– Что это значит?
– Наверное, вам известно что-то такое, чего мне знать не положено.
Уже примерно лет двести в теле Шафто не было и следов морфия. Без этого он не может испытывать радость или даже покой.
Шприц холодной звездой сверкает на полке под чокнутым немцем. Лучше бы уж ногти вырывали.
Шафто знает, что расколется. Он думает, как бы расколоться, чтобы не погубить других морпехов.
– Я могу принести тебе шприц в зубах, – замечает сосед, который назвался Бишофом.
Шафто обдумывает его слова.
– В обмен на что?
– Ты скажешь, расшифровали ли вы «Энигму».
– А. – Шафто облегченно вздыхает; он боялся, что Бишоф потребует ему отсосать. – Это ты про ту шифровальную хреновину, о которой мне рассказывал?
У них с Бишофом была масса времени травить баланду.
– Ага.
Шафто в отчаянии. Однако он еще и зол как черт, а это помогает.
– Думаешь, я поверю, что ты просто псих, повернутый на «Энигме», а не офицер, нацепивший смирительную рубашку, чтобы меня обмануть?
Бишоф вне себя:
– Говорю же, я давно сказал Деницу, что «Энигма» – дрянь! Если ты мне скажешь, что она – дрянь, это ничего не изменит!
– Тогда можно вопрос? – говорит Роот.
– Да? – Бек с заметным усилием поднимает брови, притворяясь, будто ему интересно.
– Что вы сообщили о нас в Шарлоттенбург?
– Имена, фамилии, звания, личные номера, обстоятельства захвата.
– Но все это вы сообщили вчера.
– Верно.
– А недавно?
– Ничего, только номер на пузырьке с морфием.
– И через какое время после этого поступил приказ остановить допрос?
– Через сорок пять минут, – отвечает Бек. – Поэтому, да, я очень бы хотел спросить, откуда взялся пузырек. Но не вправе.
– Я подумаю, ответить ли на твой вопрос про «Энигму», – говорит Шафто, – если ты скажешь, перевозят ли эти жестянки золото.
Бишоф морщит лоб: возникли проблемы с переводом.
– В смысле деньги? Geld?
– Нет. Золото. Дорогой желтый металл.
– Может быть, немного, – отвечает Бишоф.
– Не мелочь на карманные расходы, – говорит Шафто. – Тонны и тонны.
– Нет, подлодки не возят тонны золота, – твердо отвечает Бишоф.
– Зря ты так сказал, Бишоф. Я думал, мы подружимся. А ты взял и соврал мне, козел!
К изумлению и растущей досаде Шафто, Бишоф испытывает невероятный приступ веселья оттого, что его назвали «козлом».
– Какого рожна я буду тебе врать, Шафто! После того как ваши сволочи взломали «Энигму» и поставили радары на все, что движется, наши лодки топят, не успевают те выйти в море. С какой стати кригсмарине будет грузить тонны золота на лодку, которая точно отправится на дно?!
– Спросил бы у тех, кто грузил его на U‑553.
– Ха! Ну я же сказал, ты несешь ерунду! U‑553 потопили год назад, во время атаки на конвой.
– Ни хера. Я видел ее пару месяцев назад, – говорит Шафто. – У Йглма. Она была под завязку набита золотом.
– Чушь собачья, – возмущается Бишоф. – Что нарисовано на боевой рубке?
– Белый медведь с пивным бокалом.
Долгое молчание.
– Хочешь еще? Я был в каюте у капитана, – продолжает Шафто, – и там висела его фотография в компании дружков. Как я теперь припоминаю, один здорово смахивал на тебя.
– Что мы делали?
– Вы были в плавках, с блядями на коленях! – орет Шафто. – Если, конечно, они вам не жены, но тогда, уж прости, твоя жена – блядь.
– Хо-хо-хо-хо-хо! – Бишоф переворачивается на спину и некоторое время разглядывает трубы. Потом заводит по новой: – Хо-хо-хо-хо-хо!
– Я что, выдал какую-то тайну? Если так, чтоб тебе сдохнуть, падла, – говорит Шафто.
– Бек! – орет Бишоф. – Ахтунг!
– Что ты делаешь? – спрашивает Шафто.
– Добываю тебе морфий.
– А. Спасибо.
Через полчаса появляется командир. Довольно пунктуально для офицера. Они говорят с Бишофом по-немецки. Шафто несколько раз слышит слово «морфий». Наконец командир зовет медика, и тот вводит Шафто примерно полшприца морфия.
– Вы что-то хотели сказать? – спрашивает командир у Шафто. По всему, славный малый. Вообще, они все теперь славные.
Первым делом Шафто обращается к Бишофу:
– Сэр! Прошу прощения за резкие слова, сэр!
– Все отлично, – говорит Бишоф. – Она и правда была блядь.
Командир нетерпеливо откашливается.
– Да. Мне просто интересно, – поворачивается к нему Шафто, – на этой лодке есть золото?
– Желтый металл?
– Да. В слитках.
Капитан ошарашен. Шафто испытывает некую озорную радость. Доводить офицеров не так здорово, как насыщать мозг высокоочищенным опиатом, но для крайности сойдет.
– А я думал, все подлодки его возят.
Бек отсылает медика. Потом они с Бишофом некоторое время говорят по-немецки. Посередине разговора Бек оглоушивает Бишофа какой-то новостью. Бишоф парализован и долго отказывается верить. Бек твердит, что это правда. Потом Бишоф вновь начинает похохатывать.
– Он не может задавать тебе вопросы, – говорит Бишоф. – Приказ из Берлина. Хо-хо-хо! А я могу.
– Валяй, – говорит Шафто.
– Расскажи еще про золото.
– Дайте еще морфия.
Бек зовет медика, тот вкалывает Шафто остаток шприца. Шафто хорошо, как никогда. Надо же так устроиться! Немцы дают ему морфий в обмен на немецкие военные тайны!
Бишоф начинает подробный допрос. Бек слушает. Шафто трижды пересказывает историю U‑553. Бишоф заворожен. Бек огорчен и напуган. Когда Шафто упоминает, что на слитках были китайские значки, и Бек и Бишоф офигевают. Лица у обоих вспыхивают, словно освещенные прожектором «Ли Лайт» в безлунную ночь. Бек начинает шмыгать носом, как будто у него насморк. Бля, да он плачет! Льет слезы стыда. Однако Бишоф по-прежнему зачарован.
Вбегает помощник и подает Беку радиограмму. Помощник весь трясется и смотрит не отрываясь, но не на Бека, а на Бишофа.
Бек берет себя в руки и читает радиограмму. Бишоф свешивается с койки, кладет подбородок Беку на плечо и тоже читает. Они похожи на двухголового циркового урода, который не мылся со времен президента Гувера. Оба молчат по меньшей мере минуту. Бишоф молчит, потому что шестеренки у него в мозгу крутятся со скоростью торпедного гироскопа. Бек молчит, потому что он на грани обморока. Слышно, как за переборками неведомая весть распространяется со скоростью звука. Кто-то кричит от ярости, кто-то рыдает, кто-то истерически хохочет. Может, Гитлера убили. Может, Берлин пал.
Бек заметно напуган.
Входит медик. Он по-военному расправил плечи – Шафто первый раз видит на лодке такую официальность. Медик коротко обращается к Беку на немецком. В продолжение его речи Бек несколько раз кивает. Потом они вместе с врачом вызволяют Бишофа из смирительной рубашки.
У Бишофа немного затекли руки и ноги, но кровь скоро расходится. Он ниже среднего роста, поджарый, широкоплечий и с койки спрыгивает по-кошачьи, как ягуар с дерева. Жмет руку медику, потом несчастному Беку и открывает люк к центральному посту. Полкоманды столпилось у выхода с трапа. При виде Бишофа все расцветают и разражаются ликующими возгласами. Бишоф жмет все протянутые руки и проходит на пост, как политик через толпу восторженных сторонников. Бек проскальзывает в другой люк и теряется в грохоте дизелей.
Шафто не понимает, что за херня творится, пока через четверть часа не приходит Роот. Он берет с палубы радиограмму и читает. Его постоянно озадаченное выражение, которое обычно раздражает, сейчас как нельзя кстати.
– Это радиограмма всем кораблям от верховного командования немецкого ВМФ, Тирпиц-уфер, Берлин. Тут сказано, что U‑691 – та самая лодка, на которой мы с тобой сейчас, Бобби, – захвачена британскими десантниками и уже потопила «корову» в Атлантике. Сейчас она движется к континентальной Европе с явным намерением проникнуть на немецкие базы и потопить еще корабли. Всем немецким морским и воздушным силам приказано искать U‑691, а найдя, немедленно уничтожить.
– Бля, – говорит Шафто.
– Мы оказались на неудачной лодке в неудачное время, – замечает Роот.
– Что за ерунда с этим Бишофом?
– Его отстранили от командования, а сейчас вернули.
– Этот псих управляет лодкой?!
– Он – капитан, – говорит Роот.
– И куда же он нас доставит?
– Не уверен, что он сам это знает.
Бишоф заходит к себе, наливает бокал арманьяка и идет в штурманскую рубку, которую всегда предпочитал личной каюте. Штурманская рубка – единственное цивилизованное место на корабле. Здесь есть, например, красавец-секстан в полированном деревянном футляре. Сюда со всей лодки сходятся переговорные трубы, и, хотя сейчас никто не говорит в них непосредственно, можно слышать обрывки разговора, далекий гул дизелей, шуршание тасуемой колоды, шипение свежих яиц на сковородке. Свежие яйца! Слава богу, что они успели встретиться с «коровой» до того, как ту потопили.
Бишоф разворачивает мелкомасштабную карту, на которой помещается вся северо-восточная Атлантика, расчерченная на квадраты с цифрами и буквами для охоты на конвои. Ему следует смотреть в южную часть, где они сейчас, однако взгляд вновь и вновь устремляется на север, к Йглмскому архипелагу.
Поместите его в центр циферблата. Великобритания между пятью и шестью часами, Ирландия на семи. Норвегия точно на востоке, то есть на трех. Дания к югу от Норвегии, на четырех. У основания Дании, там, где она соединяется с Германией, – Вильгельмсхафен. Франция, база большинства немецких подлодок, далеко на юге – не видать.
Когда подводная лодка ищет безопасное пристанище, ей самая дорога к французскому побережью Бискайского залива, скорее всего к Лорьяну. Добираться до германского Северного моря и балтийских портов куда опаснее и дольше. Придется огибать Великобританию. С юга пришлось бы идти Ла-Маншем. Не говоря о том, что это узкая щель, прошитая британскими радарами, сволочи англичане еще и понатопили там старых кораблей, чтобы затруднить движение, и наставили минных заграждений. На севере простора больше.