ла не двузначные, а однозначные цифры для обозначения букв. Вторая цифра просто опускалась. Таким образом, А = 1, В = 2, С = 7 и т. д. В результате получалась одноразовая псевдослучайная гамма. Наконец осуществлялось сложение чисел первого и второго кодирования по модулю 10. В результате послание «закрывалось» дважды.
В конце сообщения разведчик добавлял последнюю группу, предназначенную для адресата в Москве, который, безусловно, знал, где искать в книге Свена Хидина ключевое слово. Последней группой в этом послании была «12085», которая означала: «страница 12, строка 8, слово 5».
Дважды зашифрованные таким образом шпионские радиограммы почти не поддавались дешифровке. И все же у них было одно слабое место: если попадало к противнику ключевое слово или даже сама книга, вопрос дешифровки становился делом времени.
Кроме описанной О. Пюнтером системы, очевидно, были и другие ее варианты. Вот, например, радиограмма, направленная в апреле 1943 года в Швейцарию для другой помощницы Ш. Радо Рашель Дюпендорфер: «23.4.43. Сиси. Сообщаем название новой книги для вашего шифра. Купите ее, и мы дадим вам правила пользование. Альберт не должен знать новую книгу. Она называется „Буря над домом“, издательство „Эберс“, 471-я страница. Директор».
Выходит, что для шифра здесь использовалась только одна страница книги. Хотя вероятнее, что указанная страница планировалась лишь для первой шифрограммы разведчицы с последующим переходом на обычный способ. О нем сообщает в своих мемуарах и Ш. Радо: «Код ежедневно менялся. И если нацисты не успевали прослушивать и записать первые цифровые группы, которые являлись началом кода, то, даже имея в руках нужную кодовую книгу, им очень трудно было, если вообще возможно, расшифровать радиограмму».
Шифр швейцарской разведгруппы являлся обычной системой для советских разведчиков военной поры. Стоит только сравнить ее с шифром Р. Зорге, как мы найдем в ней много общего. Конечно, его шифр был разработан еще в 1935 году и временная дистанция до шифра О. Пюнтера к 1943 году составляла почти восемь лет. Но система советского шифра была настолько удачна, что еще и долгие годы после войны ее составные элементы широко применялись в криптологии.
А теперь перенесемся за океан, в США, где с подачи советских разведчиков разыгрывалась еще одна драматическая история криптологической войны под названием «Venona». Советский Союз надежно обеспечивал безопасность своей дипломатической и разведывательной переписки, применяя для ее шифрования одноразовые шифроблокноты, используемые еще с 1930 года. Поэтому любые планы, которые СССР мог вынашивать против тех, кто в конце войны должен был стать их противниками, так и остались бы наиболее неприкосновенными из его секретов.
Однако вечером 5 сентября 1945 года в Оттаве «сбежал на запад» 26-летний шифровальщик советского посольства в Канаде Игорь Сергеевич Гузенко (1919–1982). Он передал канадским властям не только списки всех известные ему советских агентов, но и систему шифрования, принятую в ГРУ и КГБ. Информация И. С. Гузенко очень пригодилась американским контрразведчикам. Уже в течение нескольких лет они делали неудачные попытки проникнуть в тайну русских шифровок, которые в изобилии шли из вашингтонского посольства в Москву.
Под именем «Venona» эта самая секретная операция американской разведки в настоящее время известна во всех своих подробностях. Нас же здесь интересуют исключительно системы шифров советских разведчиков, которые в деталях описал американцам И. С. Гузенко. Воспользуемся здесь книгой Льва Лайнера «„Венона“ — самая секретная операция американских спецслужб» (2003). И если раньше в центре нашего внимания были агентурные шифры разведчиков, то теперь мы обратимся уже к дипломатическим шифрам.
Новые шифровальные ключи пересылались дипломатической почтой. Они помещались в конверт с фамилией шифровальщика. Потом этот конверт запечатывался и клался в другой конверт, адресованный лично послу. Ключи были одноразовыми шифроблокнотами, которые использовались для засекречивания переписки советских зарубежных представительств — дипломатической, военной, торговой и партийной.
Все телеграммы, которые поступали в советскую дипломатическую миссию, выглядели абсолютно одинаково — они были длинной последовательностью пятизначных цифровых групп. Старший шифровальщик дешифровал самую последнюю группу и получал, например, 66666, что в один день обозначало принадлежность сообщения ГРУ, в другой — КГБ, а в третьей — торговому представительству.
Донесения разведчиков писались на русском языке открытым текстом с использованием шпионского жаргона: слово «упаковка» означало шифровку, «открытая упаковка» — открытый текст, «банк» — тайник и т. д. Кроме того, в подобных письмах широко применялись псевдонимы. Например, в Канаде советский военный атташе полковник Николай Иванович Заботин имел кличку Грант, Аллан Мэй — Алек. Насколько эффективной была эта осторожность, видно из доклада канадской комиссии о деятельности советской разведгруппы. В нем говорилось о том, что члены комиссии так и не смогли установить личности агентов, которые фигурировали под псевдонимами Галя, Гини, Голия, Грин и Саренсен, хотя со всей определенностью было выяснено, что они были агентами Н. И. Заботина.
Шифровальщик переписывал сообщение, заменяя в нем имена на псевдонимы, а наиболее секретные места — на специальные обозначения (№ 1, № 2 и т. д.). В таком виде письмо фотографировалось. Секретные места, замененные номерами, шифровались отдельно с помощью одноразового шифроблокнота. Полученный цифровой шифротекст, записанный на обычной бумаге, вместе с фотопленкой пересылался дипломатической почтой.
Например, проявив фотопленку, полученную из Москвы 25 ноября 1952 года, можно было прочитать: «Просим вас в следующий раз сообщить всю информацию относительно № 42, который фигурирует в папках департамента в связи с № 43, а также в связи с ее № 44 в Спарте. В зависимости от наличия всех подробностей о № 42 и ее № 44 в Спарте мы будем рассматривать вопрос о № 45 в Суданию одного из наших планировщиков № 46 новатора под видом № 44 к № 42».
Шифровальщику было известно, что на шпионском жаргоне «багаж» означал почту, «департамент» — консульство, «планировщик» — кадровый работник. Далее по списку кодовых обозначений можно было выяснить, что «Спарта» — это СССР, «Судания» — Австралия, «новаторы» — секретные агенты. Дешифровав приложенный к фотопленке шифротекст, шифровальщик узнавал, что в этих фотописьмах «№ 42» — Казанова, «№ 43» — последнее завещание, «№ 44» — родственники, «№ 45» — засылка, «№ 46» — в качестве.
Таким образом, после дешифровки и соответствующего перевода параграф выглядел приблизительно так: «Просим вас в следующий раз сообщить всю известную вам информацию о Казановой, которая фигурирует в папках консульства в связи с ее завещанием и родственниками в СССР. В зависимости от наличия всех подробностей о Казановой и ее родственниках в СССР мы будем рассматривать вопрос о засылке в Австралию одного из наших кадровых работников в качестве секретного агента под видом родственника Казановой».
Применение подобной гибридной шифросистемы вместо полного шифрования было обусловлено соображениями удобства. Шифрование всего сообщения отнимало слишком много сил и требовало значительных временных затрат, поскольку шифровальщик осуществлял его вручную.
Донесение, предназначенное для отправки в Москву, посольский шифровальщик сначала превращал в последовательность четырехзначных цифр с использованием так называемой кодовой книги. Кодовая книга являлась разновидностью словаря, в котором каждой букве, слогу, слову или даже целой фразе соответствовали числа. Такие же числа были зарезервированы и для знаков пунктуации, и для цифр. Если слово или фраза в кодовой книге отсутствовали, то они, как правило, разбивались на слоги или буквы, которые, в свою очередь, заменялись числами согласно кодовой книге. Для имен и географических названий, которые в донесении должны были быть написаны с использованием латинского алфавита, была предусмотрена отдельная кодовая книга, называемая «таблицей произношения».
Например, следовало зашифровать сообщение такого содержания: «„Гном“ передал отчет об истребителе». Шифровальщик превращал пять слов текста телеграммы с помощью кодовой книги в последовательность пяти четырехзначных групп: 8045 3268 2240 4983 3277. Потом он превращал четырехзначные группы в пятизначные: 80453 26822 40498 33277.
А после этого брал в руки одноразовый шифроблокнот. Одноразовым он назывался потому, что для шифрования донесения его можно было использовать только один раз. Каждая страница шифроблокнота содержала 60 пятизначных цифр. Шифровальщик выбирал первую пятизначную группу, расположенную в левом верхнем углу страницы шифроблокнота (37584), и записывал ее как первую группу шифровки. Эта группа, которая звалась индикатором (маркантом), должна была помочь его коллеге в Москве, занимавшемуся дешифровкой донесений из Вашингтона с помощью такого же шифроблокнота, определить, какую именно страницу этого шифроблокнота следовало использовать.
Далее шифровальщик выписывал следующие за индикатором пятизначные группы из шифроблокнота под группами, которые у него получились после кодирования телеграммы с помощью кодовой книги. Он складывал все пары чисел между собой слева направо, при этом если в результате сложения у него выходило число больше девяти, то единица, обозначавшая десяток, отбрасывалась (например, 6 + 8 = 4). В результате шифровальщик получал новую последовательность пятизначных групп, которые он записывал сразу вслед за индикатором:
На завершающем этапе пятизначные цифровые группы превращались в пятизначные буквенные группы с использованием следующей таблицы:
В большинстве советских дипломатических шифросистем периода Второй мировой войны в качестве индикатора использовался номер страницы задействованного шифроблокнота (обычно в нем было от 35 до 50 страниц). Советская разведка придерживалась этого правила вплоть до 1 мая 1944 года, после чего вместо номера страницы стала использовать пятизначную цифровую группу, с которой начиналась страница шифроблокнота.