Конечно.
– Я так рад, что ты мне разрешаешь.
Не думай об этом. Вообще ни о чем не думай.
Это оказалось чрезвычайно трудным.
Каким-то образом несколько часов спустя я появился из темноты, словно рыба, выпрыгнувшая из глубокого пруда. Я чуть ли не видел, как я переворачиваюсь в воздухе, разбрасывая сверкающие капли…
И тут я стал просто Предтечей первой формы, практически ничем не отличающимся от других, сидящим в одиночестве в своем относительно комфортабельном обиталище.
Но я сделал это. Я не думал ни о чем и оставался в этом состоянии достаточно длительное время. Я позволил себе слабую улыбку – все, что смог выдавить, – потом встал, чтобы надеть броню. Я теперь чувствовал себя куда менее неуступчивым, чем несколькими часами ранее. Но и не угодливым – просто в мире с самим собой и готовым к тому, что может случиться.
Вернулась моя анцилла и предупредительно засветилась. Меня ждали. Дверь в мои покои открылась, и появилась другая анцилла – в телесном воплощении, вооруженная, циклопических размеров (такие анциллы назывались смотрителями), в сопровождении двух агентов службы безопасности строителей. Оба мужского рода. Ни один из них не Воин-Служитель.
– Совет просит тебя присутствовать, – сказал один из них.
– Я готов.
– Мы предлагаем услугу, проверку внешности, – сказал второй.
– В этом нет необходимости, – ответил я.
– Ты и в самом деле, похоже, сведущ в таких делах. Твоя броня соответствует требованиям судебного следствия, осуществляемого Советом. Ты держишься гордо и при этом уважительно.
– Спасибо. Давайте уже покончим с этим.
Они провели меня через лифт и коридор в транзитный центр Совета, расположенный на краю экваториального диска, потом в ближайший шаттл для членов Совета. К нам присоединились еще четыре смотрителя – излишнее усиление, подумал я. Здесь, в центре власти Совета, такая охрана казалась чрезмерной.
Мудрость Дидакта не согласилась со мной.
И еще я увидел рядом с нашим шаттлом дюжину небольших космических капсул класса «фалько», они стояли снаружи гравитационного градиента экваториального диска, близ лифтовой станции, предназначенной для членов Совета. Я задумался об этом. «Фалько» обычно использовались при эвакуации межпланетных транспортов.
Путешествие до уровня центрального суда заняло несколько мгновений. Через прозрачный кожух шаттла мы видели сотни других шаттлов – они прилетели с танцевальной грацией, доставив пассажиров, пятьсот членов Совета, со всех концов ойкумены. Интересно, подумал я, сколько среди них новых назначенцев, Предтеч первой формы.
Это не наша забота.
«А почему не наша?» – подумал я.
Никакого суда не будет. Скоро, возможно, не будет ни Совета, ни столицы.
Это все, чем мудрость Дидакта решила поделиться со мной, – достаточно тревожное соображение. Я еще раз подумал об одиннадцати Ореолах на парковочных орбитах: невероятно изящные, идеально круглые серебряные кольца, сверкающие на солнце. Плетеное кружево событий было далеким от определенности. В настоящий момент я не мог ничего иного – только продолжить движение.
Великолепная Пыль и пять его помощников, все – первая форма, все улыбающиеся и гордые, присоединились к нашей фаланге вооруженных анцилл и агентов службы безопасности строителей.
– Великий момент близится, – сказал молодой член Совета, когда мы шли по широкому коридору с высоко расположенными вращающимися скульптурами из кристаллов, выращенных с помощью квантовой инженерии. Вскоре я увидел, что и сами стены украшены правильным рисунком из подобных же кристаллов. Великолепная Пыль гордо объяснил, что это использованные хлопья гиперпространства… многие миллионы хлопьев. Воистину ойкумена была древней и мощной. Воистину это никогда не изменится, успокоил я себя.
Затем мы вошли в большой амфитеатр Совета, в плавающую чашу, соединенную с главной структурой столицы богато украшенными мостами и причаленными декоративными паромами. («Они теперь почти не используются», – объяснил молодой член Совета.) Я увидел арки лифтовых труб, предназначенных для старших членов Совета, которые таким образом попадали прямо в амфитеатр, не подвергаясь унижению пребывания со своими сородичами.
И в самом деле: изящные формы и декор. Великолепная Пыль присоединился к группе своих коллег, членов Совета, и вступил в беседу с ними, а наши сопровождающие тем временем нашли ложи и места, где мы могли бы в удобных условиях и на видном месте ожидать вызова.
Роскошь требует особой безопасности.
Я оглядывал амфитеатр и думал, насколько же он мал, чтобы представлять руководство ойкумены. Три миллиона плодоносящих планет, но при этом всего пятьсот мест и приблизительно сотня лож. Четыре платформы для выступающих, расположенные по сторонам света. Все удивительно просто для самой столицы мира.
Купол наверху был разделен на четыре части и убран. На его место встали четыре сферы-дисплея, мерцающие репрезентациями двенадцати великих систем ранних Предтеч, в каждой из которых находится уникальная священная эпистола кредо и молитвы Мантии.
Молодой член Совета подошел поближе и доверительно сказал:
– Теперь мы разделимся. Тебя подвергнут осмотру и подготовят к выступлению. Три других свидетеля будут препровождены в гравитацию суда Совета.
– Дидакт?
– Сейчас он обязан находиться в другом месте. Вместо него давать показания будешь ты.
– Соответствует ли это закону? У меня нет ни его авторитета, ни опыта…
– Ты видел все, что видел он, я имею в виду то, что касается этих слушаний. И в тебе его имприматур.
Я не мог толком сказать о моем отношении к происходящему. Останется ли вообще что-нибудь от Звездорожденного, когда это закончится? Потом я подумал о людях. Возможно, вскоре я узнаю, живы ли они, но только в том случае, если их судьбы имеют значение для этих влиятельных Предтеч.
Вряд ли живы…
Амфитеатр быстро и бесшумно наполнился. Никто не говорил, пока судьи рассаживались по своим местам. Из центра амфитеатра поднялась платформа, на которой должны были разместиться шесть судей, окруженные циклопических размеров смотрителями, и низкая каста – агенты службы безопасности Совета в серой нательной броне.
Я разглядел среди них четырех Воинов-Служителей, включая и Славу Далекого Рассвета.
Платформа поднялась на пятьдесят метров, и тогда стали видны тяжеловооруженные стражи, обходящие ее огромные нижние поршни. Я спросил у анциллы, всегда ли принимаются такие меры безопасности.
– Нет, – ответила она. – Слушай внимательно мудрость Дидакта.
– А Библиотекарь здесь?
– Ее не пригласили.
– Она с Дидактом?
– Они не видели друг друга тысячу лет.
Ответов не было, но и я счел лишним спрашивать о том, что было невозможно узнать. Слишком много тайн, слишком много власти, слишком много привилегий. Я вдруг испытал отвращение, которое было так хорошо мне знакомо в пору моего манипулярства, когда я боялся превратиться вот в таких. Когда я боялся ответственности.
Помощники и ассистенты покинули главный амфитеатр и обосновались на наружных ярусах. Вскоре я сидел один в моей ложе – один, но с двумя смотрителями по бокам; их глаза-датчики горели красным цветом. «Неужели все эти смотрители так важны для слушаний?» – подумал я.
– Нет, – злопамятно сказала моя анцилла. – Я полностью работоспособна.
После этого она потускнела и исчезла на задворках моих мыслей, словно эти вооруженные искусственные разумы подавили ее своим присутствием и мощью.
Я попытался смирить все свое любопытство, все ожидания, все заботы. Не думай ни о чем.
Мне это не удалось.
Амфитеатр оставался спокоен, когда в воротах на дальней стороне чаши появилась вторая платформа. На ней находился обвиняемый, предположительно сам Архитектор, в этот момент скрытый за радужными занавесями, обеспечивающими чинность, если и не достоинство. Я с нетерпением ждал этого зрелища – неловкости магистра строителей, когда занавеси потускнеют и раздвинутся. Хотел увидеть его униженность, смирение.
Церемонии идентификации и присяги были краткими. Из пола амфитеатра поднялся смотритель метарх-уровня, его единственный датчик светился сапфировой голубизной. На уровне платформы с магистром строителей, который все еще был скрыт за занавесями, смотритель остановился, и короткий ряд мелодичных нот разнесся по амфитеатру сладкозвучными серебристыми волнами.
Первый блюститель суда – тот самый член Совета, который сопровождал меня с родительской планеты, – поднял руку.
– Совет признает юрисдикцию столичного суда корпусов строителей и Воинов-Служителей в процессе по многочисленным обвинениям строителя, известного как Фабер и прежде занимавшего должность магистра строителей. Все назначенные вершители закона участвуют в этих благопристойных и взвешенных слушаниях. Присутствуют свидетели. Прошу иметь в виду, что обвиняемый должен еще формально признать Совет и эти слушания.
Ропот неодобрения. И опять тишина опустилась в амфитеатр. Потом из-за зеленого занавеса на назначенное ему место выплыл смотритель гораздо меньшего размера. Он казался старше всех других изделий, что окружали нас, может быть, старше, чем сама столичная планета, а это означало более двадцати пяти тысяч лет. Его глаз сиял тусклой растительной зеленью. Я, конечно, слышал об этой персонализированной анцилле – о ней знали все Предтечи. Но от одной только мысли о том, что я нахожусь рядом с легендарным глазом-датчиком, по спине побежала холодная рябь ожидания и почтения.
Это был Надзиратель, который выполнял две функции: смотрителя тюрьмы и хранителя милосердия, потому что каждый Предтеча считает: те, кто надзирает за тобой в тюрьме, должны одновременно быть и теми, кто, когда придет время, защитит тебя и, возможно, выпустит на свободу. Таков древний закон, основы которого заложены самой Мантией.
Теперь зеленый занавес отъехал в сторону. Я был разочарован простым достоинством того, что увидел: не было никакой приниженной, склоненной фигуры, никаких цепей, никаких выкриков неодобрения, хотя последнее, конечно, было немыслимым.