ы установили, вы умеете хранить секреты…
– Понимаю, сэр.
– Проект такой: «Электрикал Тилл», крупнейший в мире производитель вычислительных машин, совместно с правительством Соединенных Штатов сооружает в Форт-Мид, Мэриленд, машинную комнату титанических размеров под эгидой нового Черного Кабинета – Агентства национальной безопасности. Блетчли-парк грядущей войны – войны с коммунистической угрозой изнутри и извне.
– И вы хотите меня как-то к этому подключить?
Комсток моргает и отодвигается. Его лицо внезапно становится холодным и отчужденным.
– Если уж начистоту, Уотерхауз, дело пойдет – с вами или без вас.
Уотерхауз фыркает:
– Понятно.
– Я хочу лишь помочь вам. Я уважаю ваш талант, у меня к вам… отеческие чувства, что ли, после нашей совместной работы. Надеюсь, вас не обижает, что я так говорю.
– Ничуть.
– Ну-ну! А, кстати… – Комсток встает и начинает ходить вокруг своего ужасающе чистого стола, потом вырывает лист бумаги из блокнота для записей. – Как дела с «Аретузой»?
– Архивируем перехваты по мере поступления. Взломать пока не удалось.
– У меня есть интересные новости.
– Вот как?
– Да. Кое-что, чего вы не знаете. – Комсток внимательно смотрит на лист. – После захвата Берлина мы собрали в кучу всех гитлеровских криптографов и тридцать пять из них направили в Лондон. Наши люди допрашивают их. Помогают нам восполнить многие пробелы. Что вы знаете о Рудольфе фон Хакльгебере?
У Уотерхауза пересохло во рту. Он сглатывает и застывает с каменным лицом.
– Знаком с ним по Принстону. Доктор Тьюринг и я считаем, что в перехватах «Лазури/Рыбы-еж» узнали его почерк.
– Вы не ошиблись, – говорит Комсток, шурша бумагой. – Но известно ли вам, что он, вероятно, коммунист?
– Ничего не знаю о его политических наклонностях.
– Ну, начнем с того, что он гомик, а Гитлер ненавидит гомиков. Может, это и толкнуло его в объятия красных. Кроме того, он работал под началом двух русских в Гауптгруппе «В». Считалось, что они царисты и настроены прогитлеровски, но кто их знает. В общем, в середине войны, где-то в конце сорок третьего, он определенно сбежал в Швецию. Забавно, верно?
– Что тут забавного?
– Если у вас есть средства, чтобы убежать из Германии, почему не двинуть в Англию, чтобы сражаться на стороне свободного мира? Нет, он поехал из Финляндии к восточному побережью Швеции – прямо через залив. Финляндия граничит с Советским Союзом. – Комсток ладонью припечатывает бумагу к столу. – По-моему, все очевидно.
– Значит…
– Далее, везде эта чертова «Аретуза». Некоторые сообщения посылаются прямо отсюда, из Манилы! Некоторые приходят с загадочной подводной лодки. Очевидно, что не японской. Сильно смахивает на какую-то шпионскую сеть. Как вы думаете?
Уотерхауз поводит плечами:
– Объяснять – не мой профиль.
– Мой, – говорит Комсток. – И я заявляю: это шпионаж. Возможно, направляемый прямо из Кремля. Почему? Потому что, согласно вашему анализу, они используют «Лазурь/ Рыбу-Еж», которую изобрел гомик-коммуняка Рудольф фон Хакльгебер. Я предполагаю, что фон Хакльгебер немного отоспался в Швеции, пропер в задницу какого-нибудь мальчика-блондинчика, а потом смылся в Финляндию, а оттуда – прямиком в распростертые объятия Лаврентия Берия.
– О черт! – восклицает Уотерхауз. – Что же нам делать, как вы думаете?
– Я перевел «Аретузу» в разряд вопросов первостепенной важности. Мы обленились и успокоились. Наши пеленгаторы неоднократно засекали, что сообщения «Аретузы» посылаются из этого региона. – Комсток поднимает указательный палец и тычет им в карту Лусона; потом спохватывается, сообразив – несолидно, нагибается и берет длинную указку; потом опять спохватывается, что стоит слишком близко, и отходит на пару шагов, чтобы конец указки доставал до того места, где только что был палец. Заняв наконец позицию, Комсток яростно обводит указкой берег к югу от Манилы и заодно пролив, отделяющий Лусон от Миндоро. – Южнее вулканов, тут, вдоль побережья. Здесь шатается эта субмарина. Мы не смогли как следует запеленговать ублюдков, потому что все наши пеленгаторные станции были на севере. – Конец указки молниеносно перебрасывается к Центральной Кордильере, где окопался Ямасита. – Но теперь – нет. – Указка мстительно переносится вниз. – Я приказал установить несколько пеленгаторов в этом районе и в северной части Миндоро. Стоит субмарине выйти в эфир, как мы накроем ее «каталинами» за пятнадцать минут.
– Тогда, – предлагает Уотерхауз, – может, мне стоит вплотную заняться взломом «Аретузы».
– Если вы преуспеете, Уотерхауз, это будет первой блестящей победой в криптологической схватке с коммунистами. Великолепное начало для работы с «Электрикал Тилл» и АНБ. У вашей молодой жены будет симпатичный домик в деревне, с газовой плитой и пылесосом. Она и думать забудет про Палус.
– Звучит чертовски заманчиво, – отвечает Уотерхауз. – Не могу удержаться! – И с этими словами выскакивает за дверь.
Из разбитого окна комнатки с каменными стенами в полуразрушенной церкви выглядывает Енох Роот. Лицо его огорченно кривится.
– Я не математик, – говорит он. – Просто помогал Денго делать расчеты. Вам придется обратиться к нему.
– Увезите передатчик в другое место, – требует Уотерхауз, – и приготовьтесь отправить сообщение, как только оно будет зашифровано.
Гото Денго там, где и обещал, сидит на трибунах над третьей базой. Поле приведено в порядок, но никто не играет. Сейчас здесь только он и Уотерхауз, да еще пара филиппинских крестьян, которых война загнала на север, в Манилу, собирают под скамейками просыпанный попкорн.
– То, о чем вы просите, очень опасно, – говорит он.
– Никто не узнает, – отвечает Уотерхауз.
– Подумайте о будущем. Когда-нибудь эти цифровые вычислители, о которых вы говорите, взломают «Аретузу». Разве не так?
– Так. Но нескоро.
– Скажем, через десять лет. Пусть через двадцать. Код взломан. Они вернутся к старым перехватам – включая это сообщение, что вы хотите передать друзьям. Прочитают его. Так?
– Так.
– И наткнутся на послание: «Внимание, внимание, Комсток подстроил ловушку, вас пеленгуют, не включайте передатчик». Ясно, что в окружении Комстока был шпион, и это наверняка вы.
– Вы правы. Вы правы. Я не подумал, – говорит Уотерхауз. Потом вдруг ему приходит в голову: – И о вас тоже узнают.
Гото Денго бледнеет:
– Пожалуйста, я так устал.
– В одном из посланий «Аретузы» говорится о некоем ГД.
Гото Денго закрывает лицо руками и надолго застывает. Слов не нужно; они с Уотерхаузом представляют себе одну и ту же сцену: через двадцать лет в офис к преуспевающему бизнесмену Гото Денго вламывается японская полиция и арестовывает его как коммунистического шпиона.
– Только если они расшифруют старые перехваты.
– Расшифруют. Вы же сами сказали.
– Если они у них есть.
– Конечно есть.
– Да. В моем кабинете.
Гото Денго в ужасе раскрывает рот:
– Вы же не собираетесь их выкрасть?
– Вот именно, собираюсь.
– Но ведь заметят.
– Нет. Я подложу вместо них другие.
Алан Матисон Тьюринг кричит, перекрывая шум синхросигнала. Долгоиграющая пластинка с записью шума крутится на диске.
– Ты хочешь что-нибудь новенькое из области случайных чисел?
– Да. Какую-нибудь математическую функцию, генерирующую почти идеальную случайную последовательность. Я знаю, ты над этим работаешь.
– О да, – отвечает Тьюринг. – Я могу дать тебе гораздо большую степень случайности, чем этот идиотский граммофон, на который мы оба в данный момент пялимся.
– Как ты ее получаешь?
– Основываясь на дзета-функции. Она легка для понимания и крайне утомительна для вычислений. Надеюсь, ты запасся лампами?
– Об этом не беспокойся, Алан.
– У тебя есть карандаш?
– Конечно.
– Очень хорошо, – отвечает Тьюринг и начинает громко диктовать математические символы.
В Подвале удушающе жарко, потому что Уотерхауз вынужден делить его с коллегой, выделяющим тысячи ватт тепловой энергии. Коллега заглатывает, затем выплевывает перфокарты. Что он делает в промежутке – забота Уотерхауза.
Примерно сутки он сидит здесь, раздевшись до пояса, обмотав голову майкой, как тюрбаном, чтобы капли пота не устроили замыкания в аппарате. Он щелкает переключателями на лицевой панели цифрового вычислителя, коммутирует кабели, меняет сгоревшие лампы, ищет с осциллографом неисправности. Чтобы вычислитель мог вычислять функцию Алана, приходится по ходу проектировать дополнительную цепь и паять ее прямо здесь. А в это время Гото Денго и Енох Роот работают где-то в Маниле с обрывком бумаги и карандашом, шифруя последнее сообщение «Аретузы».
Уотерхаузу даже не нужно думать, будет ли оно послано, – ему сообщат.
Действительно, в пять вечера приходит сияющий лейтенант из службы перехвата.
– Новое сообщение «Аретузы»?
– Два, – отвечает лейтенант, показывая два листка, испещренных буквами. – Наложение!
– Наложение?
– Сначала включился южный передатчик.
– На суше или…
– В море – у северо-восточной оконечности Палавана. Они передали вот это. – Он машет листом. – Затем, почти тут же, вышел в эфир передатчик в Маниле и передал это. – Машет другим листом.
– Полковнику Комстоку доложили?
– О конечно, сэр! Он как раз собирался уехать на целый день, когда пришли сообщения. Он в самой гуще событий – с перехватчиками, с ВВС, со всеми. Он считает, мы накрыли ублюдков!
– Э-э… пока у вас не закружилась голова от счастья, не могли бы вы оказать мне услугу?
– Да, сэр!
– Что вы делаете с оригиналами перехватов?
– Подшиваем, сэр. Хотите взглянуть?
– Да. Принесите все. Я хочу сверить их с перфокартами. Если «Аретуза» работает так, как я предполагаю, то даже единичная ошибка может свести на нет все мои вычисления.