Мы с Катей уселись на земле и начали изучать карту. По ней совершенно не было понятно, что мы находимся именно в том месте, которое отмечено на плане. Но мы решили довериться отцу и его знаниям. А он достал из моего рюкзака топорик и пошёл рубить сухостой, чтобы наделать ещё колышков. Дело спорилось: папа рубил небольшие чурбачки, затачивал их топором с одной стороны, а затем я с другой стороны обрабатывал их ножом. Увы, на этот раз они получилась не такие ровные и белые. Впрочем, вскоре у меня заболела рука, так что я прекратил это занятие, и мы с Катей решили прокатиться на велосипедах.
Мы проехали по дороге и углубились в лес. Насколько я помнил местность, если бы мы поехали по дороге дальше, то оказались бы где-то в районе Николаевки или на подходах к ней. Лес становился глуше, а дорога превратилась в тропку, так что мы повернули назад. Вернувшись, мы увидели, что отец бродит со своим смартфоном по полю и размечает следующую точку. Но ему опять не хватило колышков, так что он вскоре подошёл к нам на место привала.
В общем, до вечера мы занимались этим странным делом. Сначала отец мастерил колышки, потом мы размечали следующую точку. Обедали прямо под деревьями, и затем до конца дня — вновь колышки и разметка. Уже начало смеркаться, когда мы вернулись домой. Я устал, Катя еле держалась в седле, а отец что-то насвистывал себе под нос.
Тётя Катя очень строго выговорила нам, что мы и обед пропустили, и на ужин опоздали. Папа ответил было, что мы занимались очень важным делом, но она только рукой махнула и потребовала, чтобы мы быстро шли ужинать. После ужина я еле доехал до штаба и моментально завалился спать. А вот отец засел за какое-то дело. Просто удивительно.
На следующее утро папа разрешил нам поспать дольше обычного. Я провалялся практически до полудня, играя на планшете и переписываясь с Катей. Отец занимался своим ноутбуком и что-то делал по хозяйству. О наших вчерашних приключениях он не говорил. Когда приехала Катя, я спросил:
— Папа, расскажешь нам теперь, как ты планируешь искать клад?
— Ну… Я уже сказал, что нужны щуп и металлоискатель. Я уже попросил их привезти, так что через пару дней сможем продолжить. А пока придётся потерпеть. Мы разметили местность. Когда появятся инструменты, быстро всё сделаем.
Отец в свою очередь спросил:
— Вы подумали, как ещё можно передавать друг другу секретные ключи по открытому каналу, используя тот же самый принцип, что и в протоколе Диффи — Хеллмана?
— «Протоколе…» чьем?
— Тот способ обмена секретным ключом, про который я рассказывал позавчера, называется «протокол Диффи — Хеллмана» по имени двух его создателей — Уитфилда Диффи и Мартина Хеллмана. Был и третий учёный, который независимо от этой пары предложил похожую схему, — Ральф Меркл. Про него обычно не упоминают, хотя это и незаслуженно.
Я посмотрел на Катю, а она внезапно сказала:
— Я придумала.
Отец кивнул ей, и Катя начала объяснять:
— Вы говорили, что надо найти какой-то процесс, который в одну сторону идет легко, а в обратную практически невозможен. Я люблю рисовать красками, так что давайте попробуем такую штуку. Ведь смешать краски легко, а потом разделить их нельзя.
Вот ведь какая. Я сам практически додумался до этого способа, но вчера из-за путешествия в Муханские овраги у меня не хватило сил всё обдумать. Тем временем Катя продолжала:
— Мы с Кириллом должны выбрать по одному цвету, и это будут наши секретные цвета. Пусть я выбрала, например, красный, а Кирилл — синий. Потом я выбираю третий цвет, с которым мы будем смешивать. Например, жёлтый. Я смешиваю свой секретный красный цвет с жёлтым и получаю оранжевый. После этого я передаю Кириллу два цвета: жёлтый и оранжевый. Кирилл смешивает свой секретный синий цвет с жёлтым и получает зелёный. Теперь у меня есть три цвета: красный, жёлтый и оранжевый; и у Кирилла есть четыре цвета: синий, жёлтый, оранжевый и зелёный. Кирилл передаёт мне зелёный цвет, и после этого мы получаем секретный цвет, не обмениваясь им. Я должна смешать свой секретный красный цвет с полученным зелёным, и получится коричневый. А Кирилл должен смешать свой секретный синий цвет с оранжевым, и тоже получится коричневый. Но мы не передавали коричневого цвета, а передавали только жёлтый, оранжевый и зелёный. Как эти цвета друг с другом ни смешивать, коричневого не получить.
Папа хлопнул в ладоши и воскликнул:
— Катерина, ты просто молодец! Но… если мы смешаем оранжевый и зелёный, то разве не получим коричневый?
— Нет, это будет что-то типа бежевого. Поскольку получается смешением коричневого и жёлтого. Из этого цвета надо будет один раз вычесть жёлтый, а это практически невозможно.
Отец взял лист бумаги и нарисовал такую диаграмму:
Мы с Катей внимательно изучили нарисованное — вроде бы всё понятно. Отец сказал:
— Если вы вспомните, то на одном из наших занятий я уже рисовал подобную схему. Она называется «диаграммой взаимодействия». При помощи таких диаграмм можно описывать обмен информацией между двумя или большим количеством субъектов. В принципе, для нашей темы можно так нарисовать её, что она будет подходить для любого используемого метода, когда сложно или невозможно совершить обратное преобразование.
Мы пообещали подумать над тем, как сделать диаграмму универсальной.
Ещё через два дня приехал папин коллега и привёз всё, что нужно. Как обычно, в его машине также были запасы питьевой воды, всякие продукты и вещи, нужные в хозяйстве. Я помог папе быстро перенести все это в штаб и подсобное помещение, пока наш гость пил чай с бубликами и баранками. Потом отец уложил его спать в большом доме, а мы стали готовиться к новой вылазке в Муханские овраги.
Отец достал коробку с новеньким металлоискателем и погрузился в изучение инструкции. Я развернул упаковку и проверил заряд аккумулятора — он был практически полностью заряжен.
Тут приехала Катя, и мы ушли в тир. Стрелять из пневматического оружия было одно удовольствие. Я демонстрировал Кате чудеса прицельной стрельбы, но и она уже стреляла достаточно метко. В один из туров она сравнялась со мной по очкам.
Пока мы стреляли, отец разобрался с металлоискателем и пришёл к нам с уже собранным прибором. Он дал мне десятирублёвую монетку и попросил спрятать в траве. Я так и сделал, и тогда он нашёл её за две или три минуты. Он ходил как сапёр, водя прибором из стороны в сторону и вслушиваясь в его пищание, подкручивая что-то на приборной доске и глядя в маленький экран. На экране рисовалась какая-то гистограмма, но я не стал вникать, что это такое.
Потом мы с Катей проделали такое же упражнение — папа прятал монетку в траве, а мы пытались найти. Надо сказать, что управлять прибором было непросто: он оказался тяжёлым, а держать его надо было одной рукой. Катя вообще оставила попытки, а я провозился с ним минут десять, прежде чем услышал чёткий сигнал в наушниках. Как пользоваться экраном, я так и не разобрался. Но в целом мы были готовы к поискам.
Затем папа принёс два тонких металлических прута. С одной стороны на них была намотана изолента, как подобия рукояток. Папа показал, как ими пользоваться: плавно вогнал один прут в землю по самую рукоятку. Иногда щуп натыкался на что-то, папа дёргал его туда-сюда, и он проходил дальше — это были мелкие камешки. Так мы добыли все инструменты, которые были нужны для поиска клада.
На следующий день мы опять выехали рано утром в полном снаряжении. На этот раз мне пришлось везти все сумки, поскольку отец кроме ружья вёз лопату, металлоискатель и два щупа. Я пытался протестовать, но отец так строго посмотрел на меня, что сразу появились и силы, и бодрость. Впрочем, мы доехали намного быстрее, так как уже точно знали маршрут.
Когда мы добрались и расположились лагерем, я спросил отца, почему мы не пользуемся машиной. Отец ответил, что машина привлекает много внимания, ездит шумно, да и застрять в этих лесах можно так, что потом надо будет пешком идти в деревню и искать трактор, а между прочим, в нашей деревне тракторов не осталось.
Втроём мы подошли к размеченному участку. Отец включил металлоискатель. Минут десять он настраивал его, потом начал методично обследовать территорию. Но никаких признаков металла под землёй не было. Он прошёлся сначала вдоль, потом поперёк — всё тщетно. Он выключил и отложил прибор.
— Вообще никаких сигналов. Здесь нет ни грамма металла. Ни цветного, ни чёрного.
Мы с Катей грустно переглянулись. Либо мы ошиблись, и это не то место, либо клад кто-то выкопал до нас. А может быть, мы вообще неправильно расшифровали и проинтерпретировали сообщение! Но это, скорее всего, не так.
Отец пошёл к лагерю и взял щуп. Он сделал им несколько проколов, но также ничего не обнаружил. Он сложил все приборы и удрученно уселся под деревом. Мы с Катей молча сели напротив него. Отец, подумав, сказал:
— Директор музея говорил, что ему неизвестны случаи расшифровки, но мало ли. Я бы тоже не стал говорить ему, да и кому бы то ни было, что мне удалось расшифровать тайное письмо. Даже если бы я раскопал клад, то не стал бы говорить ни о кладе, ни о шифровке. Зачем? Это привлекло бы очень много внимания. Поэтому высока вероятность, что мы просто не первые. Но возможно и то, что мы неправильно нашли место. Надо перепроверить ещё раз все расчёты.
Он встал и начал собираться. Прошло всего минут сорок с нашего приезда, но мы уже уезжали подавленные и удручённые. Катя взяла было у меня рюкзак, но не смогла проехать с ним и пятидесяти метров, так что мне пришлось везти его назад. Из-за общего настроения обратная дорога заняла намного больше времени и вымотала нас. Когда мы приехали к штабу, я скинул ненавистный рюкзак и завалился на траву. Катя упала рядом со мной, и мы так долго лежали, глядя в голубое небо.
Глава 11
Началось время гроз. Мы опять сидели в амбаре у тёти Кати и размышляли о том, что произошло за эти недели. С нашего фиаско в Муханских оврагах прошло два дня, мы вполне осмыслили то, что произошло, и могли планировать дальнейшие действия.