– Так расскажи мне про свою семью, Рэнди.
– Через пару дней ты узнаешь про мою семью гораздо больше, чем бы мне хотелось. И я тоже. Так что давай поговорим о чем-нибудь другом.
– О’кей. Давай о делах.
– Ладно. Ты первая.
– На следующей неделе к нам приезжает немецкий телепродюсер. Будет смотреть подлодку. Может, снимет документальный фильм. У нас уже побывало несколько немецких газетчиков.
– Серьезно?
– В Германии это сенсация.
– Почему?
– Потому что никто не знает, как она там оказалась. Теперь твоя очередь.
– Мы запускаем свою собственную валюту. – Говоря это, Рэнди разглашает корпоративную тайну. Но его заводит, когда он вот так раскрывается перед Ами, делает себя уязвимым.
– А как? Разве для этого не надо быть правительством?
– Нет. Надо быть банком. Откуда, по-твоему, слово «банкноты»? – Рэнди прекрасно сознает, что безумие – выбалтывать женщине деловые секреты, просто чтобы накрутить себя сексуально. Однако сейчас это совершенно в порядке вещей, и ему плевать.
– Ладно, но ведь все равно это делают правительственные банки, разве нет?
– Просто потому, что люди склонны доверять правительственным банкам. Сейчас у Южно-Азиатских банков проблемы с доверием. В итоге падает курс.
– И как это делается?
– Берешь кучу золота. Выпускаешь сертификаты с надписью: «По этому сертификату можно получить столько-то золота». Вот и все.
– А чем плохи доллары, иены и все такое?
– Сертификаты – банкноты – отпечатаны на бумаге. Мы выпустим электронные банкноты.
– Вообще без бумаги?
– Вообще без бумаги.
– И тратить их можно будет только в Сети?
– Верно.
– А если я хочу купить гроздь бананов?
– Найди продавца бананов в Сети.
– С тем же успехом это можно сделать на бумажные деньги.
– Бумажные деньги отслеживаются. Они недолговечны. У них масса других недостатков. Электронные банкноты – быстрые и анонимные.
– Как выглядят электронные банкноты, Рэнди?
– Как все цифровое – цепочка битов.
– И значит, их легко подделать?
– Нет, если есть хорошая криптографическая защита, – говорит Рэнди. – У нас она есть.
– Как вы ее раздобыли?
– Общаясь с маньяками.
– С какими?
– С маньяками, которые считают, что хорошая криптозащита – вопрос почти апокалиптической важности.
– Почему они так думают?
– Они читают про людей вроде Ямамото, которые погибли из-за плохой криптографии, и проецируют это на будущее.
– Ты с ними согласен? – спрашивает Ами. Возможно, это такой вопрос, который повернет их отношения в ту или иную сторону.
– В два часа ночи, лежа без сна – согласен, – говорит Рэнди. – При свете дня мне это кажется паранойей. – Он косится на Ами; она по-прежнему смотрит на него, ведь он не ответил. Надо выбирать. – Думаю, это такое дело, где лучше перебдеть. Хорошая криптозащита не помешает, а может и помочь.
– И заодно принесет тебе кучу денег, – напоминает Ами.
Рэнди смеется:
– Сейчас речь даже не о том, чтобы заработать бабки. Просто не хочется оказаться по уши в дерьме.
Ами загадочно улыбается.
– В чем дело? – спрашивает Рэнди.
– Ты сказал это почти как Шафто, – говорит Ами.
Следующие полчаса Рэнди молча ведет машину. Кажется, он угадал: это и впрямь поворотный момент в их отношениях. Дальше все можно только испортить. Поэтому он молчит и смотрит на дорогу.
Генерал
Два месяца он спит на пляже в Новой Каледонии, под москитной сеткой, видит во сне места значительно худшие, оттачивает свою роль.
В Стокгольме сотрудник британского посольства отвел его в некое кафе. Джентльмен, с которым они там встретились, усадил в машину. Машина привезла к озеру, где, чисто случайно, оказалась летающая лодка с включенным мотором и выключенными огнями. ВВС спецназначения доставили в Лондон. Военно-морская разведка перебросила в округ Колумбия и, основательно покопавшись в его мозгах, вернула морской пехоте с большим штампом на документах, что он не может участвовать в боевых действиях, потому что Слишком Много Знает и не должен попадать в плен. Морская пехота решила, что в тыловые крысы он не годится – Слишком Мало Знает, – и предложила на выбор: билет домой в одну сторону или высшее образование. Он выбрал билет, а потом наплел зеленому офицерику, будто семья переехала и теперь его дом в Сан-Франциско.
Можно практически перебраться через сан-францисский залив, прыгая с одного военного корабля на другой. По всему порту – военно-морские склады, тюрьмы и госпитали. Все их охраняют братки Шафто. Его наколки скрыты под гражданской одеждой, бобрик отрос, но любой морпех за милю узнавал в нем нуждающегося брата, готов был открыть любые ворота, нарушить любые инструкции, возможно – отдать за него жизнь. Шафто, не успев даже надраться, оказался на корабле, идущем к Гавайям. В Пёрл-Харборе ему потребовалось четыре дня, чтобы попасть на корабль до Кваджалейна. Там Шафто встретили как героя. Неделю братки его поили, кормили и снабжали куревом, не позволяя потратить и цента, и наконец отправили самолетом за тысячу миль в Нумеа, Новая Каледония.
Братки охотно отправились бы с ним, но тут было другое дело – место, куда его отправляли, располагалось до опасного близко к Юго-западному Тихоокеанскому ТВД, вотчине Генерала. Даже сейчас, спустя два года после того, как Макартур бросил их на Гуадалканал плохо вооруженными, практически без поддержки, морпехи по-прежнему половину своего времени обсуждали его пороки. Он тайно владел половиной Интрамуроса. Он сказочно обогатился за счет испанского золота, которое его отец откопал в бытность свою губернатором Филиппин. Кесон, глава филиппинского правительства в изгнании, тайно назначил его послевоенным диктатором архипелага. Генерал метит в президенты и будет нарочно проигрывать сражения, чтобы подгадить Рузвельту, а всех собак повесит на морскую пехоту. А если это не выгорит, он вернется в Штаты и устроит военный переворот, который героически подавит морская пехота. Semper Fidelis!
Так или иначе, братки переправили его в Новую Каледонию. Нумеа – аккуратный французский городок с широкими улицами и жестяными крышами, обрамленный исполинскими отвалами хромовых и никелевых разработок. Треть населения – французы (везде портреты де Голля), треть – американцы, треть – каннибалы. Говорят, за последние двадцать семь лет они не съели ни одного белого. Поэтому Бобби, ночуя на пляже, чувствует себя почти так же безопасно, как в Швеции.
Однако в Нумеа он натолкнулся на преграду непроходимее кирпичной стены: воображаемую границу между Тихоокеанским ТВД (площадкой Нимица) и Юго-западным Тихоокеанским. Брисбен, штаб-квартира Генерала, совсем близко (по меркам Тихого океана). Если он туда доберется и произнесет свою реплику, все будет в ажуре.
Первую пару недель Бобби, как дурак, верит, что все устроится. Следующий месяц подавлен и не верит, что сможет отсюда выбраться. Наконец приходит в себя и начинает проявлять смекалку. На корабль не попасть, зато самолеты летают в неимоверном количестве. Похоже, Генерал любит самолеты. Шафто начинает выслеживать летчиков. Военной полиции он не нравится; в сержантский клуб не пробиться никакими силами.
Однако сержантский клуб предлагает довольно ограниченный набор развлечений. Те, кто ищет более сильных радостей, должны покинуть оборонительный периметр, охраняемый военной полицией, и вступить в гражданский сектор экономики. А когда хорошо оплачиваемые, скучающие без женщин американские летчики соприкасаются с полуфранцузской-полуканнибальской культурой, гражданский сектор экономики получается ого-го какой. Шафто набивает карманы пачками сигарет (морпехи в Кваджалейне снабдили его куревом до конца жизни) и занимает наблюдательный пост недалеко от ворот авиабазы. Летчики выходят по двое, по трое. Шафто выбирает сержантов, идет за ними в бордели и бары, садится на линии прямой видимости, начинает курить одну за одной. Скоро к нему подходят и стреляют сигаретку. Завязывается разговор.
Как только система отработана, он мигом узнает массу всего про пятую эскадрилью, заводит кучу знакомых. Через несколько недель приваливает счастье. Безлунной ночью в 1:00 Шафто перелезает через ограду лётного поля, по-пластунски преодолевает милю вдоль посадочной полосы и в последнюю минуту успевает на рандеву с экипажем «Пьяной Тутси» – «Либерейтора Б‑24», летящего в Брисбен. Не успевает Шафто моргнуть глазом, как его запихивают в стеклянную сферу на хвосте самолета, рядом с турельным пулеметом. Надо думать, ее назначение – сбивать «зеро», которые обычно атакуют сзади; экипаж «Пьяной Тутси» явно полагает, что вероятность встретить «зеро» в этих краях не больше, чем над средним течением Миссури.
Шафто велели одеться потеплее, но ничего теплого у него нет. Едва «Пьяная Тутси» отрывается от полосы, он осознает свою ошибку: температура падает, как пятисотфунтовая бомба. Он не может выбраться из стеклянного фонаря, а если и мог бы, наверняка угодил бы под арест: его взяли на борт контрабандой, втайне от пилотов. Что ж, придется добавить переохлаждение к обширному списку уже изведанных мук. Через пару часов он проваливается не то в сон, не то в забытье.
Его будит розовый свет, идущий со всех сторон разом. Самолет снижается, температура растет, тело оттаяло и пришло в чувство. Через несколько минут руки вновь обретают подвижность. Он тянется в розовую мглу и протирает окошко в запотевшем стекле. Вынимает носовой платок, вытирает весь фонарь и смотрит в самый зев тихоокеанской зари.
Черные пятна и полосы облаков расплываются в небе, словно чернила кальмара по воде тропической бухты. Какое-то время кажется, что он снова под водой с Бишофом.
Весь океан исполосован шрамами, прямо как он сам. Из шрамов, как старые осколки, торчат зазубренные края коралловых рифов. Теплеет. Его снова начинает бить дрожь.
Кто-то вывалил в Тихий океан груду коричневой пыли. На ее краю – город. Он приближается. В орудийной башне становится все теплее. Это Брисбен. Стремительно мчится посадочная полоса, и Шафто кажется, что сейчас она снимет ему задницу, как самый большой в мире ленточно-шлифовальный станок. Самолет останавливается. Пахнет горючкой.