у.
Если х>у, Дантист побеждает. Судья скажет: «Вы, „Эпифит“, должны этому бедному, обиженному миноритарному акционеру х долларов. Но я смотрю на жалкое состояние вашей компании и понимаю, что столько денег вам не собрать. Единственный способ загладить ущерб – расплатиться тем, чего у вас завались, – вашими паршивыми акциями. А поскольку стоимость всей компании очень, очень близка к нулю, вам придется отдать ему практически все».
Как сделать х<у? Либо уменьшить стоимость лодки, сняв с нее золото, либо увеличить стоимость «Эпифита» – но как?
В более удачное время они могли бы преобразоваться в открытое общество, однако на это уйдут месяцы. И ни один инвестор не притронется к их акциям, пока над «Эпифитом» висит иск Дантиста.
У Рэнди возникает видение: он едет в джунгли с автопогрузчиком, сгребает слитки, которые нашел с Дугом, везет в банк и кладет на счет «Эпифита». Это было бы решение. От одной мысли по всему телу пробегает электрический ток.
Левее движется некий рой женщин и детей, слышатся знакомые голоса. Мозг Рэнди, как голодный спрут, обволокся вокруг идеи золота в джунглях; чтобы на секунду вернуться к реальности, надо разомкнуть щупальца, отрывая присоску за присоской. Наконец он фокусируется на беспорядочной группе и узнает семью Ави: Дебору, выводок детей и двух нянь, сжимающих паспорта и билеты в конвертах «Эль Аль». Дети маленькие и норовят брызнуть в разные стороны, взрослые сосредоточены на том, чтобы этого не допустить, в итоге группа движется примерно как мешок такс по направлению к куску мяса. Рэнди, вероятно, лично виновен в их исходе. Он охотно сбежал бы в мужской туалет и забился в толчок. Однако что-то сказать надо, поэтому он догоняет Дебору и для начала предлагает взять у нее сумку с детскими шмотками. Сумка оказывается неожиданно тяжелой; Рэнди предполагает, что там несколько галлонов яблочного сока плюс целая противоастматическая установка и, может быть, слиток-другой золота на случай мирового финансового обвала.
– В Израиль?
– «Эль Аль» не летает в Акапулько.
Ого! Дебора на пике формы.
– Ави как-то это объяснил?
– Ты меня спрашиваешь? Мне казалось, ты должен быть в курсе, – говорит Дебора.
– Ну, все так быстро меняется, – мямлит Рэнди. – Я не знал, что надо рвать когти.
– Тогда почему у тебя из кармана торчит билет «Эйр Кинакута»?
– Ой, знаешь ли… кой-какие дела.
– Что-то ты невеселый. У тебя проблемы? – спрашивает Дебора.
Рэнди вздыхает:
– Как сказать. А у тебя?
– У меня? Проблемы? С какой стати?
– Ну, тебя вырвали из дома и велели в десять минут отправляться черт-те куда…
– Мы летим в Израиль, Рэнди. Это не из дома, а домой.
– И все-таки это нервотрепка…
– По сравнению с чем?
– С тем, чтобы оставаться на месте и жить своей жизнью.
– Это моя жизнь, Рэнди.
Дебора явно на взводе. Рэнди предполагает, что она зла как черт, но соблюдает некое эмоциональное соглашение о неразглашении. Это, наверное, лучше, чем два других варианта, которые приходят в голову Рэнди, а именно: (1) истерические взаимные упреки и (2) ангельское спокойствие. Поведение Деборы означает: «У меня свои дела, у тебя свои дела, вот и проваливай». Рэнди внезапно чувствует себя полным идиотом. И зачем только он взял у нее сумку? Дебора тоже явно не понимает, какого хрена Рэнди набился в носильщики, как будто ему больше не фига делать. Можно подумать, они с нянями не дотащат сумку до самолета. Когда она, Дебора, последний раз предлагала Рэнди написать за него программу? А если Рэнди и впрямь нечем себя занять, уж лучше бы, как мужчина, обвязался гранатами и хорошенько обнял Дантиста.
Рэнди говорит:
– Ты, наверное, еще свяжешься с Ави перед отлетом. Передашь ему от меня сообщение?
– Какое?
– Ноль.
– И все?
– Да.
Дебора, вероятно, не в курсе, что Ави и Рэнди, экономя пропускную способность канала, пользуются двоичным кодом, а-ля Пол Ревир со Старой Северной церковью. В данном случае «ноль» означает, что Рэнди не сумел стереть всю информацию с жесткого диска Гроба.
Как ни заманчиво выглядит зал ожидания первого класса компании «Эйр Кинакута» с бесплатной выпивкой и безупречным восточным сервисом, Рэнди туда не идет. Если он плюхнется в мягкое кресло, то неизбежно впадет в кому, и на самолет его придется доставлять автопогрузчиком. Он бредет по аэропорту, судорожно хватаясь за бок всякий раз, как не обнаруживает там сумки с ноутбуком. В голове все никак не уляжется, что бо́льшая часть ноутбука отправилась в помойку перед конторой дилера, где он освобождал «Акуру». Пока дилер бегал в банк за пятью штуками, Рэнди отверткой от складного ножа вывинтил винчестер, а все остальное выбросил.
В большом зале висят под потолком огромные телевизоры, показывающие аэропортовский канал, на котором новости сменяются еще быстрее и отрывочнее, чем в обычных телевизионных выпусках, часто перемежаясь прогнозами погоды и биржевыми курсами. Рэнди потрясен, но не то чтобы по-настоящему удивлен, когда начинается сюжет, в котором одетые по-ковбойски Тайные Обожатели осуществляют свое право носить оружие на улицах Лос-Альтоса, баррикада в «Ордо» рушится перед камерой и полицейские с автоматами врываются в офис. Показывают Пола Комстока – он, садясь в лимузин, отвечает на вопрос корреспондента, очень вальяжный и довольный собой. Общеизвестно, что для телевизионщиков главное – картинка; в таком случае «Ордо» крупно повезло. Все видели, как тупые копы громят высокотехнологическую компанию. «Эпифиту» это ничего не дает, потому что «Ордо», в сущности, ни при чем. Частный конфликт между Дантистом и «Эпифитом» превратился в публичный конфликт между Комстоком и «Ордо». Рэнди зол и растерян.
Он садится в самолет и начинает есть черную икру. Вообще-то, не в его правилах налегать на бесплатную жрачку в самолете, но поглощение икры дает декадентское ощущение пира во время чумы, что сейчас как раз в жилу.
Как истинный технарь, Рэнди обычно читает листки, засунутые между глянцевыми журналами и санитарными пакетами. На одном из листков написано, что пассажиры султанского класса (так называется первый класс в «Эйр Кинакута») могут не только звонить со своих мест, но и принимать входящие звонки. Поэтому Рэнди звонит Дугласу Макартуру Шафто на GSM-телефон. Номер австралийский, но телефон должен работать в любой точке земного шара. На Филиппинах сейчас шесть утра, однако Дуг уже наверняка не спит. Он и впрямь отвечает со второго гудка. Судя по звукам, он застрял в манильской пробке, возможно, на заднем сиденье такси.
– Это Рэнди, из самолета, – говорит Рэнди. – «Эйр Кинакута».
– Рэнди! Мы только что видели тебя по телику, – говорит Дуг.
Рэнди требуется примерно минута, чтобы осознать услышанное; он запил икру двумя стопками водки.
– Да, – продолжает Дуг. – Я, как проснулся, включил Си-эн-эн. Ты сидел на крыше машины и печатал. Что происходит?
– Ничего! Ровным счетом ничего! – До Рэнди доходит, что это большая удача. Увидев его по Си-эн-эн, Дуг скорее сподвигнется на какие-то радикальные подвиги. Он опрокидывает еще стопку и говорит: – Да, сервис в султанском классе просто обалденный. Вообще если ты поищешь в инете на «Ордо», то увидишь, что эта лабуда не имеет к нам ни малейшего отношения.
– Забавно, Комсток тоже отрицает, что это наезд на «Ордо».
Когда вьетнамские ветераны вроде Дуга говорят о правительственных заявлениях, они умеют изобразить скупую иронию, явную, как зубоврачебный бур, приставленный к твоему зубу, но куда более забавную. Рэнди давится водкой.
– Он говорит, это пустяковый гражданский иск, – продолжает Дуг вкрадчиво-шелковистым тоном оскорбленной невинности.
– То, что «Ордо» распространяет ненавистную правительству криптографию, – чистейшей воды совпадение, – догадывается Рэнди.
– Ага.
– Что ж, в таком случае я уверен, это просто наши нелады с Дантистом, – говорит Рэнди.
– Какие нелады?
– Все произошло глубокой ночью по вашему времени. Уверен, утром ты найдешь несколько занятных факсов.
– Ладно, взгляну, – говорит Дуг Шафто.
– Я, наверное, звякну тебе из Кинакуты, – говорит Рэнди.
– Счастливо долететь, Рэндалл.
– Удачного тебе дня, Дуглас.
Рэнди кладет телефон обратно в гнездо на ручке кресла и готовится впасть в заслуженную кому. Однако через пять минут телефон звонит. Так непривычно, чтобы тебе звонили в самолет, что он в первый миг совершенно ошарашен. Еще несколько секунд уходит на то, чтобы посмотреть в инструкции, как ответить на звонок.
Когда он наконец подносит включенную трубку к уху, голос говорит:
– По-вашему, это очень умно? Думаете, кроме вас и Дуга Шафто, никто в мире не знает, что пассажиры султанского класса могут принимать входящие звонки?
Рэнди убежден, что никогда не слышал этого голоса. Голос старческий, но не надтреснутый, а словно отполированный временем, как ступени церкви.
– Кто это?
– Вы рассчитываете, что мистер Шафто перезвонит вам из автомата, я правильно угадал?
– Пожалуйста, ответьте, кто это?
– Думаете, так безопаснее, чем по сотовому? Уверяю вас, нет. – Говорящий делает длинные паузы до, после и в середине фраз, как будто редко общается с людьми и никак не может набрать темп.
– Ладно, – говорит Рэнди. – Вы знаете, кто я и кому звонил. Очевидно, вы держите меня под наблюдением. Надо понимать, вы работаете не на Дантиста. Так на кого же? Правительство Соединенных Штатов? Агентство национальной безопасности, верно?
– Обычно ребята из Форт-Мида не звонят людям, чьи телефоны прослушивают. – Для американца неизвестный говорит чересчур четко; скорее он откуда-нибудь из Северной Европы. – Хотя в вашем случае АНБ могло бы сделать исключение – когда я был там, они все восхищались трудами вашего деда. До такой степени, что решили их украсть.
– Полагаю, это самый высокий комплимент.
– Вы могли бы стать миллиардером, Рэнди. Слава богу, этого не произошло.