И все же Кеми пропустили. Он нисколько не был похож на этих людей – рыжих либо белобрысых, облаченных в войлок и кожу. Выглядел как презираемый ими оседлый житель, то есть раб. А при лагере имелись рабы, и обращать на них внимание было ниже достоинства свободных воинов.
Костров было не так много, как ожидалось в таком большом лагере. Причина все та же – нехватка топлива. Его берегли только для приготовления еды. А греться… воин степей не так изнежен, чтоб нуждаться в огне, дабы обогреть свое тело. Он спит на земле, подложив седло под голову, и, если надо, будет есть мясо сырым, лишь бы оно было, то мясо. Такова доблесть степняка.
Но доблесть доблестью, а если выпадала возможность посидеть у костра, они спешили ею воспользоваться, и неважно, ради чего тот костер разведен – готовится ли там ужин – рубленая конина, просо и коренья – для вождя клана и его побратимов, варится дурманное питье для шамана или чужаки из Батны устраивают походные кузницы, чтобы сооружать свои непонятные орудия. Кто не спит и не в дозоре – потянется к огню, и самым достойным дадут место, чтобы послушать сказителя или певца.
Но мальчику не было дела до сказаний степей, его уху были чужды здешние песни, даже вой волков и лай лисиц показался бы мелодичней. Ему нужен был огонь как таковой, и к огню он пытался пробиться. Но шляться рабу по лагерю – это одно, а проталкиваться туда, где сидят уважаемые люди, – совсем другое. Парню бы вломили – не со зла, а для порядка, но тут внимание привлек мешок, который он тащил.
Ротескальк с досадой взирал на это глазами Кеми. Нет, жрец не остался в городе, за безопасными стенами. Он не был уверен, что на большом расстоянии сможет постоянно приглядывать за Кеми и управлять его действиями. Он не только присоединился к агентам службы спокойствия, которых возглавил сам куратор, но привел с собой троицу послушников. По его уверению, они прошли достаточное обучение, и если кто из шаманов орды почувствует присутствие посторонней воли, сумеют оказать противодействие. Ансгар выслушал это объяснение недоверчиво, но, взглянув на крепких парней в серых робах, решил, что по крайней мере в качестве бойцов лишними они не будут. Доходили до него кое-какие слухи об умениях некоторых служителей богов. Ротескальк эти слухи отрицал, но он поначалу отрицал и то, что его коллегия пользуется ядами. С зажигательной смесью при штурме, опять же, кто управлялся? Не эти ли парни?
В любом случае, Ансгар считал, что должен проследить за происходящим. Предупрежденная Мемноном стража выпустила их через потайной вход в Восточной башне, и сейчас небольшой отряд таился в тени укреплений.
Все начиналось вполне благополучно, так, как рассчитал Ротескальк… но Ансгар, обладавший большим практическим опытом, мог бы ему сказать, что никогда все в точности по расчетам не получается. Теперь Ротескальк мог в этом убедиться. Кеми бился в лапах кочевников. Будь он в своем уме, попытался бы убежать или лишился бы от ужаса сознания, но сейчас он силился вернуть мешок, который у него отобрали.
Конечно, туда заглянули, экстрагированный порошок, рассыпанный по мелким полотняным мешочкам – таким, чтоб их можно было швырять в огонь, осмотрели и обнюхали. На язык не пробовали, на это ума у них хватило. А унюхать ничего не могли – порошок оказывал действие только при горении.
Все что-то орали, но Кеми не понимал языка, как и Ротескальк.
А потом среди воинов появился человек, явно к ним не принадлежавший, хотя и одетый в степняцкий кафтан и меховую шапку. Весь какой-то мягкий, округлый, с одрябшими щеками и вислыми усами. Батнийцы на возрасте часто бывают такими. И узкие темные глаза его смотрели так пристально, что, казалось, могли бы дырку просверлить в бронзовом щите. И не нужно было знать язык, чтобы понять, кто это.
Бото сам на шум не выйдет, а вот советник его из своей берлоги непременно вылезет. И Саба – единственный в лагере человек, способный понять, что такое принес полоумный мальчик.
Он взял у кого-то из воинов мешочек с лиловым порошком, понюхал. Глазки его превратились в подлинные щели.
Привратник побери! Мы только что отдали наше оружие в руки врага.
Но еще не все было потеряно. Нет, Ротескальк не собирался признавать поражения. Кеми оставался его орудием. Он не чувствует страха, не чувствует боли. А значит, надо использовать все силы, чтобы орудие исполнило, что должно.
Никто не ожидал, что мальчишка сумеет разбросать двух взрослых мужчин, державших его, и волком метнется к занятому исследованием Сабе. И Саба не сумел бы оказать сопротивления, он даже не успел бы отскочить, при своем сложении Саба ловкостью в движениях не отличался.
А вот телохранители, приставленные к нему Бото, дело свое знали, и один из них огрел Кеми по лбу рукоятью меча. Лунная Хозяйка знает, почему просто не снес башку с плеч. Может, просто мараться не захотел.
А потом…
Ансгар озадаченно смотрел, как Ротескальк валится на колени, цепляясь обеими руками за голову, как кривится его лицо, из глотки вырывается хрип. Отвлекшись на жреца, он упустил из вида вражеский лагерь. И без того видно, что его преподобие просчитался, что-то пошло не так.
Послушники, доселе сохранявшие полную невозмутимость и каменное выражение на физиономиях, завопили.
Они не могли видеть, как оглушенный мальчишка, который должен был упасть на землю, выпрямился и простер руки к черному небу. И оно заполнилось хлопаньем гигантских крыльев.
«Он же обещал, что не сойдет с ума, что мы все сохраним здравый рассудок!» Ансгар, как и его спутники, теперь тоже видел огромную жуткую тварь, кружившую над лагерем противника. Тварь, чьи крылья заслоняли луну. Такое и впрямь могло привидеться только в бреду. Но Ротескальк, пообещавший, что свихнутся только степняки, корчился на земле, его помощники пребывали в страхе и растерянности, и, что хуже всего, Ансгар сам не знал, верить ли глазам своим.
Он ведь трезвомыслящий, опытный человек, он знает – чудовища давно вымерли, а то, что называют чародейством, – всего лишь следствие дурманных снадобий и внушения. И это видение – тоже порождение демонского зелья. Дым развеялся в воздухе, и мы, незаметно наглотавшись его, видим то, чего нет. Но есть старинный способ избавиться от наваждения, вернуть ясность зрению.
Ансгар зажмурился, сильно надавил пальцами на глазные яблоки. Потом открыл глаза.
Тщетно.
Чудовище не исчезло.
В отличие от имперцев жители степей прекрасно знали – чудовища существуют. Показываются они редко, увидеть, а тем более, призвать их может не каждый – так для того есть шаманы.
Насчет того, можно ли убить чудовище мечом, или осыпать его стрелами, или для этого потребно применить колдовство, – разное рассказывают в племенах. Кое-кто придерживался мнения, что лучше всего справиться с летучей тварью – просто сбежать и спрятаться.
В лагере все эти способы пытались применить одновременно. Стреляли в небо, били в бубны и колотушки, ныряли под навесы и в шатры. Потревоженные кони бесились и вырывались из загонов. Короче, там царила такая неразбериха, какую могло вызвать нападение неприятеля. Про снадобье из Шенана все забыли. Саба тщетно пытался навести вокруг какой-то порядок, но его подхватили бегущие к шатру Владыки воины. Кто-то в общей суматохе разворотил костер, пытаясь отпугнуть порождение зла огнем. Угли покатились по земле, пламя по ним перебралось дальше, жадно слизывая все, что могло захватить, и дотянулось до брошенного мешка Кеми.
Так исполнилось то, что задумал Ротескальк. Хотя и не совсем при тех обстоятельствах, какие представлялись жрецу.
Крылатое чудовище в небе исчезло так же внезапно, как появилось. Ансгар мог радоваться – он не сошел с ума, это было лишь видение. Но на радость не было времени. Судя по всему, среди степняков и вправду начались стычки, хотя, может быть, и не превратившиеся в побоище, как мечталось Ротескальку. Но вот если привлеченные шумом подтянутся кочевники, занявшие позиции с другой стороны…
Рассиживаться нельзя. Он велел оклемавшимся послушникам грузить преподобного на коня (те безропотно подчинились), поднялся в седло сам. Приказал Дзато и еще четверым подобраться к лагерю.
– Рожи обмотать тряпками, чтоб не надышаться этой дрянью. Если есть возможность – доберитесь до Сабы. Нет – просто поджигайте все, что горит. – Остатки горючей смеси им тоже передал Ротескальк. Он же предполагал прикрывать отряд от действий снадобья, если Ансгар решится на диверсионную вылазку. Но пока жрец не пришел в себя. И лезть в пасть к волку было неразумно.
Но вот если вывести в поле легионеров – а они наверняка уже подняты по тревоге…
– Возвращаемся в город. Немедленно.
Мемнон успел спуститься с башни, и к тому времени Ансгар со своими людьми вновь оказался под защитой стен и ждал его у подножия.
– Что это было, куратор? В небе… и сейчас…
– Все идет, как задумано. – Лучше не говорить Мемнону, что видение появилось само собой. – Правда, преподобный несколько пострадал. Дикари взбесились, как и ожидалось. Если мы сейчас ударим, то…
– Нет. – Мемнон не дал ему договорить.
– Но почему? Сейчас самое время.
– Я тут решаю военные вопросы, а не вы, куратор Леопа. И мой долг – охранять город. Часовые на западных и северных башнях передают – замечено передвижение противника. И мой долг – охранять город. Гарнизон уже поднят и способен отразить возможную атаку. Я все сказал. Ступайте, куратор, я должен вернуться к своим обязанностям.
Ясно. Парень струсил. Причем испугался он не кочевников и не наместника. Он боится того, что Целла не простит посягательств на его полномочия.
А ведь мы могли бы сегодня ночью покончить с врагом.
Если бы Целла не захотел погеройствовать вокруг этого обоза. Остался бы в городе – и впрямь стал бы героем, разбившим осаду Шенана. Почему все так по-дурацки складывается? И с Целлой, и с Ротескальком… А где он? Не видно, и его послушников тоже. Не иначе, уволокли врачевать наставника. Что ж, нечего сетовать.