– Ну да. – Этот гребень сделан из материала, похожего на тот, из которого выращиваются кристаллы. Только много проще. Все, что он умеет, это накапливать в себе эмоции человека. Но, не выпуская эмоции, он делает носителя камня почти неощутимым для эмпатии. Мы осматривали местность, чтобы никто не пострадал, но нам с сестрой даже в голову не могло прийти, что кто-то спрячется от нашего поиска таким образом.
– Вот, значит, как, – задумчиво проговорил Дорлин. – Честно говоря, я не удивлен. С этими камнями сразу было что-то не то. Но вреда они не приносили.
– Они и не могли, – заметила Феола, все это время не проронившая ни слова. Наверное, поэтому правитель глянул на нее с легким удивлением. – Какой от них может быть вред? Но и пользы никакой. Если только вы специально не хотели спрятаться от эмоционального поиска.
– Мы не знали, что люди достигли таких высот в управлении пси-силой.
– Но вы не удивлены? – Феола пристально глянула на правителя. Он взгляд не отвел.
– Я читал старые архивы. Тех времен, когда мои предки еще только уходили. Там подробно написано о способностях людей. Но в то время, как я понимаю, эти способности еще только развивались и не каждый человек ими обладал. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали, что происходит наверху.
Тут уже отчетливо пахло приказом. Кажется, сейчас Дорлин обдумывает какое-то важное решение и поэтому хочет получить как можно больше информации.
Феола неторопливо нагнулась над тарелкой, насадила на двузубую вилку нечто, похожее на фрикадельку, только из мха, аккуратно губами сняла ее и осторожно разжевала, прислушиваясь к ощущениям. Довольно кивнула и подцепила следующий кусок. Я вздохнул. Ничуть не сомневался, что вести рассказ любимая сестренка доверит мне. Торопливо сунув в рот кусок мха со своей тарелки, я его разжевал, даже не прислушиваясь к вкусу. Сейчас нужно восполнить те затраты энергии, что я понес, когда нас завалило. Увы, но под землей нет ни Солнца, ни растений. Так что энергию приходилось восстанавливать тем способом, который использовали наши далекие предки. Дорлин нас не торопил и сам принялся за еду. В нашу сторону при этом он не смотрел.
Меня, правда, немного смущали девушки вокруг стола. Не привык я, чтобы кто-то присутствовал за едой и при этом не ел сам. И перемену блюд я привык делать сам. Все это очень неудобно, но приходилось мириться.
Разговор тем временем плавно перешел на рассказ о жизни на поверхности. Дорлин умел слушать и умел выделять из наших рассказов главное. Эх, сюда бы профессора Танаки. Вот уж они точно нашли бы общий язык.
– Вот, значит, как оно у вас, – задумчиво проговорил он. – Теперь мне многое становится понятным.
Мы с Феолой промолчали, понимая, что нашего ответа не требуется. Дорлин же как-то странно поглядывал на нас. Я даже украдкой осмотрел себя, думая, что что-то со мной не так. Но нет, вроде бы все нормально.
– И что дальше вы собираетесь делать?
– Э-э… – Феола недоуменно уставилась на меня. Я на Дорлина.
– В каком смысле? – удивился я.
– Вы ведь нашли нас. Что теперь будет? Что вы собираетесь делать?
– А-а, – Феола расслабилась. – Вы об этом. Да, ничего. Все будет зависеть от того, чего захотите вы.
Дорлин поднял стакан с какой-то жидкостью красноватого цвета, но при словах Феолы замер. Медленно поставил бокал на место.
– В каком смысле чего мы захотим?
– Ну захотите вы выйти на контакт с нами или нет, – пояснил я. – Если вы по-прежнему желаете остаться в изоляции, это место отметят как запретное для посещений.
– Так просто? – Я отчетливо ощущал недоверие, исходящее от правителя. Н-да. С таким я не сталкивался. Как не владеющему мыслеречью человеку объяснить истинность моих слов? Сейчас послал бы мыслеобраз, и все стало бы всем ясно. А здесь приходится объяснять словами. И я совершенно не представляю, как это сделать. Только теперь я начал понимать слова профессора Танаки про трудности в дипломатическом налаживании контакта с другими расами. Тут со своими, можно сказать, соотечественниками не можешь договориться.
Пока я думал, заговорила Феола, пытаясь объяснить отношения между людьми и другими расами Земли. Правда, говорила она медленно, старательно подбирая слова. От этого ее речь казалась ненатуральной. Кажется, Феола и сама чувствовала это.
– Не могу я! – неожиданно вскричала она. От нее даже прислуживающие нам девушки отшатнулись. Только Дорлин остался невозмутим.
– Что ты не можешь? – спокойно спросил он.
– Объяснить не могу! – Феола повернулась к нему. – Как вы тут общаетесь? Мы говорим уже три часа и ничего не сказали друг другу! Я не могу объяснить, чтобы вы нас поняли. А вы ведь не понимаете, я же вижу.
– Почему же…
Феола резко мотнула головой:
– Не пытайтесь обманывать эмпата.
– Даже так? – Дорлин заинтересованно глянул на нас. – Вы эмпаты?
– Да, – хмуро буркнул я. – Поэтому мы всегда чувствуем, когда кто-то говорит нам неправду.
– Понятно… – Дорлин задумался. – Наверное, вы и друг другу не можете соврать?
– Можем, – так же хмуро отозвался я. – Умея читать эмоции, нетрудно блокировать свои. Тут другое. Не знаю, поймете ли вы… Феола правильно сказала, что за три часа мы обсудили очень мало. Проблема в том, что… мы с ней можем общаться мысленно. Так может каждый на поверхности. И вот при мысленном контакте врать действительно нельзя, поскольку с образами передаются все эмоции человека. Малейшая неправда ощущается моментально. И объем информации при таком общении тоже гораздо больше. Мы пытаемся вам сказать все, что вас интересует. И мы постоянно формируем мыслеобразы. Но они отскакивают от вас. Вы не воспринимаете их. А мы не можем облечь их в слова.
Дорлин сидел бледный и молчаливый. Я даже не сразу понял, что он просто ошеломлен. Вот это непонятно. Что такого я сказал? Да, общаемся мы мысленно, но он спокойно воспринял столько других наших способностей.
– Вы сейчас можете говорить со своими? – медленно спросил он.
Я глянул на Феолу. Та внимательно разглядывала Дорлина. Точнее, не его, а какую-то точку на нем. Похоже, вопрос правителя она даже не расслышала. Придется отвечать мне.
– Честно говоря, не пробовал. Но, думаю, если постараюсь, то смогу поговорить с кем-нибудь. Главное, с направлением определиться. Из-за того, что мы так глубоко… – Я прищурился, вглядываясь в потолок. Поднял над головой тристих и сформировал сенсорный луч. – Ого! Семьсот сорок три метра. Придется постараться.
– Понятно, – вздохнул Дорлин. – Знаете, – вдруг признался он. – А ведь я вас так и не понял. Вы либо очень хитрые, либо действительно все так, как говорите.
Я недоуменно глянул на сестру. Но та с все возрастающей тревогой смотрела только на Дорлина. Я даже пихнул ее локтем, Феола отмахнулась. Глянула на девушку, что стояла рядом с правителем.
– Скажите, – вдруг спросила та. Гм. А я полагал, что они все трое так и простоят весь обед. – А зачем люди создали гномов? Зачем им это было надо, если, как вы утверждаете, вы не используете их как слуг?
– Зачем? – Я почесал затылок, пытаясь подобрать слова. Тут мой взгляд наткнулся на мозаику на стене. – Скажите, зачем мастер сделал это?
Головы всех присутствующих повернулись в сторону картины.
– Зачем? – девушка недоуменно повернулась ко мне. – Ну… это красиво… показать свое умение…
– Вот, – я облегченно вздохнул. – Вы и ответили на свой вопрос. Понимаете, когда люди поняли, что могут создать разум, они просто сделали это. Можно сказать, показали умение. – Я покраснел. – Извините. Только… Поймите, в тот момент никто не думал об ответственности. Когда появились новые разумные расы, тогда и встал вопрос о том, что делать. Мы оказались в ответе за созданный разум. Уничтожить вас мы не могли. Указывать, как вам жить, тоже. Мы могли только учить. Показывать. Ну… так и получилось.
Вдруг Феола вскочила с места и стремительно бросилась к Дорлину. Только сейчас я сообразил, что все это время эмоции правителя почему-то затухали.
– Врача! У вас есть врач?! – Было что-то в голосе моей сестры такое, что заставило всех сначала замереть, а потом подчиниться. Девушка рядом с правителем побледнела. Глянула на Дорлина. Повернулась к той, что стояла рядом со мной, и та моментально скрылась за дверью.
Правитель медленно завалился на бок, но у пола его успела подхватить Феола. Ей на помощь бросилась девушка-гном.
– Имя? – сухо спросила Феола, осторожно ведя ладонью над грудью Дорлина.
– Луиза, – так же коротко отозвалась она. – За врачом уже послали. У правителя в последнее время сердце болело.
– Это я вижу. И не только сердце. Легкие никуда не годятся. Застарелая язва желудка. Куда ваши врачи смотрят?! Как все можно так запустить?!
Распахнулись двери, и в зал ворвалась девушка, убежавшая за помощью. За ней шагали трое гномов с сумками в руках. Феола глянула на них и осторожно отступила, предоставляя дело местным врачам. Те на нее даже не взглянули. Опустились перед лежащим на полу правителем и стали торопливо распаковывать сумки. Феола недоверчиво наблюдала за ними.
Врачи извлекли различные приборы, быстро расстегнули куртку и обнажили грудь Дорлина. Прилепили на нее присоски, провода от которых тянулись к непонятному устройству. Вот на нем зажглись лампочки, побежала какая-то диаграмма. Да это же они кардиограмму снимают, догадался я. Зачем такая сложность? Мне даже сейчас видны погрешности в показаниях, а я ведь не осматривал специально больного. Я глянул на сестру. Она покосилась на меня и снова перевела внимание на врачей. За ними, едва сдерживая слезы, стояла Луиза. Я чувствовал, с каким трудом она удерживается от плача.
Я осторожно подошел к ней и коснулся руки.
– Не переживай ты так. Я не специалист, конечно, но у него ничего опасного нет. Запущенные болезни – да, но среди них ничего серьезного. Тут тебе лучше с моей сестрой поговорить.
Луиза чуть улыбнулась мне:
– Спасибо за добрые слова, но боюсь, что этого приступа он уже не переживет. Это уже третий. Не надо меня успокаивать.