Розалия провела меня по коридору и замерла около входа в какое-то помещение. Дверью здесь служила плотная ткань, свисающая сверху. Настоящих дверей я у гномов видел не так уж и много. В том зале, где мы встречались с правителем, в некоторых коридорах, мимо которых проходили. Вот в комнате, где я спал, стояла настоящая деревянная дверь… Гм… если дерево здесь под землей так высоко ценится, то что же это за комнаты для гостей, в которых двери делают из такого редкого материала?
Девушка тем временем уже распахнула передо мной занавеску. Я шагнул в помещение. В отличие от коридора оно освещалось гораздо лучше. Стены украшали такие же мозаики из драгоценных камней, как и в зале встреч. Правда, мастерство исполнения тут хромало, и на меня эти картины не произвели такого впечатления, как вчерашняя. Если на той мозаике все жило: гномы, прорубающие очередную штольню, их вздутые в напряженной работе мышцы, искры, летящие от инструментов… здесь же… ну, штольня. Два гнома стоят, опираясь на палки. Причем стоят в какой-то неестественной позе. Четыре картины на стенах, и все неживые. Разве что сделаны тщательно. Но это мастерство ремесленника, а не произведение настоящего художника. В этих мозаиках не было души.
Посередине помещения стоял небольшой стол из того же непонятного мне материала и, похоже, весьма распространенного здесь. За столом сидели Феола и Дорлин. Сейчас правитель выглядел гораздо лучше вчерашнего. Исчезла бледность. Седые волосы, раньше блеклые, теперь словно сверкали серебром. Пропала усталость из глаз. Он словно скинул с себя лет двести. Когда я вошел, он неторопливо поднялся и слегка поклонился. Я поклонился в ответ.
– Спасибо вам. Слышал, вы тоже лечили меня.
– Ну какой из меня лекарь, – смутился я. – В лучшем случае подмастерье. Я только помогал сестре. Она делала основную работу.
– Не всю, – пробурчала сестра, на миг отрываясь от кружки, из которой что-то пила. – Там еще работать и работать. Не понимаю, как врачи могли настолько запустить ваш организм.
– А что врачи? – усмехнулся Дорлин, снова усаживаясь за стол и приглашающе указывая мне на третий стул, стоявший рядом с Феолой. – Врачи не волшебники, в отличие от вас, – правитель улыбнулся нам с Феолой. – От старости еще лекарство не придумали. А я уже не молод. Скоро девяносто будет.
Я уже почти сел за стол. Розалия взялась за спинку стула, чтобы подвинуть его мне, но, когда я замер на полдороге в совершенно неудобной позе, растерялась. В полнейшей тишине кружка сестры выпала из ослабшей руки, содержимое разлилось по столу. Сама кружка неторопливо покатилась к краю, но Феола словно и не заметила этого. Только когда кружка с легким стуком раскололась от удара об пол, она вздрогнула и посмотрела вниз.
– Простите, – пробормотала она.
Вошедшая как раз в этот момент Луиза недоуменно посмотрела на меня, замершего на полпути к стулу, на Феолу, растерянно глядящую на осколки на полу, на Розалию и Дорлина.
– Сколько вам лет? – тихо спросил я, наконец-то опускаясь на стул.
Дорлин недоуменно глянул на меня:
– Скоро будет девяносто.
– А ведь я проверяла ваш организм, – пробормотала Феола. – Мне, правда, в тот момент не до подробных исследований было, но общую картину я составила. Ваш организм очень походил на организм стариков.
– Ну я и говорю, что не молод.
Феола оторвала взгляд от разбитой кружки и посмотрела на Дорлина:
– Ваш организм соответствует организму гнома пятисотлетнего возраста.
После этих слов в комнате воцарилась тишина.
– Пятисотлетнего? – ошеломленно спросила Луиза. – Гномы наверху живут по пятьсот лет?
Я кивнул.
– Вообще-то средняя продолжительность жизни у гномов четыреста пятьдесят лет, но есть и такие, которым пятьсот и больше. Я лично знал одного такого.
Дорлин глянул на меня:
– А сколько живут люди?
– В среднем около тысячи двухсот лет, – на этот раз ответила Феола. – Но, понятно, есть и старше.
– Самому старому человеку на планете недавно исполнилось тысяча четыреста сорок пять лет, – пояснил я.
Все гномы, находящиеся в комнате, недоверчиво смотрели на меня. Потом перевели взгляд на Феолу, словно надеясь, что она опровергнет мои слова. Феола только плечами пожала.
– Но как? – почти шепотом поинтересовалась Луиза и тут же испуганно посмотрела на Дорлина. Похоже, здесь не принято говорить раньше правителя.
На этот раз я с чистой совестью предоставил право отвечать Феоле. Как целитель и биолог она могла объяснить все намного лучше меня. Я же наполнил чашку чаем и придвинул поближе блюдо с какими-то то ли пирожками, то ли грибами.
– Простите, – пробормотала рядом со мной Розалия, поспешно помогая мне. Я замахал рукой, пытаясь объяснить, что не инвалид и сам могу поухаживать за собой. Но под натиском девушки капитулировал, предоставив ей возможность заниматься своим делом.
Феола же грустно посмотрела на осколки кружки. Под ее взглядом они собрались в одну кучу, поднялись и опустились перед ней на стол. Сестра взяла первые два осколка и приставила их друг к другу. Через мгновение уже никто не мог бы сказать, что когда-то эта часть была расколота. А вскоре Феола внимательно осматривала совершенно целую кружку. Наши хозяева, кажется, уже решили ничему не удивляться, приняв за аксиому, что люди с поверхности могут все. Поэтому хоть и наблюдали за действиями моей сестры с заметным напряжением, но вопросов задавать не стали.
– Как? – повторила Феола вопрос Луизы, наливая себе чая. – А вот так, как вы все видели. Пси-силы – это не только возможность склеить чашку, видеть в темноте и летать. Это и возможность управлять организмом. Поэтому мы можем разобраться с любой болезнью в зародыше. А кроме того, очистить его от разной гадости, которая неизбежно в нем накапливается. Это умеют делать и те гномы, что обладают пси-способностями. Ну а поскольку гномы все-таки уступают людям по возможностям, то влиять на свои тела они могут ограниченно и продолжительность их жизни меньше людской.
– А разве вы не в силах им помочь? Меня же вы вылечили.
– Господин Дорлин, так ведь происходит не потому, что мы вредные и отказываемся лечить ваших сородичей. Поверьте, если бы не помощь людей, то они жили бы лет двести. Но мы не можем править чужой организм как свой. Когда что-то делаешь у себя, ты чувствуешь все настолько хорошо, что… Ну… – Феола замялась, явно не зная, как объяснить.
– Чужой организм не чувствуешь, как свой, – помог я сестре. Феола благодарно мне улыбнулась.
Дорлин задумчиво кивнул:
– Я понял, что вы хотите сказать. Но вы… – Дорлин вдруг порывисто встал и нервно прошелся по комнате и так же резко остановился спиной к нам. – Получается, что наши предки, уйдя под землю от людей, совершили страшную ошибку? – Дорлин резко развернулся к нам. – Вы понимаете, что будет, когда это станет известно?
Мы не понимали. Точнее, понимали, что это будет не очень хорошо воспринято гномами, – всегда тяжело отказываться от того, во что верил и из-за чего многие поколения твоих предков терпели лишения и трудились не покладая рук. И вдруг оказывается, что, убегая от мнимой опасности, они отрезали себя от общего развития и теперь безнадежно отстали от тех, кто остался на поверхности. Но мы это воспринимали как некие абстрактные знания, совершенно не представляя, насколько болезненно окажется реальность для гномов. Да до этого вопроса правителя мы даже не задумывались об этом.
– Вечно скрывать эти знания у вас не получится, – тихо возразила Феола.
Дорлин устало посмотрел на нее и неторопливо вернулся на место. Сейчас он напомнил мне прежнего старика, с которым мы встретились еще до того, как сестра вылечила его от сердечного приступа.
– А что вы можете предложить?
– Наверное, вам нужно на эту тему говорить не с нами.
Правитель кивнул:
– Я понимаю. Вы говорили, что выбор за нами? Если мы не захотим выходить, то нас никто не станет тревожить?
– Вы хотите остаться в изоляции? – поинтересовался я. – Решили бежать от проблем?
В зале наступила тишина. Похоже, даже девушки-прислужницы напряженно ожидали ответа правителя.
– Я не могу один решать вопрос такой важности, – вздохнул он.
– Что ж, ваше право. Но знаете… – я задумчиво покрутил в руке чайную ложку. – Там, наверху, наш правитель сказал мне при встрече… он сказал, что клетка хорошо защищает ее обитателя, но, чтобы воспарить, ее необходимо разрушить. Сейчас ваши пещеры кажутся вам уютными и надежными, но они же и сдерживают вас.
– Ваш правитель мудрый человек, – Дорлин задумчиво оглядел меня. – А кто ты вашему правителю?
– Я? – Мы с сестрой удивленно переглянулись. – В каком смысле кто?
– А что, у вас принято, чтобы правитель общался с любым человеком?
– Каждый может обратиться к нему с помощью телепатии… если имеет важное дело.
– Да, про вашу телепатию я и забыл, – пробормотал Дорлин. – Наверное, это порой ужасно надоедает.
– Почему же? Телепатия на самом деле мало отличается от разговора. Только при ней можно сказать больше за короткий промежуток времени. Ну и расстояние для такого разговора может быть намного больше. Вот и все отличие.
– Ладно, – правитель махнул рукой. – Слепому не объяснить про цвета. А нам все равно нужно время, чтобы все обдумать.
– Мы понимаем, – кивнул я. – Мы сообщим о вас в Совет, и он будет ждать вашего решения.
Дорлин медленно поднялся:
– Извините, но вынужден вас покинуть. Нам придется о многом подумать.
Я прекрасно понимал состояние правителя, но также понимал, что ничем помочь ему не могу. Поэтому только смотрел, как он медленно уходит. В этот миг он казался мне гораздо старше пятисотлетнего гнома.
У двери Дорлин обернулся:
– Да, Луиза вам поможет выйти на поверхность. Свое решение мы сообщим позже.
Мы с Феолой переглянулись. Нам вовсе не надо было обмениваться мыслями, чтобы понять, о чем думает каждый. Нас просто выставляли. Причем не очень вежливо. Вернее, вежливо, но в своеобразной манере. Устроили даже что-то типа прощального то ли завтрака, то ли обеда. Но на большее рассчитывать не приходилось.