Всем уши прожужжали, что компьютерщики не любят наряжаться. Ави выяснил, что хорошая одежда может быть очень комфортной — скажем, брюки от костюма куда удобнее джинсов. Кроме того, он достаточно терся среди компьютерщиков, чтобы понять: раздражает не столько костюм, сколько необходимость одеваться. То есть не просто напяливать брюки с пиджаком, но и выбирать их, вовремя отдавать в чистку, следить за модой — задача непосильная для людей, которые надевают костюм раз в пять лет.
Значит, так: у Ави в одном из компьютеров есть таблица с обхватом груди, длиной шагового шва и прочими мерками каждого из сотрудников. За пару недель до ответственного мероприятия он просто отправляет это все факсом портному в Шанхай. Костюм прибывает курьерской почтой ровно за двадцать четыре часа до срока и по пневматической трубе отправляется в гостиничную прачечную. Сегодня утром, когда Рэнди выходил из душа, постучал коридорный и внес отглаженный костюм с рубашкой и галстуком. Рэнди это все надел (десятый ксерокс с плохой схемы полувиндзорского узла прилагался). Костюм сидит как влитой. Теперь Рэнди ждет в холле, смотрит, как убывают цифры на электронном табло лифта, и украдкой разглядывает себя в большом зеркале. Рэнди в костюме — это такая хохма, которой должно хватить по крайней мере до конца ленча.
Он размышляет об утренней электронной почте.
Кому: dwarf@siblings.net
От: root@eruditorum.org
Тема: Re: Зачем?
Дорогой Рэнди!
Надеюсь, Вы не обидитесь, если я буду называть Вас Рэнди, поскольку это совершенно очевидно Вы, несмотря на анонимность. Мысль удачная. Восхищен Вашей осторожностью.
По поводу того, что я могу оказаться Вашим «старым врагом»: очень грустно, что у Вас, такого молодого, уже есть старые враги. Или Вы о недавно приобретенном враге преклонного возраста? На ум приходят несколько кандидатов, однако я предполагаю, что Вы подразумевали Эндрю Лоуба. Я — не он. Вам это было бы очевидно, если бы Вы в последнее время посещали его сайт.
Зачем Вы строите Крипту?
Подписано:
— НАЧАЛО МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО —
(и т. д. и т. п.)
— КОНЕЦ МАССИВА ЭЛЕКТРОННОЙ ЦИФРОВОЙ ПОДПИСИ ОРДО —
Смотреть на цифры и гадать, какой из лифтов придет первым, совсем не увлекательно, но все же лучше, чем просто стоять без дела. Один застрял этажом выше, слышно, как заливается аварийный сигнал. В Азии многие бизнесмены, особенно китайские, считают шиком полностью оккупировать один лифт: телохранители посменно дежурят в кабине, вдавив пальцем кнопку открывания дверей и не обращая внимания на возмущенный трезвон.
Дзинь. Рэнди поворачивается на каблуках (попробуйте выполнить этот маневр в кроссовках!). Снова он поставил не на ту лошадь. Выиграл лифт, который только что был на самом верху. Рэнди делает шаг к зеленому огоньку. Двери открываются. Рэнди смотрит прямо в глаза Хьюберту (Дантисту) Кеплеру, доктору стоматологии.
Или вы о недавно приобретенном враге преклонного возраста?
— Доброе утро, мистер Уотерхауз! Когда вы вот так стоите с открытым ртом, то напоминаете мне пациента.
— Доброе утро, доктор Кеплер. — Рэнди слышит свои слова, как с другого конца километровой канализационной трубы, и тут же вновь прокручивает их в голове, проверяя, не выдал ли корпоративных тайн и не дал ли доктору Кеплеру повода вчинить иск.
Двери начинают закрываться, и Рэнди приходится всунуть между ними ноутбук.
— Осторожнее! Уверен, это дорогостоящее оборудование, — говорит Дантист.
Рэнди чуть не брякает: «У меня эти ноутбуки летят, как у трансвестита капроновые чулки» (или, может, больше в тему было бы «как крошка гнилого зуба из-под сверла бормашины»), но тут же мысленно зажимает себе рот. В компьютере у него корпоративная информация, собственность «АВКЛА». Если Дантист решит, что Рэнди наплевательски к ней относится, то распердится исками.
— Э-э… приятная неожиданность, — заикаясь, говорит Рэнди.
На докторе Кеплере очки размером с ветровое стекло «кадиллака» 1959 года. Это специальные стоматологические очки, отполированные, как зеркало паломарского телескопа, и покрытые суперотражающим слоем, чтобы вы видели в них исключительно свою пасть, насаженную на стержень горячего света. Глаза самого Дантиста таятся в глубине, как воспоминания детства. Это косящие серо-голубые глаза со стигийскими зрачками, полуприкрытые, словно их обладателю все в мире давно прискучило. В уголках сморщенных губ постоянно поигрывает улыбка: улыбка человека, который одновременно думает, как выплатить очередную страховку на случай врачебной ошибки, и ковыряется стальной фомкой в основании вашего мертвого премоляра, но прочел в специальном журнале, что врачей, которые улыбаются, пациенты чаще посещают и реже привлекают к суду.
— Скажите, — говорит он, — не получится ли у нас сегодня немного поболтать?
Сплюньте, пожалуйста.
Спасительный звонок! Кабина останавливается на первом этаже, виден вестибюль «Фут Меншн», облицованный мрамором исчезающих пород. Посыльные, замаскированные под свадебные торты, снуют туда-сюда, как на колесиках. Футах в десяти от лифта — Ави, рядом два роскошных костюма, из которых торчат головы Джона Кантрелла и Эберхарда Фёра. Все трое поворачиваются к лифту. При виде Дантиста лица у Эба и Джона становятся как у актеров в дешевом вестерне, только что получивших в лоб из мелкашки. У Ави, напротив, вид человека, который неделю назад напоролся на ржавый гвоздь, а сейчас почувствовал первое роковое шевеление столбняка.
— У нас сегодня напряженный день, — говорит Рэнди. — Ответ: да, если будет время.
— Хорошо. Ловлю на слове, — говорит доктор Кеплер. — Доброе утро, мистер Халаби. Доброе утро, доктор Фёр. Доброе утро, мистер Кантрелл. Приятно видеть вас такими джентльменами.
Приятно, что вы ведете себя по-джентльменски.
— Мы тоже очень рады, — говорит Ави. — Я так понимаю, мы сегодня еще увидимся?
— О да, — отвечает Дантист, — вы будете видеть меня весь день.
Боюсь, процедура будет долгой. Он поворачивается и молча идет по вестибюлю к кожаным креслам, почти скрытым за взрывами ярких тропических цветов. Сидящие в креслах по большей части молоды и хорошо одеты; при виде босса они вытягиваются во фрунт. Рэнди насчитывает двоих мужчин и трех девушек. Один — явный телохранитель, но и девушки, которых за глаза зовут Парками, Фуриями, Грациями, Норнами или Гарпиями, по слухам, тоже прошли курс спецподготовки и вооружены до зубов.
— Это кто? — спрашивает Джон Кантрелл. — Его ассистентки?
— Не смейся, — отвечает Ави. — В бытность свою зубным врачом он завел штат женщин для предварительной обработки пациентов, и это сформировало его парадигму.
— Издеваешься? — говорит Рэнди.
— Ты знаешь, как бывает. Когда ты приходишь к зубному врачу, ты на самом деле не видишь зубного врача, верно? Тебя встречает кто-то другой, верно? Всегда есть элитная категория деловитых тетечек, которые снимают зубной камень, чтобы врачу не возиться, и делают рентген. Сам врач сидит в кабинете и смотрит снимки — он имеет дело с абстрактным черно-белым изображением на маленьком куске пленки. Если он видит дырки, то приступает к делу. Если нет, выходит, произносит пару вежливых фраз и отправляет тебя домой.
— Так зачем он здесь? — спрашивает Эберхард Фёр.
— В том-то и суть! — говорит Ави. — Когда он входит, ты не знаешь, зачем он здесь: просверлить тебе дырку в черепушке или рассказать про свой отпуск на Гавайях.
Все взгляды обращаются к Рэнди.
— Что произошло в лифте?
— Я… ничего! — выпаливает Рэнди.
— Вы обсуждали филиппинский проект?
— Он просто сказал, что хочет со мной побеседовать.
— Гадство, — говорит Ави. — Значит, прежде надо побеседовать нам.
— Знаю. Поэтому и обещал поговорить, если выдастся свободная минута.
— Постараемся, чтоб у тебя сегодня свободная минута не выдалась. — Ави задумывается на минуту и продолжает: — Он совал руку в карман?
— А что? Думаешь, мог вытащить револьвер?
— Нет, — говорит Ави. — Просто мне кто-то сказал, что Дантист носит при себе скрытый магнитофон.
— Как переодетый полицейский? — недоверчиво переспрашивает Кантрелл.
— Ага, — говорит Ави таким тоном, будто это самое обычное дело. — Цифровой магнитофон размером со спичечный коробок. Может быть, с проводком и микрофоном под рубашкой. Может быть, нет. Так или иначе, ты не знаешь, когда он тебя записывает.
— А это не противозаконно? — спрашивает Рэнди.
— Я не юрист, — отвечает Ави. — Что важнее, не кинакутский юрист. Но для гражданского иска это не важно: если он потянет нас в суд, то сможет предъявить любые свидетельства.
Они смотрят через вестибюль. Дантист косолапо стоит на мраморе, скрестив руки на груди и опустив подбородок — выслушивает доклад подчиненных.
— Может, он и совал руку в карман, не помню, — говорит Рэнди. — Это не важно. Мы говорили в общем. И коротко.
— Он может проанализировать запись на приборе и по напряжению в голосе определить, когда ты врешь. — Джон явно наслаждается неограниченным разгулом паранойи. Это его стихия.
— Не беспокойся, — парирует Рэнди, — я его заглушил.
— Как? — спрашивает Эб. Он не расслышал иронии, поэтому удивлен и заинтригован. По лицу видно, что Эб рвется поговорить о чем-нибудь умном.
— Я пошутил, — объясняет Рэнди. — Если Дантист проанализирует запись, он увидит один равномерный стресс.
Ави и Джон смеются. Эб расстроен.
— А, — говорит он. — Я думал, что мы, если бы захотели, могли бы полностью заглушить его устройство.
— Магнитофон — не радио, — замечает Джон. — Как его можно заглушить?
— Метод Ван Эйка, — поясняет Эб.