперь, когда сказитель повторял его же, Варинхария, доводы, этот ночной бред вдруг приобрел форму неоспоримой истины. Ну и что же, что совсем недавно Варинхарий думал иначе? Он не благородный аристократ, чтобы стоять на своем. За минувшие двое суток он менял мнение наверное, раз двадцать. Причем, когда положение еще не было безвыходным. А ночью еще оставалась надежда на то, что успеют подойти пограничники. Теперь надежды нет.
Гордиан использует последнюю возможность, чтобы спастись. Варинхарий понимал его, равно как понимал, что попытка использовать огненный вал в той же мере может погубить всех. Гордиан, как бы уверенно он ни держался, решился на это от отчаяния. Варинхарию также знакомо это чувство. И он также готов ухватиться за последнюю возможность.
– Что ты мне врешь, как дознавателю на допросе… Теперь твой колдовской дар никого не испугает. Смерть страшнее. Используй его, Привратник тебя побери!
– И скоро поберет, – смех старика напоминает всхлипы. – Мил человек, да если б у меня был такой дар, стал бы я здесь сидеть?
Этот довод приводил ночью Гордиан, его повторял себе сам Варинхарий, и то, что старик также прибег к нему, приводит Варинхария в бешенство, вопреки гласу рассудка.
– А может, тебя огонь не берет? И железо? Оттого-то тебе других и не жалко, переждешь и смоешься.
– Сам себе противоречишь, добрый господин. Если б я огня и железа не боялся, стал бы от жрецов бегать по диким степям?
– А вот это мы посмотрим… впереди всех тебя погоним, как прорываться начнем! Пошел вон из дома, и ежели силу свою не проявишь, сгоришь заживо!
Варинхарий орет в голос, наверняка его слышат в зале, но он ничего не может с собой поделать.
Его и в самом деле слышат. Ланасса видит на лицах Дучи, Нунны и Клиаха отблеск надежды. Нунна просто готова завопить: «Дедуля, помоги!» Ланасса грустно качает головой. Уж если Вари умом подвинулся, все, совсем дело плохо. Затем она уходит на кухню к Боболону, который извлек из своих припасов все, что может легко воспламеняться и жарко гореть. Частично жир и масло пошли на пропитку ветоши, что использована в изготовлении факелов. Остальное хозяйка и повар в горшках и сулеях выносят во двор, чтоб Гордиан распорядился ими, как сочтет нужным.
Он и распоряжается. Велит облить маслом трупы. Их и так-то таскать радости было мало, а теперь совсем пакостно. Но никто не возражает. Азат помогает бывшему хозяину затащить мертвецов наверх и перевалить через частокол. Торк, стоящий на страже, наблюдает. Если степняки смекнут что к чему, они немедля кинутся в атаку, и тогда – прости-прощай, хитроумный план. Поэтому Торк изо всех сил таращится в сторону, где виднеются фигуры всадников. Несколько воинов отделились от тех, кто расположился лагерем, несли дозор. Кружили, словно волки ввиду добычи, но с места пока не двигались. Даже тогда, когда трупы их сородичей шмякнулись о землю по ту сторону палисада. Следом полетело то, что должно было служить растопкой. Женщины во дворе запалили факелы.
– Командир, мертвяки слишком близко упали! – крикнул Торк. – Будем поджигать – и палисад подпалим!
Гордиан колебался лишь мгновение. Он не собирался здесь задерживаться, так пусть он к демонам и горит, этот палисад. Все равно не успеет заняться до того, как они уйдут… или успеет?
– Рох, бросай топор, открой ворота! Пусть наш убивец оттащит мертвяков от стены и подпалит траву.
– А вы меня назад не впустите, так? – прохрипел Шуас. Варинхарию на миг показалось, что он смеется.
Гордиан не ответил. Зато заговорил другой человек.
– Я пойду, – произнес сказитель. – Все равно от меня толку никакого, а так хоть помру с пользой. И на твоей совести это будет, рыжий! – Он больше не называет Варинхария ни добрым господином, ни «мил человеком».
– Моя совесть выдержит. – Варинхарий не верил, что старик умрет. Сердце его ликовало. Наконец-то он вынудил чародея показать свою силу!
Гордиан Эльго не понял последних слов. Но ему было все равно.
– Хватит копаться! Всем – в дело, пока кривоногие не спохватились!
Сказитель принял из рук девушек тлеющий факел и сулею с маслом. Рох и подбежавший к нему Клиах тем временем приоткрыли – не распахнули – створку ворот. Потом Рох поднял топор, валявшийся на земле, и бросился к противоположной стене – рубить выход.
Торк со стены и прочие сквозь проем ворот видели, как старик, спотыкаясь, побрел к сваленным у стены телам. Швырнул вперед факел, грохнул об землю бутыль и начал подтаскивать трупы к разгоравшемуся пламени.
Со стороны лагеря кочевников раздался пронзительный вой. Они увидели двойное кощунство – огню предавали степь и тела сродников. Вой мешался со стуком топора, рушащего стену.
Гордиан схватил под уздцы коня, которого подвел ему Огай.
– Уходим сразу, как будет пролом. Мы с Торком впереди, бельмастый пусть прикрывает!
Торк спустился со своего насеста по лестнице, Азат просто спрыгнул.
Клиах, взобравшись на своего коня, подтянул в седло Нунну. Ланасса и Дуча поместились на одной лошади. Хозяйка понимала, что никто из тех, кто способен сражаться, не может обременять себя лишним седоком, и не собиралась навязываться никому, даже Варинхарию.
Но михальский шпион, хоть при случае не боялся вступить в драку и неплохо управлялся с оружием, что и доказал вчера, не спешил подняться в седло. Как завороженный он смотрел за тем, что происходило за воротами.
Кочевники сорвались с места и поскакали к гостинице.
Трава, как и предсказывал Эрке, разгоралась плохо, но черные клубы дыма, гонимого ветром, мешали приблизиться, и одни всадники порскнули в стороны, другие придержали коней.
Сказитель, поднявшись на ноги, бессмысленно крутился на месте, вместо того чтобы бежать к воротам. Махал руками, отгоняя дым, или… Если представить, что он гнал его в сторону врага?
Как будто следуя догадкам Варинхария, огонь наконец занялся, взметаясь, выше, шире, грозя стать валом, готовым захлестнуть атакующих.
– Сейчас… – бормотал Варинхарий, – сейчас…
Они не могут преодолеть стену огня, и ветер кружится, поднимается сильней, взметая в воздух тучи искр. Кто способен знать, что это – военная хитрость опытного пограничника или уловка чародея?
Старик тянет руки перед собой, косматые седые волосы треплет ветер – или дыхание огня, он словно отбивается от незримого противника, и Варинхарий готов поверить, будто так оно и есть… до того мгновения, когда стрела не вонзается в грудь сказителя и он не заваливается наземь.
Как же это может быть? Неужели Варинхарий ошибся, и не был старик никаким чародеем? И все его странные движения – не магические пассы? Просто полуслепой сказитель не видел в дыму, куда идти, и топтался в растерянности, шаря по воздуху руками, ловя опору, которой не было?
Но предаваться потрясению некогда, и пока сказитель – чье имя так навсегда и останется неизвестным, в последний раз дергается среди дымящейся травы и затихает, Варинхарий уже бежит назад, к лошадям, чтобы поспеть к прорыву. Дым заслоняет солнце, удивительно, как быстро это случилось. Гаттала хотел, чтобы прорыв отложили до сумерек, вот сумерки и настали прежде времени, и никакой магии для этого не надобно, только дымовая завеса, закрывающая небо. Мгла мешала Варинхарию разглядеть, кто тут есть, он слышал только голоса – пронзительные, грубые, рыдающие, и видел своего коня, которого держал Саки. Вскочив в седло, он устремился вслед за Гордианом и Торком.
Гордиан спешил не потому, что так рвался быть впереди всех. Он отметил то, чего еще не понял менее сведущий в приметах пограничной жизни Варинхарий. То, чего он опасался больше всего, – ветер сменился. Теперь огненный вал покатится в другую сторону. Они окажутся в ловушке, и надо вырваться из нее, пока есть возможность.