глубже в века закапываться, тем больше будет таких случаев.
Ведь если поразмыслить… У меня двое родителей. У каждого из них ещё по двое, и так далее до самого начала, то есть с каждым новым поколением количество прямых предков увеличивается. Но ведь чем дальше прошлое, тем меньше тогда жило людей. Как же разрешить этот парадокс — количество прямых предков увеличивается, а количество живших людей уменьшается? Скорее всего, многие ветви в генеалогическом древе предков начинают сливаться, как это произошло в моём случае. Ну и ещё: чем глубже в историю, тем яснее, что все люди — родственники.
С утра мы с папой сразу же сели на велосипеды и поехали к тёте Кате. Папа натянул длинную верёвку через весь двор, вынес туда чан с засоленной рыбой и открыл его. Густой запах рыбы мгновенно распространился вокруг, но пахло уже не сырой рыбой, привлекавшей котов, а чем-то новым. В чане по краям выкристаллизовалась соль. Сама рыба была мягкой.
Отец стал вынимать по одной рыбе и вешать на натянутую верёвку. Запах тут же привлек множество мух, но отец не обращал на них внимания. Катя поморщилась и спросила, как же так — такая антисанитария. Но отец возразил, что мухи даже не будут пробовать настолько соленую рыбу, и уж тем более не будут откладывать в неё свои яйца. А то, что они будут садиться на рыбу — не страшно, ведь с неё всё равно надо будет снимать чешую.
Мы провозились с этой рыбой до обеда. Но после обеда и отдыха папа не дал нам даже чуть-чуть поиграть, а потащил нас на другой конец Красавки. Его целью был гигантских размеров дуб. Мы отставили велосипеды, и папа начал посматривать, как на этот дуб влезть. Он сказал, что раньше здесь росло ещё несколько деревьев поменьше, так что они перелезали на дуб с них. А сейчас так сделать было нельзя.
Отец сходил к развалившемуся плетню ближайшего огорода и принёс две длинные жерди. Он прислонил их к стволу дуба так, чтобы по ним можно было взойти, медленно вскарабкался до ствола и ухватился за самую нижнюю ветку. Там он уселся, укрепился и поманил меня. Я попробовал повторить то же самое, но несколько раз спрыгивал с жердей на землю. В конце концов я тоже добрался до ствола, а там уже отец протянул мне руку и помог забраться.
Катя стояла на земле, скрестив руки, и скептически смотрела на нас. Она была в платье, поэтому не стала повторять наши подвиги, и рассердилась, что отец не предупредил ее. Как я понял, она тоже была не прочь полазать по деревьям, а ей пришлось побыть наблюдательницей.
Мы с отцом залезли ещё выше, и земля уже скрылась за плотной листвой. Отец взял тонкую ветку, перевернул её нижней стороной листьев вверх, и я увидел странное явление — листья были усыпаны ровными светло-зелёными шариками разного размера. Отец сказал:
— Это чернильные орешки.
— Орешки? На дубе? Ты смеёшься?
— Нет, совсем не смеюсь. Это результаты жизнедеятельности орехотворок — таких мелких насекомых, родственных пчёлам, осам и муравьям.
— Перепончатокрылые?
— Ну да.
— Значит, ещё и наездникам.
— Я знаю, что ты прекрасно знаком с номенклатурой насекомых. Но сейчас давай-ка соберём этих орешков про запас.
Отец достал из кармана пакет, и мы начали собирать эти штуки. Катя снизу спросила, чем мы заняты, и я ответил, что мы собираем чернильные орешки. Между нами состоялся почти такой же разговор, как до этого между мной и папой.
Минут через пять мы набрали несколько десятков, отец сказал, что этого вполне достаточно, и мы спустились.
Катя спросила, зачем мы набрали эти орешки. Отец ответил, что научит нас готовить чернила и краски из разных природных материалов, и эти чернильные орешки — первое, чем мы займемся. Мы приехали домой, и отец разложил орешки сушиться на печке.
Затем отец рассказал нам, что до появления химии и нефтехимии люди пользовались исключительно натуральными красками. Для того чтобы приготовить краску, обычно требуется два компонента — основа и пигмент. Основой называется какое-нибудь вещество, обычно жидкое или похожее на пластилин, в котором разводится пигмент. А пигмент — это то, что делает краску краской, то есть дает ей цвет. Пигменты бывают минеральными и биологическими, и мы изучим оба вида. Чернильные орешки — это источник тёмно-синего биологического пигмента. С минеральными пигментами мы тоже потом поработаем.
Нам надо было оставить чернильные орешки на печке на несколько дней, чтобы они смогли полностью высохнуть. Но слушать о красках было так интересно, что мы с Катей в один голос потребовали продолжения. Тогда он спросил:
— Ну хорошо. Что, по-вашему, может быть основой краски?
Катя сразу же выпалила:
— Масло.
Отец кивнул:
— Да, абсолютно верно. Но только не животное или сливочное, а растительное, и лучше всего такое, у которого густая консистенция. Например, льняное. Подсолнечное тоже вполне подойдёт. Так что сейчас мы попробуем сделать натуральную масляную краску. А еще в качестве основы можно использовать яичный белок — это то, что всегда можно найти. Так что мы попробуем все варианты.
Я спросил:
— А какого цвета будут краски? И из каких пигментов?
Вместо ответа отец достал нож, взял белый лист, залез за печную заслонку и начал там ковырять ножом. Через несколько секунд он вылез, а на бумаге была небольшая горка чернейшего порошка. Он наскоблил сажи.
Затем он попросил у тёти Кати подсолнечного масла, и та нехотя отлила небольшой пузырёк «на пустоту». Отец пробурчал, что завтра купит ей десять тысяч новых бутылок масла. Затем мы расположились в амбаре, отец разложил все заготовленные вещества перед собой, принёс ещё одну небольшую склянку из-под какого-то лекарства и крышку от пятилитровой бутыли воды.
В эту крышку он высыпал всю сажу, потом потолок её карандашом, чтобы не было комочков. Затем он стал тихонько капать в крышку масло. Мы с Катей смотрели как заворожённые. Тем же карандашом отец помешивал получающуюся густую массу. Он продолжал мешать и после того, как прекратил вливать масло. Через десять минут в крышке была текучая смесь абсолютно черного цвета, которую отец осторожно перелил в заготовленную склянку. Хватило как раз на одну баночку.
Катя захлопала в ладоши и выхватила баночку у отца, сделав вокруг нас какой-то пируэт. Она радовалась ещё и потому, что профессионально училась рисовать и получила прекрасную возможность обзавестись вот так просто масляными красками. К тому же самодельными и из подручных материалов. Она сказала, что обязательно расскажет про наши упражнения в художественной школе.
Отец пообещал, что завтра мы поищем в округе разные минеральные пигменты, а он подумает, как ускорить сушку чернильных орешков. На этом день и закончился, а мы даже и не заметили, как сгустились сумерки.
На следующий день мы прямо с утра сели на велосипеды и втроём поехали в Альдию по объездной дороге прямо к дому наших родственников. Отец ехал уверенно — казалось, он хорошо знает путь. Дорога заняла примерно полчаса, и перед нами оказался тот самый дом, где я как будто бы познакомился со своей тётей. Мы подъехали и спешились. Около дома в песке играли маленькие девочки. Из дома сразу же вышла какая-то женщина, а отец помахал ей и крикнул:
— Привет, Оля! Чай, не узнала?
Та всплеснула руками:
— Маша! Маша, выходи! Ты только посмотри, кто к нам приехал! Сколько лет, сколько зим!
Из дома выскочила Маша. Она была именно такой, какой я её помнил. Но мы, конечно же, ещё не были знакомы.
Мы все вошли в дом и расположились за столом на кухне. Обе папины сестры очень внимательно слушали его рассказы. Казалось, что разговоры могут длиться вечность, и я уже начал скучать, тем более что весь чай уже был выпит, варенье и печенье съедены. Мы с Катей сидели и делали вид, что нам интересно. Но папа это заметил и сказал:
— Так, сейчас я вам дам задание. Пока я сижу и общаюсь с сёстрами, вы поезжайте по деревне до самого конца. Там вы повернёте направо и проедете метров триста или даже пятьсот. По левую руку будет фруктовый сад. Залезьте туда и походите, посмотрите на стволы деревьев. Надо набрать как можно больше тягучей смолы фруктовых деревьев. Постарайтесь собирать с вишни. Тут очень много вишни.
Отец дал нам плоскую жестяную баночку и шпатель, и мы с Катей поехали.
Улица оказалась очень длинной. Похоже, что она была длиннее Красавки у нас в селе. Мы ехали минут пятнадцать, на площади повернули направо и ехали ещё минут пять. И тогда по левую руку действительно раскинулся сад. Когда-то он был огорожен, но теперь забор повалился, и лишь кое-где ещё стояли столбы. Похоже, что раньше это был колхозный сад, а стал диким: за ним не ухаживали, он весь зарос бурьяном. Так что мы с Катей отставили велосипеды и полезли в травяную чащобу.
Поначалу нам попадались сплошные яблони. Я их осматривал, но смолы на них не было. Вскоре мы увидели и вишни, а уж ягод на них было видимо-невидимо. Я попробовал одну, но она оказалась очень кислой. Видимо, ещё не дозрели — ведь было только начало августа. В общем, мы начали собирать смолу с вишнёвых деревьев. Она попадалась часто — такие липкие потёки, блестевшие на солнце, как янтарь. За полчаса мы набрали целую банку.
Я спросил:
— Ты знаешь, зачем мы это собираем?
— Наверное, всё для того же — будем делать краски.
— Это основа или пигмент?
— Скорее всего, основа. Или ещё что-то. Но точно не пигмент.
Мы решили вернуться, но тут из рации у меня на поясе раздался папин голос. Он предложил встретиться на главной площади села около магазина, потому что он собирается прикупить нужные в хозяйстве и для наших экспериментов вещи. Так и поступили. Отец купил масло для тёти Кати, всяких гостинцев для нее же, пачку удобрения и уксус.
На обратном пути отец сказал, что заодно взял у сестёр небольшой кусочек пчелиного воска, который тоже нам пригодится. Тут он притормозил и показал мне какой-то камень на дороге. Я соскочил с велосипеда и поднял его — это оказался бурый рассыпчатый камень, что-то типа песчаника или слипшейся супеси. Отец положил его в пакетик и тоже сунул в рюкзак. Так мы и доехали до дома тёти Кати. Она, конечно же, обрадовалась гостинцам, а про масло сказала, что отец слишком буквально все понимает.