Другие радиограммы переданы с той самой U‑691. Они подписаны командиром, капитан-лейтенантом Гюнтером Бишофом.
БИШОФ: Потопил очередное торговое судно. Эти их чертовы радары повсюду.
ДЕНИЦ: Сообщение получено. Молодец.
БИШОФ: Потопил еще танкер. Эти гады каким-то образом точно знают, где я. Слава богу, что есть шнорхель.
ДЕНИЦ: Сообщение получено. Как всегда, выше всяких похвал.
БИШОФ: Потопил торговое судно. Меня дожидались самолеты. Сбил один: он рухнул на нас и сжег троих моих матросов. Вы уверены, что «Энигма» и впрямь надежна?
ДЕНИЦ: Молодцом, Бишоф! Вам еще медаль! Не волнуйтесь из-за «Энигмы», она – блеск.
БИШОФ: Атаковал конвой, потопил три торговых судна, танкер и эсминец.
ДЕНИЦ: Превосходно! Вам еще медаль!
БИШОФ: Просто ради азарта вернулся и уничтожил то, что оставалось от конвоя. Тут появился эсминец и три дня бросал на нас глубинные бомбы. Мы полумертвые, сидим в собственном дерьме, как крысы, которые провалились в нужник и медленно тонут. Мозги гниют от вдыхания нашей собственной двуокиси углерода.
ДЕНИЦ: Вы – герой рейха! Самому фюреру сообщили о ваших блестящих успехах! Не будете ли так добры направиться на юг и потопить конвой на таких-то координатах? P.S. Пожалуйста, сократите длину радиограмм.
БИШОФ: Вообще-то я не отказался бы от отпуска, но разумеется, о чем речь.
БИШОФ (НЕДЕЛЮ СПУСТЯ): Потопил вам половину конвоя. Пришлось всплыть и обстрелять чертов эсминец из палубного орудия. Они не ожидали от нас такого самоубийственного маневра, в результате мы разнесли их на куски. Пора в отпуск.
ДЕНИЦ: Вы теперь официально величайший командир-подводник всех времен. Возвращайтесь в Лорьян для заслуженного отдыха.
БИШОФ: Вообще-то я собирался отдохнуть в Карибском море. В Лорьяне в это время года холодно и сыро.
ДЕНИЦ: От вас нет сообщений уже два дня. Пожалуйста, выйдите на связь.
БИШОФ: Нашел прелестную укромную бухточку с белым песчаным пляжем. Предпочитаю не сообщать координаты, поскольку больше не верю в «Энигму». Рыбалка отличная. Загораю. Чувствую себя немного лучше. Команда весьма признательна.
ДЕНИЦ: Гюнтер, я многое готов вам спустить, но даже Верховный главнокомандующий должен отвечать за своих подчиненных. Пожалуйста, бросьте дурить и возвращайтесь.
U‑691: Оберлейтенант-цур-зее Карл Бек, зам. командира U‑691. С прискорбием сообщаю, что капитан-лейтенант Бишоф нездоров. Испрашиваю приказы. P.S. Он не знает, что я посылаю эту радиограмму.
ДЕНИЦ: Примите командование. Возвращайтесь, но не в Лорьян, а в Вильгельмсхафен. Позаботьтесь о Гюнтере.
БЕК: Капитан-лейтенант Бишоф отказывается сдавать командование.
ДЕНИЦ: Введите ему снотворное и доставьте сюда, его не накажут.
БЕК: Спасибо от меня и от команды. Мы на ходу, но горючего мало.
ДЕНИЦ: Рандеву с U‑414 [ «корова»] на таких-то координатах.
В комнату заходят еще люди: дряхлый раввин, доктор Алан Матисон Тьюринг, крупный мужчина в твидовом пиджаке, которого Уотерхауз смутно помнит как оксфордского дона, и несколько человек из флотской разведки, вечно околачивающихся в четвертом корпусе. Чаттан призывает собрание к порядку и представляет одного из молодых людей. Тот встает и докладывает ситуацию:
– U‑691, подводная лодка класса IXD/42 под номинальным командованием капитан-лейтенанта Гюнтера Бишофа, и. о. командира оберлейтенант-цур-зее Карл Бек, в 20:00 по Гринвичу послала радиограмму командованию подводного флота. В радиограмме сообщается, что через три часа после уничтожения тринидадского торгового корабля U‑691 торпедировала и потопила британскую субмарину, которая забирала потерпевших. Бек взял в плен двух наших людей: сержанта МПФ Роберта Шафто, американца, и лейтенанта Еноха Роота, из АНЗАК.
– Как много эти люди знают? – спрашивает дон. Видно, что он изо всех сил пытается протрезветь.
Чаттан отвечает:
– Если Роот и Шафто расскажут все, что знают, немцы смогут сделать вывод, что мы прилагаем значительные усилия к сокрытию исключительно ценного источника разведданных.
– О дьявол, – бормочет дон.
Торопливо входит исключительно тощий и долговязый блондин в штатском – редактор отдела кроссвордов в одной из лондонских газет, а ныне – сотрудник Блетчли-парка. Теперь в комнате присутствуют больше половины людей из списка «Ультра-Мега».
Молодой аналитик продолжает:
– В 21:00 Вильгельмсхафен ответил радиограммой, в которой приказывалось немедленно допросить пленных. В 1:50 Бек сообщил, что, по его мнению, пленные принадлежат к некоему особому подразделению флотской разведки.
Пока он говорит, сидящим раздают только что отпечатанные машинописные экземпляры свежих расшифровок. Редактор отдела кроссвордов изучает листки, сильно наморщив лоб.
– Простите, может быть, об этом говорили до моего прихода, – произносит он, – но откуда вообще в этой истории взялось тринидадское торговое судно?
Чаттан взглядом затыкает Уотерхаузу рот и отвечает:
– Не скажу. – (Все смеются, как будто он только что удачно сострил на светском рауте.) – Однако адмирал Дениц, читая радиограммы, вероятно, тоже пребывает в недоумении. Мы бы предпочли, чтобы в этом состоянии он и остался.
– Дано. Первое, он знает, что потоплено торговое судно, – подает голос Тьюринг и загибает палец. – Второе: он знает, что несколько часов спустя там же оказалась британская субмарина, и она тоже потоплена. Три: он знает, что из воды вытащили двух наших людей и что они, вероятно, относятся к разведке. На мой взгляд, это довольно широкая категория. Однако из этих двух кратких сообщений он не сможет вывести, с какого из кораблей – торгового или подлодки – наши люди.
– Ну, это очевидно, разве нет? – говорит Кроссворд. – Они с подлодки.
Чаттан отвечает чеширской улыбкой.
– Ой! – восклицает Кроссворд.
У всех глаза лезут на лоб.
– По мере того как Бек шлет новые радиограммы, увеличивается вероятность того, что Дениц узнает что-то для нас нежелательное, – говорит Чаттан. – Вероятность станет практически стопроцентной, когда U‑691 доберется до Вильгельмсхафена.
– Поправка! – кричит раввин. Все вздрагивают. Наступает долгая тишина, пока старик медленно привстает, держась за стол трясущимися руками. – Существенно не то, шлет ли Бек радиограммы! Существенно, верит ли им Дениц!
– Замечательно! Очень умно! – говорит Тьюринг.
– Совершенно верно! Спасибо за уточнение, герр Кан, – произносит Чаттан.
– Простите, – вмешивается дон, – но с какой стати он им не поверит?
Опять наступает долгая тишина. Дон заработал решающее очко и вернул всех к мрачной реальности. Раввин начинает что-то жалобно бормотать, однако его прерывает громовой голос со стороны двери:
– ФУНКШПИЛЬ!
Все глаза устремляются на человека, который стоит в дверях. Это крепкий мужчина лет пятидесяти, совершенно седой, в толстенных очках, которые увеличивают глаза; по темно-синему пиджаку метет вьюга перхоти.
– Доброе утро, Элмер! – произносит Чаттан с натужной веселостью психиатра, входящего в палату буйнопомешанных.
Элмер делает шаг вперед и поворачивается к собравшимся.
– ФУНКШПИЛЬ! – громогласно повторяет он.
Уотерхауз гадает, глухой Элмер, пьяный или то и другое вместе. Элмер поворачивается ко всем спиной и некоторое время пялится в шкаф, затем с изумленным видом оборачивается к собравшимся.
– Я думал, тут будет доска, – говорит он с техасским акцентом. – Что за аудитория без доски?
По комнате пробегает легкий смешок: все пытаются понять, Элмер так шутит или абсолютно не в себе.
– Это называется «радиоигры», – объясняет рабби Кан.
– Спасибо, сэр! – быстро и обиженно отвечает Элмер. – Радиоигры. Немцы ведут их с начала войны. Теперь наш черед.
Несколько минут назад Уотерхауз с тоской думал, какое здесь все британское, чужое, и мечтал, чтобы появился хотя бы один американец. Теперь, когда это желание исполнилось, ему хочется уползти на четвереньках.
– Как играют в эти игры, мистер… э-э… – начинает Кроссворд.
– Зовите меня Элмер! – грохочет Элмер.
Все шарахаются.
– Элмер! – говорит Уотерхауз. – Перестаньте, пожалуйста, кричать.
Элмер поворачивается в его сторону и дважды моргает.
– Игра проста, – начинает он обычным человеческим голосом, но тут же снова приходит в волнение и продолжает по нарастающей: – Достаточно радиопередатчика и пары музыкантов с хорошими руками и хорошим слухом! – Он уже орет. Машет рукой в угол, куда запихнули девушку-альбиноса в наушниках и музыканта с помадой на левом ухе. – Объясните про почерк, мистер Шейлс.
Ударник встает.
– У каждого радиста есть определенная манера выстукивания – мы зовем ее почерком. Опытные сотрудники радиоперехвата различают немецких радистов по почерку – мы можем, например, сказать, когда кого-то из них переводят в другое подразделение. – Он кивает на девушку-альбиноса: – Мисс Лорд перехватывала многие радиограммы с U‑691 и знает почерк их радиста. Более того, у нас есть записи последних сообщений с U‑691, сделанные при помощи проволочного самописца, и мы их внимательно изучили. – Ударник собирается с духом и заканчивает: – Мы убеждены, что я могу подделать почерк U‑691.
Вступает Тьюринг:
– А поскольку мы взломали «Энигму», мы можем составить какое угодно сообщение и зашифровать его так, как это сделала бы U‑691.
– Превосходно! Превосходно! – восклицает один из министерских чиновников.
– U‑691 будет по-прежнему слать свои сообщения, – напоминает Чаттан. – Мы бессильны этому помешать, разве что сумеем ее потопить, к чему сейчас прилагаются все усилия. Однако мы можем существенно замутить воду. Рабби?
Раввин снова начинает подниматься. Все замирают, ожидая, что он упадет, но ничего такого не происходит.
– Я составил сообщение на немецком флотском жаргоне. В переводе на английский там говорится примерно: «Допрос пленных продвигается медленно испрашиваю разрешения применить пытки», потом несколько Х в ряд и слова: «ОСТОРОЖНО ЗАСАДА U‑691 ЗАХВАЧЕНА БРИТАНСКИМИ ДЕСАНТНИКАМИ».