Но те уже знали, Привратник их знает, откуда. Вроде и не ездят они далеко, а поди-ка ты, какая-то птица на хвосте принесла. И когда узнали, уже успели и порыдать, и кулаками постучать. А потом принялись готовиться к обороне. При удаленности от Михаля уходить было не менее опасно, чем оставаться. Недавняя война Рисэя с Димном обошла их стороной, бои проходили ближе к Димну либо побережью, и это внушало надежду, что и тут все обойдется. А если и нет – поселенцы были не трусливого десятка. Да, земля, за которую они так уцепились, не была изначально их родиной. Но эта земля не облагалась налогом, а это много значит для тех, кто понимает.
Мужчины в Горелом Логу – так называлось селение – не только пахали, но при необходимости могли взять в руки оружие. А жены их, в основном, взятые из кланов, способны вспомнить, что умели ездить верхом и стрелять. Дома здесь были прочные, в каждом можно было держать оборону. А когда прибыли комиты, народ воспрял духом. С такими-то молодцами ничего не страшно.
Келлах понимал, что они не правы. Его отряд способен противостоять кочевому клану, пошедшему в набег, но если, как в давние времена, кланы соберутся в орду, тут ничем не поможешь. Однако Келлах надеялся, что если до этого дойдет, они узнают заблаговременно, чтоб уйти и этих дурней, что в землю вцепились, по возможности увести.
А жалко, если вдуматься. Неплохое местечко, несмотря на уродское название. Здесь можно увидеть то, чего в этих краях почти что не водилось, – деревья.
Михаль – страна по преимуществу лесистая. Выходцы оттуда новые леса насадить, разумеется, не собирались. Они свои-то вырубали, чтоб расчистить места для городов и пашен. Но все же, отправляясь в новые края, везли с собой саженцы, и за те десятилетия, что они осваивали здешние земли, эти саженцы принялись и поднялись. Дома поселенцев окружали сады, от пыльных ветров их защищали высаженные у дорог тополя. Еще несколько десятилетий мирной жизни, и Горелый Лог мог бы стать городком. Ничего, конечно, общего не имеющим с имперскими городами с их строгой планировкой и обязательными укреплениями. Дома раскиданы как попало, строятся, как умеют, до укреплений руки еще не дошли. Зато земля родит в изобилии. Подумать только, до войны считалось, что здешняя земля – скудна! Работать на земле уметь надо, вот что. Благо рядом есть речушка и несколько родников, и здешние жители постарались, чтоб даже в засуху поля их и сады недостатка в воде не испытывали. И нет над ними никого, кто брал бы плату за использование колодезной и речной воды.
Жаль только, что десятилетий мира им никто гарантировать не может.
Хочешь мира и покоя – оставайся в Михале, терпи господ и налоги. А свободы и землицы захотел – будь готов, что всегда можешь эту свободу и землю потерять. Вместе с жизнью.
Пока же жизни можно было радоваться. Комитов разобрали на постой. Не каждому найдется удобная постель, не всякому ее согреет смазливая вдовушка – вдовы здесь, если они не совсем уж дряхлые старухи, замуж по новой выскакивали быстро, даже с целыми выводками детей – дети, это ж в работе подспорье, и жена с этаким приданым даже больше ценится. Но и такая ночевка лучше, чем под открытым небом. А уж насчет поесть-выпить народ расстарался. Закололи бычка, хозяйки выгребли, что было в закромах. Если придут враги и все же надо будет убегать, оно ж пропадет, так нечего жадничать (потом они об этом пожалеют, но не нынче вечером). А уж насчет выпивки… завидуйте, горожане! Вина здесь, правда, не водилось, но пиво варили, и не хуже, чем то, что идет на продажу. А какой сидр делали – украшающие поселок сады были не для красы.
Короче, вечер после прибытия комитов в деревню стал настоящим праздником. Келлах предупредил своих парней, чтоб не ужирались в хлам, не затевали драк и не заваливали девок силой. Им придется пробыть в Горелом Логу какое-то время, и лучше за это время не заводить здесь врагов.
Ни один дом в поселке не мог вместить столько народа. Угощение устроили на площади Горелого Лога, а когда все вдоволь наелись, устроили танцы. Настоящих музыкантов из тех, что играют на цитрах и виолах, тут не водилось, но кое-кто умел свиристеть на дудках, еще притащили обтянутый кожей барабан, явно попавший сюда с какого-то кочевья, и для веселья этого было достаточно. Плясала, конечно, молодежь, остальные продолжали выпивать, пока что чинно.
Келлах, разумеется, оставался за столом. По правую руку от него сидел Фритус, местный староста – крепкий, дочерна загорелый мужик с бородой то ли белой, то ли уже седой, по левую – отец Орто, миссионер, мелкий и юркий, несмотря на изрядный возраст. Фритус, разумеется, допытывался, чего ждать впереди, Келлах отвечал неопределенно, но заверял, что комес о них не забудет (в это он сам хотел бы верить). Заодно предупредил о гернийцах, что могут тут шляться.
– С чего бы? – удивился Фритус. – Вроде не воюем с Герне, разве нет?
У Михаля были не лучшие отношения с королевством Герне, это знали даже в таком отдаленном от метрополии селении, так что у вопроса был резон.
– Не воюем, – успокоил его капитан комитов. – А это просто бродяги. Но могут и ограбить честных людей. Правда, немного их.
– Пусть только сунутся, – пообещал Фритус. – В землю вобьем.
Кулачищи у него были здоровые, но с гернийским пиратом он вряд ли справится. Хотя кто его знает, подумал Келлах, проследив за его взглядом. Староста смотрел на совсем юную рыжую девицу, которая отплясывала с одним из комитов. Наверняка дочка. И судя по цвету косиц, матушка у нее из Степи родом.
Кочевники, чья жизнь была сурова, к детям относились не как землепашцы. В трудное время дети – не помощники, а лишние рты. Прежде, когда случался голод, от младенцев избавлялись, просто относили в степь. И первыми на очереди были девочки. Нынче и погода, и нравы смягчились, детей перестали убивать, но дочери по-прежнему оставались лишними ртами, только теперь от них можно было избавляться, не убивая. Их охотно отдавали в жены поселенцам за небольшой выкуп.
А поселенцы за своих детей, как и за свою землю, будут драться жестоко, так уж устроены эти люди.
Фритус, как оказалось, мыслил не о дочке. Широко мыслил староста Горелого Лога.
– Сколько ж народу собралось на этом куске земли? Наши, имперцы, степных племен столько, что со счету собьешься… а теперь еще и гернийцы лезут. И всем чего-то надо…
Отец Орто наставительно поднял палец:
– Если с той только целью пришли мы в Степь, чтоб дикие племена и варвары-северяне приобщились к мудрости Канона, одного этого достаточно, чтоб доказать промысел богов, ибо столь многочисленные люди приобщились к истинной вере, которая в противном случае осталась бы им неизвестной… ик!
Уже надрался святой отец. И когда успел? Не иначе, на миссионерскую стезю сподвигло его пьянство, которое не пожелали терпеть в михальских храмах и монастырях. Иначе как бы здесь оказался проповедник, изъясняющийся, как по писаному?
– И помяните мое слово, – дребезжащим голосом продолжает миссионер, – именно сила, заключенная в священных книгах Канона, принесет мир в эти края…
– Пока что до мира далеко. Даже среди своих. – Келлах успел заметить, как в дальнем углу площади мечутся люди отнюдь не в танце, оттуда доносятся выкрики и звуки ударов. – Пойду-ка я разберусь, брат Фритус. Если надо, и силой оружия.
Капитан комитов направляется в сторону дерущихся, не выпуская из руки кружки с сидром – уж больно он здесь хорош. А если надо, он этой кружкой по башке буянов вразумит, и меч не понадобится.
Однако, похоже, Келлах слишком привык видеть опасность везде. Даже там, где ее нет. Сейчас, по крайней мере. То, что предстало его глазам, было не настоящей дракой. Арво и один из местных парней то ли сражались на спор, то ли молодой землепашец попросил проверить, годятся ли здешние для боя. Дрались они без злобы, это опытный человек сразу мог бы подметить, а прочие подбадривали их свистом и хлопали в ладоши.
Если б они бились на мечах, даже тренировочных, тут бы поселенцу не удалось продержаться против комита дольше нескольких ударов. Но они дрались на шестах – исконно михальское развлечение. Такой забавой благородные господа пренебрегают. Зато крестьяне, пастухи, погонщики скота нередко тешатся ею на праздниках. Ведь для того, чтобы добыть благородное оружие – меч, булаву, – нужны деньги, а шест можно вытянуть из любой изгороди. В степи, конечно, с изгородями дело обстояло похуже, чем в лесных михальских деревнях, но только не в Горелом Логу. Так что сыновья поселенцев перенимали это искусство у своих отцов. Что до комитов, то многие из них, если не большинство, по происхождению были те же михальские простолюдины, которые также были причастны к такому развлечению. Поэтому противники бились на равных. Ну, почти на равных.
Шесты крутились в руках противников, оба, отбивая и нанося удары, перехватывали шесты, перебрасывая из одной руки в другую, отжимали оружие соперника. Парни явно выпили меньше, чем святой отец, и не делали попыток нанести удар туда, куда по условиям таких поединков бить запрещено – в пах, например. Иначе игра превратилась бы в настоящую драку.
Так что Келлах, успокоившись, отступил в проулок между домами, чтоб его не толкали, не мешали спокойно допивать сидр.
– Орда придет – они и от нее будут палками отмахиваться? – спросил голос из густой тени, которую отбрасывала соломенная крыша.
Другой человек на месте Келлаха поперхнулся бы, а то и выронил кружку. Но капитан привык к выходкам Йолы. Он допил сидр и только после этого сказал:
– Против разбойников такое оружие отлично помогает.
– Знаю, видела.
– Орду ты тоже видела?
– Пока нет. Но большой отряд степняков идет к долине Вассапа.
– Про этих знаю. А что островитяне?
– Они отказались прийти, Келлах. Хотят вернуться к себе до зимних штормов.
– А как же их кровная вражда с гернийцами?
– Они отправили на берег какого-то парня из команды. Он пообещал, что сам разберется с уцелевшими.