Шифрование приказа или распоряжения, объем которого занимал полторы печатных страницы, занимало приблизительно четыре-пять часов. Соответственно, столько же времени тратилось и на дешифровку. Во время шифрования или передачи текста по телеграфным каналам связи часто допускались ошибки. А это происходило практически всегда из-за громоздкости и неудобства использования шифроблокнотов и некачественных каналов связи, что также увеличивало время на шифрование и дешифровку информации.
Таким образом, на цикл шифрования-дешифовки полутора страниц текста приказа уходило около десяти-двенадцати часов. Если шифрограмму передавали голосом по обычному телефону, ее обрабатывали приблизительно столько же времени, а при ухудшении слышимости принять шифровку было вообще невозможно.
Зашифрованные данные можно было передавать как по телеграфным линиям связи, так и кодом Морзе по радиолиниям связи. Это очень устраивало наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова. Руководство Красной армии еще с гражданской войны привыкло передавать приказы по телеграфу.
Что оставалось делать И. В. Сталину с «империей прослушки», построенной Г. Г. Ягодой? Он уже не мог спокойно говорить по телефону, побаиваясь, что его могут прослушивать еще не обнаруженные «враги народа». Поэтому вождь дал указание начальнику ГУГБ НКВД Михаилу Петровичу Фриновскому о закупке немецкой шифровальной техники. Он больше побаивался своего ближнего окружения, чем далеких немцев. В крайнем случае можно было вдоль всей линии связи поставить солдат НКВД, которые бы гарантировали невозможность ее прослушивания.
22 июня 1937 года М. П. Фриновский направил запрос наркому внешней торговли Аркадию Павловичу Розенгольцу об изготовлении шифровальной техники за рубежом. Позже, в 1939 году, это расценили как сотрудничество с немецкой разведкой. 6 апреля 1939 года А. П. Розенгольца арестовали, а в 1940 году расстреляли.
Также расправились и с М. П. Фриновским. Он был арестован в тот же день, 6 апреля 1939 года, и расстрелян в 1940 году. Все, кто принимал участие в закупке и установке немецкой шифровальной техники, были расстреляны. Сталин умел ликвидировать нежелательных свидетелей своих контактов с немцами.
Чтобы не афишировать использование зарубежной шифровальной техники, купленной в Германии, ее привозили в СССР, снимали этикетки производителя, крепили свои и выдавали за технику советского производства. Так немецкие шифраторы появились на советских правительственных линиях связи.
Ночью 23 августа 1939 года рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп прилетел в Москву на самолете фюрера «Кондор Иммельман III». Его делегация состояла из тридцати человек. Трое из этой делегации были из НИИ Германа Геринга и привезли телефонный «скремблер» (англ. scrambler — шифратор) и шифровальную машину «Энигма».
Первая встреча И. Риббентропа с И. В. Сталиным состоялась в три часа ночи. Результаты переговоров не устроили И. Риббентропа, и он уехал в свое посольство. В это время специалисты Г. Геринга вместе с сотрудниками ОПС во главе с М. И. Ильинским и И. Я. Воробьевым начали устанавливать телефонно-телеграфную связь Москва — Берлин. К 21:00 того же дня связь была установлена. В 22:00 И. Риббентроп приехал в Кремль и предложил И. В. Сталину самому выяснить все непонятные вопросы непосредственно с А. Гитлером. Около часа вождь разговаривал с фюрером по «скремблеру» фирмы «Сименс». Его работоспособность предварительно испытали на линиях связи Москва — Ленинград с 1937-го по 1938 год.
Потом все, кто принимал участие в организации подготовки связи между диктаторами, таинственным образом исчезли в тюрьмах или были не менее странным образом убиты. Так случилось с первым начальником Отдела правительственной связи М. И. Ильинским, который 13 октября 1941 года был застрелен из пистолета в затылок в здании Центрального телеграфа заместителем наркома связи Г. А. Омельченко.
Он сразу был арестован, но И. В. Сталин приказал замять это дело и сказал Л. П. Берии: «На фронт не пускать, наручники снять, генералов терять в военное время опасно». Через год Г. А. Омельченко был повышен в звании и закончил свою службу в 1953 году в звании генерал-лейтенанта. В 1947 году арестован был и И. Я. Воробьев, но его виновность доказана не была, и в 1952 году он был освобожден.
Репрессии 1937 года негативно сказались также на производстве шифровальной техники в СССР. Особенно это коснулось ведущего производителя этой техники — завода «Красная Заря» в Ленинграде. Много перспективных разработок шифровальной техники оставалось на уровне опытных образцов. Перспективный шифратор М-100/101 был выпущен очень маленькой серией и предназначался для шифрования информации, передаваемой по телеграфным линиям связи между штабами военных округов и флотов.
Трудности были и с выпуском аппаратуры С-1 для засекречивания телефонных разговоров по обычным телефонным линиям. Правда, степень защиты у нее была очень низкой, потому она в основном защищала от стандартных схем прослушивания, которые сотрудники НКС имели на своих станциях. Была разработана аппаратура шифрования для телеграфной связи С-380М, но ее стойкость тоже была слабой. Она в основном использовалась для защиты от возможного прослушивания сотрудниками НКС.
И. В. Сталин не забыл, что наркомами связи много лет были его враги А. И. Рыков и Г. Г. Ягода. Он боролся с «советским ухом», созданным Г. Г. Ягодой, как только мог. Ему было не до защиты от внешнего врага. Связь своей мощной армии, разведки, правительства и ЦК он тоже не очень хотел защищать, побаиваясь заговоров.
В 1940 году, когда начальник ГШ — заместитель наркома обороны СССР Георгий Константинович Жуков (1896–1974) настаивал на немедленной разработке высокоскоростных шифраторов для радиостанций Красной Армии, то И. В. Сталин резко ему возразил: «Вы, товарищ Жуков, хотите стать вторым Тухачевским, который тоже отвечал за связь в армии. А кто технически сможет контролировать такие высокоскоростные шифраторы в эфире? Враг, а не мы. Так что подумайте товарищ Жуков, на чью мельницу вы льете воду».
Разработкой шифровальной аппаратуры для «закрытия» радиоканалов фактически никто не занимался. В 1941 году на заводе «Красная Заря» только начали осваивать производство небольшой серии шифровальной техники для «закрытия» разговоров по полевым телефонным рациям Красной армии. Поэтому к началу Отечественной войны советская военная техника (танки и самолеты) вообще не была оснащена никакой аппаратурой шифрования. Были только макеты типа ЕИС-3, однако для их завершения было нужно много времени.
Отсутствовала аппаратура засекречивания гарантированной стойкости и на линиях связи вооруженных сил, НКО, НКВД, ЦК и оборонных ведомств. Более того, с открытием ВЧ линии связи Москва — Берлин, проходившей через Брест, немецкая разведка получила возможность прослушивать все разговоры советского правительства и НКО.
3.5. Спецсвязь в Отечественной войне
Вот как вспоминает начало Отечественной войны ветеран правительственной связи Н. С. Карпов:
«В ночь с 21-го на 22 июня 1941 года личный состав львовского отделения выполнял работы по переоборудованию ВЧ-станций в здании Управления НКВД. Вместе со мною были П. Сучков, Б. Забидейко, С. Закопайло и К. Саталов. Приблизительно во втором часу ночи как никогда возросла нагрузка на коммутаторе, стали поступать тревожные звонки из Станислава, Дрогобыча и других городов. Из Перемышля поступило донесение о том, что после сильного шума машин и танков по нашим пограничным районам был открыт артиллерийский огонь. В то же время в Тернополе появились абоненты: командующий Киевским военным округом генерал Кирпонос, начальник штаба генерал Тупиков, член военного совета Хрущев, начальник особого отдела Селеванский и начальник оперативного управления полковник Баграмян.
После некоторого затишья львовская ВЧ-станция приняла такую небывалую нагрузку, что на коммутаторе один человек не смог справиться, пришлось в помощь прислать еще одного техника. Поступали беспрерывные звонки к командующему 6-й армией, командующему пограничным округом генералу Хоменко, в обком, Управление НКВД, в Киев, Москву. На рассвете немцы начали бомбить львовский аэродром и город. Одна бомба упала во дворе почтамта, перед входом в полуподвал, где был оборудован ЛАЗ, и не разорвалась.
Между станцией ВЧ и междугородней телефонной станцией после бомбардировки была нарушена связь, МТС не отвечала. Я был вынужден бежать в МТС. Выяснилось, что междугородняя телефонная станция не отвечала, потому что сотрудники бросили свои рабочие места и разбежались, кто в подвал, а кто домой. В городе после бомбардировки было тихо, пустынно, на улицах ходили одни военные, проходили колонны техники, танков было очень мало.
Конечно, мы были напуганы сложившейся ситуацией. Я доложил начальнику спецотдела П. Копилову (погиб в Купянске), что принял решение отправить всех женщин в тыл. Мужчины: Сучков, Забидейко, Закопайло, Саталов и я — остались обслуживать ВЧ-станцию. Абоненты выехали на запасные пункты управления за городом, а мы остались во Львове.
Несмотря на налеты вражеской авиации, работа шла в нормальном ритме, мы как-то утратили чувство страха. На второй день войны активизировали свои действия боевые группы ОУН, на улицах началась стрельба. Была повреждена воздушная линия на Тернополь. Мы выехали устранять повреждения, но два пулемета, установленных в костеле, не давали этого сделать. Только при помощи танка, который направил в наше распоряжение начальник пограничных войск, удалось подавить огневую точку и восстановить связь.
Бои становились все более жестокими. Оуновцы обстреливали территорию Управления НКВД, стреляли по отдельным военным, по частям, размещавшимся на улицах. В некоторых районах Львова еще до вторжения немцев завязались уличные бои. На третий или четвертый день сильные бои с задействованием большого количества танков с обеих сторон развернулись между Львовом и Луцком.
Нашему отделению руководство НКВД СССР поставило задачу обеспечить ВЧ-связь Юго-Западному фронту после ухода со Львова. Я был назначен ответственным за организацию связи. Но я не только не представлял степень этой ответственности, но и не знал, как эта связь будет осуществляться, какими средствами и силами. Не представляли этого и наши вышестоящие инстанции. Об имуществе НЗ мы не имели никакого представления, его нигде не было. Как организовать связь, чем и с кем — это тоже было неизвестно. Я знал только, что после сдачи Львова нужно ехать в Тернополь и обслуживать местную ВЧ-станцию. Штаб фронта уже был сформирован.