– Хороший был план[32], – говорит Кантрелл.
Рэнди меняет тему:
– Пароль забыл. Надо сделать эту твою биометрию.
– Здесь слишком шумно, – говорит Кантрелл. – Она слушает твой голос, разлагает на всякие Фурье-шмурье, запоминает некоторые ключевые цифры. Сделаем потом у меня в номере.
Рэнди чувствует, что надо объяснить, почему он в последнее время не смотрел электронную почту.
– Совсем закрутился в Маниле с «АВКЛА» и всеми делами.
– Что такое?
– Работа простая, – говорит Рэнди. – Есть большой кабель от Тайваня к Лусону. На каждом конце по маршрутизатору. Есть серия коротких межостровных кабелей, которые «АВКЛА» прокладывает на Филиппинах. Как ты понимаешь, каждый кабель начинается и заканчивается маршрутизатором. Моя задача так их запрограммировать, чтобы данные бесперебойно поступали с Тайваня в Кинакуту.
Кантрелл отводит взгляд, боясь, что заскучает. Рэнди чуть не хватает его за грудки, потому что это вовсе не скучно!
– Джон! Ты – крупная компания по обслуживания кредитных карточек!
– О’кей. – Кантрелл с некоторым беспокойством смотрит на Рэнди.
– Ты хранишь свои данные на Кинакуте. Тебе надо загрузить терабайт важнейшей информации. Твои зашифрованные данные со скоростью гигабайт в секунду качаются себе с Филиппин на Тайвань, а оттуда в Штаты… – Рэнди делает паузу и встряхивает бутылкой, нагнетая напряжение. – И тут возле Себу переворачивается паром.
– И?
– Через десять минут сто тысяч филиппинцев одновременно хватаются за телефон.
Кантрелл кроме шуток хлопает себя по лбу.
– Черт!
– Дошло-таки! Я конфигурировал сеть так, чтобы при любом возможном раскладе данные по-прежнему качались в кредитную компанию. Может быть, медленнее, но качались.
– Теперь я понимаю, что тебе пришлось попотеть.
– Поэтому меня волнуют главным образом маршрутизаторы. Они вообще-то хорошие, однако не настолько мощные, чтобы обслуживать такую Крипту или оправдать ее экономически.
– У Ави и Берил выходит, – говорит Кантрелл, – что коммуникационные услуги Крипте будет предоставлять не только «Эпифит».
– Но мы тянем сюда кабель с Палавана.
– Окружение султана развило бурную деятельность, – говорит Кантрелл. – Ави и Берил отделываются общими словами, но я побеседовал с Томом, погадал на кофейной гуще и предполагаю, что на Кинакуту тянут еще кабель, а то и два.
– Ни фига себе, – говорит Рэнди. Это все, что приходит ему в голову. – Ни фига себе. – Он залпом выпивает половину «Гиннесса». – Похоже на правду. Получилось с нами, получится и с другими операторами связи.
– Нас использовали в качестве катализатора, – говорит Кантрелл, – чтобы привлечь других.
– Ну… вопрос такой: по-прежнему ли нужен кабель с Палавана?
– Ага, – говорит Кантрелл.
– В смысле нужен?
– Нет. Я хотел сказать, ага, это вопрос.
Рэнди задумывается:
– Вообще-то, с точки зрения твоей фазы операции это может быть и к лучшему. Большая Крипта – больше работы в перспективе.
Кантрелл поднимает брови. Он понимает, что Рэнди наверняка обидно. Тот откидывается на спинку стула и говорит:
– Мы и раньше спорили, стоит ли возиться с прокладкой кабеля и маршрутизаторами на Филиппинах.
Кантрелл отвечает:
– В бизнес-плане всегда утверждалось, что кабель на Филиппинах выгодно тянуть вне зависимости от Крипты.
– Почему так утверждалось в бизнес-плане, понятно, – говорит Рэнди, – чтобы оправдать наше участие.
Больше слов не требуется. Они некоторое время пристально смотрят друг на друга, отключившись от всего остального в баре, потом разом откидываются назад, потягиваются и смотрят по сторонам. И вовремя. В бар как раз входит Гото Фурудененду с толпой, как полагает Рэнди, инженеров-строителей – подтянутых, аккуратно подстриженных японцев лет тридцати-сорока. Рэнди улыбкой приглашает Гото за столик, потом машет официанту и заказывает несколько больших бутылок ледяного, аж зубы сводит, японского пива.
– Кстати, – вспоминает Рэнди, – меня одолевают Тайные Обожатели.
– Умные, маниакально одержимые люди – костяк криптологии, – заявляет Кантрелл, – хотя многие из них плохо разбираются в бизнесе.
– Или, наоборот, слишком хорошо, – говорит Рэнди, чувствуя легкий осадок раздражения: он пришел в «Ядро и картечь» отчасти и для того, чтобы ответить на вопрос, заданный root@eruditorum.org («Зачем вы это делаете?»), но так ничего и не выяснил. Скорее еще больше запутался.
Тут к ним подсаживаются Гото с компанией. Одновременно входят Эберхард Фёр и Том Говард. Происходит обмен карточками в количестве число сочетаний из эн по два. По-видимому, этикет требует, чтобы все основательно накачались. Рэнди поставил японцам пива, они не хотят уступать в щедрости. Столики сдвигаются, воцаряется атмосфера всеобщего дружелюбия. Эб считает, что тоже должен заказать каждому пива. Скоро все вырождается в караоке. Рэнди встает и поет: «Ты, я и собака Бу». Хороший выбор, потому что песня не требует особого чувства. Или певческих данных.
В какой-то момент Том Говард наклоняется к Кантреллу, чтобы лучше кричать в ухо, и кладет лапищу на спинку его стула. Одинаковые евтропийские браслеты с надписью «Привет, доктор, заморозь меня так-то и так-то» вызывающе блестят. Рэнди боится, что японцы заметят и начнут задавать вопросы, на которые еще поди ответь. Том что-то напоминает Кантреллу (есть люди, которых все всегда зовут по фамилии). Кантрелл кивает и украдкой смотрит на Рэнди. Рэнди ловит его взгляд. Кантрелл виновато опускает глаза и начинает крутить в руках бутылку с пивом. Том продолжает с любопытством глядеть на Рэнди. Наконец все трое встают и перебираются в другой угол, подальше от караоке.
– Значит, ты тоже знаешь Эндрю Лоуба, – говорит Кантрелл с некоторым боязливым уважением, как если бы Рэнди когда-то голыми руками убил человека и ни разу об этом не обмолвился.
– Да, – говорит Рэнди, – насколько вообще можно знать такого персонажа.
Кантрелл чрезмерно внимательно изучает пивную этикетку с обещанием каких-то призов. Том подхватывает разговор:
– У вас был какой-то общий бизнес?
– Вообще-то нет. А можно спросить, откуда вы в курсе? В смысле, как вы вообще услышали про Эндрю Лоуба? Из-за истории с Дигибомбером?
– Да нет, позже. Энди стал заметной фигурой в кругах, где вращаемся мы с Томом, – говорит Кантрелл.
– Я могу представить себе Энди только в кругу робинзонов-любителей или людей, верящих, что над ними в детстве совершали ритуальное насилие. – Рэнди произносит фразу механическим голосом, как телетайп, выдающий прогноз погоды.
Наступает пауза.
– Это позволяет восполнить кой-какие пробелы, – говорит наконец Том.
– Что ты подумал, когда ФБР устроило обыск в его хижине? – спрашивает Кантрелл. К нему вновь вернулась способность улыбаться.
– Не знал, что и думать, – отвечает Рэнди. – Помню, смотрел в новостях, как федералы выносят из шалаша коробки с вещественными доказательствами, и думал, что в этих бумагах есть и мое имя. Но в ходе следствия оно так и не всплыло.
– ФБР на тебя вышло? – спрашивает Том.
– Нет. Думаю, они просмотрели бумаги, быстро убедились, что Энди – не Дигибомбер, и вычеркнули его из списка подозреваемых.
– Ну так вот, вскоре после этого Энди Лоуб объявился в Сети, – говорит Кантрелл.
– Верится с трудом.
– Мы тоже сперва не поверили. Я хочу сказать, мы получали его манифесты – отпечатанные на серой бумаге из вторсырья вроде туалетной.
– Какими-то органическими чернилами на водной основе, которые сшелушивались, как черная перхоть, – добавляет Том.
– Мы еще шутили, что Энди нам все запорошил своей парашей, – говорит Кантрелл. – Когда какой-то Энди Лоуб начал размещать тирады в рассылке Тайных Обожателей и в новостной группе Евтропии, мы подумали, что это розыгрыш. Решили, что кто-то с блеском пародирует его стиль.
– Но все продолжалось день за днем, потом начались дискуссии, и тут мы поняли, что это и впрямь он, – говорит Том.
– И как это совмещается с его ненавистью к технике?
Кантрелл:
– Он говорит, что всегда считал компьютеры средством разобщения людей и атомизации общества.
Том:
– Однако оказавшись подозреваемым номер один в деле Дигибомбера, поневоле ознакомился с Интернетом, который, соединив компьютеры вместе, в корне их изменил.
– О господи! – вырывается у Рэнди.
– И он думал про Интернет, занимаясь тем, чем там занимается Энди Лоуб, – продолжает Том.
Рэнди:
– Сидя голым по шею в горном ручье и свертывая шеи мускусным крысам.
Том:
– И пришел к выводу, что компьютеры – это средство объединения общества.
Рэнди:
– И что именно Энди Лоуб его объединит?
Кантрелл:
– Ну, примерно так.
Рэнди:
– Выходит, он стал евтропийцем?
Кантрелл:
– Не совсем. Скорее он обнаружил в рядах евтропийцев трещину, о которой мы не подозревали, и возглавил группу отколовшихся.
Рэнди:
– Мне казалось, что евтропийцы – убежденные индивидуалисты и либертарианцы.
– Да, да! – говорит Кантрелл. – Однако основное положение евтропианства – что технология сделала нас постлюдьми. Что Homo sapiens плюс технология – совершенно новый вид: бессмертный, вездесущий благодаря Сети и движущийся к всемогуществу. Так вот, первыми об этом заговорили либертарианцы.
Том:
– Однако идея привлекла самых разных людей, в том числе Энди Лоуба. В один прекрасный день он прорезался и начал вещать про коллективный разум.
– И, ясное дело, тут же получил отлуп от большинства евтропийцев, для которых это как красная тряпка, – говорит Кантрелл.
Том:
– Не унявшись, он постепенно обзавелся сторонниками. Похоже, значительная часть евтропийцев не так уже держится за либертарианство. Идея коллективного разума им понравилась.
– И теперь Энди – вожак этой фракции? – спрашивает Рэнди.
– Наверное, – отвечает Кантрелл. – Они откололись и создали свою группу новостей. Последние месяцев шесть мы о них не слышали.