Другой добавил:
– Наш бюджет примирения определили несколько тысяч лет назад.
В тени рокового конца они думают только о коммерции и путешествиях.
Теперь женщина-воин по имени Слава смотрела прямо мне в лицо, глаза оставались прищуренными, настороженными, как будто она не была уверена в том, кто я и что я, а ждала от меня какого-нибудь знака, подтверждающего, что я отметил ее неодобрение.
Я встретил ее взгляд, но не мог ни сказать что-нибудь, ни сделать. Слишком много внутренних противоречий. Она разочарованно отвела глаза и подошла к группе, стоявшей у другого края платформы.
– Сколько еще мы будем страдать из-за самоуверенности магистра строителей? – сказал Великолепная Пыль, после чего обратился ко мне, используя – возможно, не отдавая себе в этом отчета – формы обращения к тем, кто принадлежит к более низкой касте. – Оружие прежнего режима имеет царственную красоту, верно? Вскоре все оно будет собрано здесь, и тогда мы примем решение о его дезактивации и ликвидации. Это будет воистину новый век Предтеч, век, свободный от самоубийственного безумия и страха. Вскоре наступят мир и безопасность.
На расстоянии пяти тысяч километров от столицы наш корабль оказался в безмолвном окружении радужных импульсов, испускаемых контролирующими и улавливающими сенсорными полями. Потом нас опутали посадочные сети жесткого света. Быстро прилетели сотни малых кораблей, окружили нас, как рой мошки, привлеченные светом костра.
Великолепная Пыль формально поздравил корабельную анциллу, а в ответ получил протокольный знак в связи с окончанием путешествия – небольшой золотой диск из фонда гиперпространства, с вычеканенной на нем стоимостью примирения.
Он немедленно затребовал транспорт для доставки всех находящихся на обзорной платформе в приемный зал, расположенный в пятистах километрах внизу, на кромке самой крупной из веерных долек. Я выслушал официальные слова с быстро ослабевающим интересом. Что-то неприятное было в этой перспективе – Дидакт во мне не сомневался на сей счет. Я уже больше не делал различий между двумя моими «я».
Вместе мы знали магистра строителей лучше, чем любой из этих молодых членов Совета. Предтеча почти бесконечной сложности и умственных ресурсов набрался за несколько веков не меньше коварства, чем сам Дидакт, но при этом он лучше Дидакта разбирался в политике и технологии Предтеч.
Великолепная Пыль проводил взглядом двух своих коллег, которые пошли к поджидавшим их транзитным транспортным средствам. По пути они весело делились впечатлениями о только что завершенном путешествии. Пыль и Слава Далекого Рассвета остались со мной.
– Мы доставим тебя в безопасное жилье, – сказал мне Пыль. – Ты получишь такую же защиту, какую имеем мы, члены Совета, а может, даже более серьезную.
– Почему? – спросил я. – Я не могу завершить интеграцию. Я для самого себя бесполезен, не говоря уже о других.
Я не стал ему предлагать еще более откровенную оценку его ситуации. Осторожность превыше всего. Я не знал, кто он на самом деле: друг или враг, простак или мудрец.
И я остро ощущал стыд перед воином-женщиной.
– Восхищаюсь твоим мужеством, – сказал он мне. – И самообладанием. Но на самом деле я просто вежливо выполняю просьбу Библиотекаря, которая вскоре сможет вернуться, завершив свою миссию. Надеюсь, когда это случится, мы узнаем, почему ты так важен и как тебя можно будет использовать.
– Она и близко сюда не должна подходить! – зарычал я.
– Согласен, – сказал он. – Не все из тех, кто поддерживал магистра строителей, удовлетворены нынешним положением дел. Но Создательница редко прислушивается к голосу разума, то есть к голосу строителя. – Он обратился к Славе: – Проводи Звездорожденного в его апартаменты и познакомь с системой безопасности.
Она кивнула.
Глава 36
Мои апартаменты, находившиеся на окраине экваториального диск-города, были выдержаны в аскетическом стиле, но при этом в высшей степени комфортабельны. Сопровождающая проинструктировала меня, посвятила в подробности управления небольшим жилищем, позаботилась о моих неотложных нуждах. Она заверила, что я смогу свободно покидать дом и возвращаться, когда все меры предосторожности будут реализованы.
– Я привычен к таким ситуациям, – сказал я ей. – Не забывай: я строитель.
Слава слушала подчеркнуто внимательно, как будто в душе посмеиваясь надо мной, но без неуважения. Моя другая память реагировала на это со странным юношеским волнением. Я не мог себе представить Дидакта в молодости, не мог представить, что он чувствует волнение в присутствии женской особи своего рода.
Нашего рода.
– Тебе нельзя снимать броню в помещении, – сказала Слава. – Свидетели Совета получают самую высокую степень защиты, что требует постоянного ношения нательной брони. Эти меры после суда могут быть облегчены.
– А когда состоится суд? – спросил я.
– В течение семи домашних дней. Обвиняемый содержится в тюрьме Совета вот уже целую пентаду – пятую часть домашнего года.
Значит, его арестовали вскоре после инцидента с сан’шайуумской системой. Мудрость Дидакта внутри меня оставила это без комментариев.
Слава и ее команда агентов безопасности покинули меня. Я чувствовал себя так, будто меня щелкнули по носу без всяких на то оснований, – она ушла, даже не оглянувшись, не подав какого-либо другого знака.
А чего ты ждал? Она порядочная женщина.
Я принялся изучать жилище. Стены могли становиться прозрачными по моей прихоти, давая возможность видеть, что вокруг прекрасная искусственная среда обитания, созданная древними мастерами.
Меня это мало интересовало. Я был наедине с моей броней и анциллой, а еще с разнообразными морально приемлемыми развлечениями, в высшей степени манерными и формалистичными, хотя – снова, как и всегда, – я не был наедине с моими мыслями.
Я провел диагностику нательной брони, в которой не было нужды, и никаких проблем не обнаружил, потом предпринял короткую попытку определить состояние домена. Как мне уже сказали, доступа к нему все еще не было. Моя анцилла выразила сожаление и разочарование.
– Домен необходим для таких событий, как важный политический процесс, – сказала она, и в ее цвете появился сиреневый оттенок разочарования. – Судьи получают через домен доступ к прецедентам. Через домен могут быть подвергнуты проверке свидетели и их показания…
– Рад, что это не моя вина, – сказал я.
– Не твоя. Но будет и более утешительное объяснение. Может быть, мне удастся найти подсказки в банке физического знания Совета. По крайней мере, нам гарантировали доступ к ним. Что же касается твоей интеграции, то я считаю, что тебе нужно дать выспаться. Твои сны могут оказаться полезными.
– Домен подобен сну?
– Вообще-то, нет. Но есть гипотезы, согласно которым сны древних Предтеч имели доступ к основаниям, на которых покоится домен.
Меня пробрала дрожь.
– Кажется, Предтечи вполне мирились с необходимостью постоянно носить нательную броню.
– Кто-то может сказать, что такая практика далеко не оптимальна, что личности теряют гибкость.
Она либо испытывала мое терпение, либо пыталась спровоцировать на ответ. Ни одна из встреченных мною женщин, даже этот симулякр, не давали мне никакого покоя или утешения. Я помнил, что сказал Райзер о голубой женщине.
– А некоторые говорят, что мы чрезмерно доверяем анциллам – позволяем им регулировать наши умственные состояния, наши персональные, внутренние дела… Верно?
– Да, – чопорно согласилась она. – Некоторые так говорят. Надеюсь, ты не согласен.
– Гиперпространство перегружено трафиком, – сказал я. – Наши высшие правители либо заняты борьбой за власть, либо пребывают в ссылках, либо скрываются, либо находятся под стражей в ожидании суда. Я теперь не такой, каким был прежде. Моя семья наказана за мои поступки, и все, что я когда-то хотел знать или делать, оказалось ужасно сложным.
– Часть вины я должна принять на себя.
– Да, я тоже так считаю. И Библиотекарь обязана разделить с тобой вину. Я в этих событиях повсюду нахожу ее следы… Ты согласна?
– Разве я когда-нибудь отрицала ее влияние?
Тут всколыхнулась мудрость Дидакта, я почувствовал его интерес, но умолчал об этом.
– Но с какой целью? – спросил я. – Зачем способствовать созданию такого урода, как я… И зачем глубоко внедрять в людей гейсы? Какая людям была от этого польза? Они наверняка мертвы, а с ними умерли и все их древние воспоминания. Ты такая же жертва, как я. А одной жертве от другой ни малейшего проку быть не может.
– Я искусственный конструкт. Я не могу быть жертвой. Я отсутствую в Мантии.
– Какое самоуничижение!
Фигура на заднем плане моих мыслей пульсировала, наливаясь чем-то вроде негодования. Потом она исчезла из моего внутреннего видения.
– Я буду вести мои жалкие исследования наилучшим образом, насколько это в моих силах, – сказала она. – Самоуничижение будет моим кредо.
Я, конечно, мог вызвать ее в любое время. Но пока не видел в этом необходимости. В нарушение инструкций я снял броню и уселся на полу, скрестив ноги, как это делал Дидакт на Эрде-Тайрине и на его корабле, что было, кажется, столетия назад. Я хотел точно знать, чем владею, понимать все мои внутренние состояния.
Ты делаешь это инстинктивно, Предтеча первой формы?
Я попытался проигнорировать вопрос. Я должен взять под контроль свои мысли, реструктурировать их, если смогу…
Переформировать себя, создать собственную внутреннюю дисциплину без Дидакта, без анциллы, без поддержки от семьи и формы и, конечно, без доступа в домен.
Невозможная задача.
Не такая уж невозможная. Это делает каждый воин перед битвой. Никогда так не бывало, чтобы сила в борьбе порождалась любезностью. Ты чувствуешь, что битва вот-вот начнется?
– Пожалуйста, уймись.
Хорошо. Сейчас твое время, Предтеча первой формы.
– Без твоего наставничества.