. Я сделал вторым, а Катя задержалась, но в конце концов и у неё получилось. Мы сравнили результаты, и они у всех троих оказались одинаковыми:
По этому дереву легко было вычислить новые коды для каждого символа. Надо было только всегда помнить, что линия налево обозначает «0», а линия направо — «1». Так что, например, букве «Р» соответствовал код 00011, а букве «З» — 101110. В итоге у нас получилась вот такая таблица:
После этого папа предложил:
— Теперь давайте возьмём какое-нибудь сообщение и сравним его длину в трёх наших кодировках. Я посчитаю длину для самой первой кодировки, Екатерина — для кодировки из сна Кирилла, а Кирилл для только что построенной. А в качестве сообщения возьмём такую фразу: «На колоссальной дощатой террасе близ палисадника веснушчатая Агриппина Саввична потчевала исподтишка коллежского асессора Фаддея Аполлоновича ветчиной, винегретом и другими яствами под аккомпанемент виолончели и брандспойта».
Мы с Катей переглянулись. Отец явно наслаждался нашим впечатлением и смотрел на нас, широко улыбаясь. Я сказал:
— Папа, я половину слов не понял, а вторую половину не расслышал. Что ты такое придумал?
— Это фраза для проверки грамотности. Я своим сотрудникам устраиваю такие диктанты, чтобы не расслаблялись.
— Может быть, что-то другое попробуем закодировать? А то мы до вечера провозимся.
— Хорошо, давайте другое. Предлагаю такое сообщение: «ЗАВТРА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ДНЯ МЫ СОБЕРЁМСЯ ВТРОЁМ И ОТПРАВИМСЯ НА ГАРЕТОЕ ПРОВЕРИТЬ КАК ТАМ ВОДИЦА». И при этом подсчитаем только буквы, не будем считать пробелы.
Это была прекрасная фраза — не только своей простотой, но и обещанием интересного завтрашнего дня. Мы с энтузиазмом принялись за работу.
Конечно, папа подсчитал число бит самым первым. Ему и нужно-то было только умножить количество символов в сообщении на пять. А вот мы с Катей помучались. В итоге получилось так:
Пятибитный код: 485 бит.
Код Шеннона — Фано: 373 бит.
Код Хаффмана: 375 бит.
Папа озадаченно покачал головой и сказал, что иногда такое происходит, поскольку для некоторых редко используемых букв код Хаффмана использует более длинные последовательности бит, нежели код Шеннона — Фано, и, похоже, это как раз наш случай. Однако это упражнение показало нам, что два кода, которые папа назвал «сжимающими», действительно позволяют использовать меньше бит для передачи сообщений.
Незаметно за всеми этими занятиями наступили сумерки. Мы с папой пошли проводить Катю до дома. Мы припозднились — Катина бабушка уже места себе не находила. Папа долго извинялся и пообещал впредь следить за временем, а Кате поручил научить бабушку пользоваться телеграфом. На этом мы и расстались.
Глава 6
Как и планировалось, сразу после завтрака мы сели на велосипеды, заехали за Катей и отправились на Гаретое. Ехать надо было порядочно, но расстояние мы преодолели быстро — и нам открылась водная гладь, с которой не мог сравниться ни один пруд в селе. Папа сказал, что это торфяное болото, каких много в округе, а название своё оно получило из-за того, что в своё время весь торф здесь выгорел. Теперь тут довольно чистая вода, а поскольку деревенский скот сюда не доходит, местные жители предпочитают купаться в Гаретом, а не в прудах.
Вода оказалась не то чтобы тёплой, но и не холодной. Болото было совсем неглубоким, так что солнечные лучи хорошо прогревали воду за день, но утром было зябко. Папа же сказал, что иногда под вечер вода здесь становится тёплой, как парное молоко.
Мы решили окунуться. Я забрел далеко от берега, но вода была мне только до пояса. После этого папа сказал, чтобы я не шел дальше, потому что там могут быть омуты. Сам папа поплыл к тростнику, стоявшему стеной метрах в пятидесяти. Мы с Катей начали брызгаться, но вскоре это нам наскучило, так что мы вернулись к берегу.
Отец притащил из тростников какой-то жёлтый цветок на длинной мясистой ножке и вручил его Кате. Та с улыбкой поблагодарила, но тут вдруг взглянула на меня и страшно завизжала. Даже лицо у нее побелело от ужаса. Мои барабанные перепонки готовы были лопнуть. Отец подскочил ко мне и снял с моей левой ноги чёрное склизкое существо.
Я обернулся и увидел, что по моей ноге потекла струйка тёмно-красной крови. Тут уж я и сам испугался. Папа раскрыл ладонь: на ней сжимался и извивался жирный чёрный червь. Катя продолжала визжать. Отец цыкнул на неё, и это помогло.
Это была обыкновенная конская пиявка. Спасибо отцу — не предупредил нас, что это болото просто кишит пиявками, и именно поэтому домашние и дикие животные не заходят в эту воду.
Я попытался остановить текущую кровь, но у нас с собой не было ничего подходящего. К тому же папа сказал, что кровь так просто не остановить, ведь пиявки впрыскивают в ранку химическое вещество, которое не позволяет крови сворачиваться (я, конечно, не запомнил названия). Чтобы остановить кровь, надо нейтрализовать это вещество или подождать, пока организм сам справится.
Но организм справляться не хотел, кровь всё сочилась и сочилась. Папа достал из своего рюкзака, который он всегда возит с собой, бутылку воды. Потом нашел в траве несколько широких листков подорожника. Он вымыл их водой из бутылки, потом один дал мне и велел изжевать его в кашу. Я сделал это без всякой охоты: на вкус лист был горьким и неприятным. Я выплюнул кашицу на второй лист подорожника. Папа приложил это безобразие к ране на моей ноге и привязал нитками, которые тоже достал из рюкзака.
И вот мы отправились назад. Ехать я так и не мог, так что мы пошли с велосипедами пешком. Оказалось совсем близко до Конторской улицы, и мы зашли к тёте Кате, у которой нашлись йод и бинт. К этому времени кровь уже почти перестала течь, но папа все равно обработал мне рану.
Из дневника Кирилла:
17 июня. Вообще я очень зол на папу. Мне кажется, что он специально не предупредил нас, что в этом болоте много пиявок. Из-за этого всё и случилось. Теперь у меня жутко чешется нога вокруг ранки, но я боюсь сорвать болячку, а то опять кровь будет течь и не останавливаться.
А вообще глупо получилось. Интересно, почему пиявка присосалась именно ко мне? Ведь папа вообще плавал далеко, к тростнику и полностью погружался в воду. Вероятно, причина в том, что он разгонял воду вокруг себя, а мы просто брели спокойным шагом.
Но что-то больше купаться там не хочется. А где купаться, если другие водоёмы грязные?
На следующий день папа снова предложил поехать на Гаретое, но мы с Катей дружно отказались. Папа, конечно, засмеялся, но настаивать не стал. Вместо этого он предложил сделать плот. Это было уже интересно.
У нас накопилось примерно двадцать пустых пятилитровых бутылей из-под воды, и я всё не понимал, зачем папа их копит, собирая в подсобке. Теперь всё встало на свои места. Получается, он всё опять спланировал со своей непременной расчётливостью.
Папа, как обычно, нарисовал чертёж будущего плота и рассчитал количество «стройматериала». Оказалось, что нам потребуется не менее тридцати бутылей, а столько мы ещё не использовали. Но все же мы начали делать плот.
Для этого мы нашли два толстых бревна, от которых пришлось отпилить лишнее. Оба бревна мы отвезли на машине на болото. Там же мы собрали доски, которые должны были стать нижней и верхней поверхностями плота, и все пустые бутыли.
К брёвнам прибили доски так, чтобы получился самый настоящий плот. Верхние доски лежали практически вплотную — мы оставили лишь маленькие зазоры, потому что доски распухнут от воды. А вот на нижней поверхности расстояния между досками были широкие. Внутри между досками мы разместили плотно закрытые бутыли. После этого к торцам брёвен прибили по доске, чтобы бутыли не выскакивали, но эти доски можно было снять, чтобы засунуть внутрь новые емкости. Как раз ещё оставалось место — всё, как рассчитал папа.
Отец столкнул наше изделие в воду, а потом взгромоздился на него. На удивление, плот стоял очень устойчиво, а верхняя поверхность находилась над водой.
Мы с Катей тоже влезли на плот. Я даже захватил жердь, которую заготовил папа, чтобы отталкиваться и плавать. Но отец сказал, что плот должен побыть в воде, чтобы стать более устойчивым. Так что он нас согнал, пришвартовал плот к берегу и принайтовил его к коряге. После этого мы уехали.
Вечером отец заявил, что у него много работы, и погрузился в свой ноутбук. Отвлекать его было бесполезно, так что мы укатили к Кате, играли на планшетах и бездельничали.
Однако и на следующий день папа не дал нам покататься на плоту. Вместо этого он предложил нам поехать в краеведческий музей в Моршанск. Я вообще не люблю ездить, но Катя сразу же поддержала отца. Вместе они убедили меня, что сидеть сиднем в деревне не очень хорошо и надо немного прогуляться, поездить по окрестностям. А уж посещение краеведческого музея — тем более хорошее дело, ведь в нем можно узнать много нового о тех местах, где мы сейчас находимся. Нехотя я согласился.
Мы погрузились в машину и отбыли. Катина бабушка дала нам на дорогу гостинцев и попросила приехать к обеду. Папа рассчитывал обернуться за пять часов. Примерно так и вышло.
Музей был очень большим, и я даже удивился тому, сколько интересного может быть в музее небольшого городка. Папа пригласил для нас с Катей гида, и та рассказывала нам всякие интересные истории. Мы быстро осмотрели выставку картин и задержались у археологических находок, сделанных на территории Моршанского района. Потом перешли к экспозиции, описывающей быт местного населения с древних времён до наших дней. Всё было, конечно, познавательно, но к концу экскурсии я уже немного притомился.
Я заметил, что отец долго рассматривает один экспонат. Я подошёл к нему и увидел, что он глядит на разрезанные кусочки какой-то грамоты или письма. Табличка гласила, что этот документ найден в усадьбе графа Воронцова-Дашкова в Новотомниково и, вероятно, это какой-то ребус или детская головоломка. Папа сказал: