Мари была для Евы именно такой. Её героем. Её светлым, самым ярким солнцем. Такая бойкая, такая стойкая. Полная противоположность тихой скромной девочки, которая при любых конфликтах пряталась или улыбалась своим обидчикам, а потом горько плакала наедине с собой. И вот в жизни Евы так давно появилась эта громкая, ничего не страшащаяся девчонка. Та, что всегда заступалась за неё. Та, что оберегала своим нескончаемым светом. Так почему же в момент, когда ей понадобилась помощь, Ева не смогла, не успела, не уследила?
Самый яркий луч света в жизни приемной девочки, не принимаемой ни семьей, ни сверстниками. Как она могла дать ей угаснуть? Почему её солнце лежало сейчас на земле столь бледное, холодное, больше не греющее своей улыбкой? Как Ева посмела опоздать?
Нет. Её Мари не могла умереть. В ней было слишком много жизни, чтобы вот так варварски просто забрать всю эту энергию. Она хотела так много увидеть, так много попробовать. Она так хотела жить. И в отличие от Евы, в отличие вообще от всех она умела, искренне умела жить. Наслаждаться каждым моментом. Не сожалеть о проблемах, а моментально вставать и решать их. Она должна была проложить себе такой интересный и захватывающий жизненный путь. Она должна была продолжать столь звонко смеяться, чтобы этот её заразительный смех услышал весь мир.
Настоящий герой, на которого Ева всегда хотела ровняться. Чьей уверенности и жизнелюбию так искренне завидовала. На решительность которого, казалось, была просто неспособна. Так почему же? Почему её солнце потухло?
Она молчала. Она не двигалась. Она почти не дышала и лишь тихо рыдала, смотря застывшими от ужаса глазами на недвижимую Мари. Резкий хлопок дверью. Ветер ударил по её мокрым от слез щекам, будто давая пощечину глупой рыдающей девочке, которой нужно было прийти в себя. Но зачем? Ведь было уже поздно. Уже было так ужасно поздно.
Ева вздрогнула всем телом после оглушающего хлопка, а затем вся скрючилась, обхватила себя руками за плечи, впиваясь в свою кожу ободранными ногтями, и глухо зарыдала. Сначала тихо, прерывисто, почти умирающе. А затем всё громче и громче. Пока и вовсе голос её не сорвался на оглушительный крик, и она не разрыдалась навзрыд. В такт её плачу эхом ответил густой лес. Где-то позади птицы встрепенулись и с громким шелестом крыльев полетели прочь. Кроны деревьев пришли в движение от очередного хищного потока ветра, что разносил рыдания наследницы всё дальше. Природа вокруг стала совсем серой. Небо, которое было почти не видно, тихо заплакало в такт Еве.
Солнца давно не было.
Не было и не будет.
Ведь сегодня оно потухло.
Райнхард, пытающийся найти хоть какое-то слабое место в защите дома, вдруг сам неестественно вздрогнул. Он обернулся к Еве, и лицо его окрасила глубокая скорбь. Руки дьявола опустились. Он взглянул на дом сифта еще раз, осознавая, что это сейчас не главное. С глубоким сожалением посмотрев на бездыханное тело Мари, он сразу понял, что девушке уже нельзя помочь. Поэтому он медленно зашагал к Еве, будто боясь спугнуть её своим приближением. Но она даже не поднимала головы. Лишь громко, истерично рыдала, пока плечи её вздрагивали в такт очередному крику горечи.
Райнхард опустился на колени, вставая на грязную землю, что начинала размокать от дождя. Он аккуратно, с нежной теплотой положил свои ладони на плечи дрожащей наследницы. Сделал какие-то неловкие движения вверх и вниз, будто пытаясь растереть её кожу, чтобы согреть и взбодрить. А после нервно выдохнул, плюнул на всё и просто с силой прижал её к своей груди. Пальцы его утонули в её волосах, и губы коснулись головы.
— Прости меня. — с горечью прошептал он. — Прости за то, что мы опоздали.
Она уткнулась лицом в его грудь, даже не пробуя сопротивляться объятиям. Рыдания стали приглушеннее, но дьявол буквально своим телом ощущал, как содрогается Ева от каждого очередного крика боли, что рвался из её груди. Она не обнимала мужчину в ответ, не пыталась зацепиться за него или спрятаться. Девушка оставалась всё в той же позе, вжимая свои ногти в кожу плеч до физической боли, которую она просто не чувствовала, настолько огромна была дыра в её душе.
Вдруг наследница неестественно дернулась. Дернулась и затихла. Ровно в тот момент, как Райнхард прошептал ей свои последние слова. Она отпрянула от него, будто испуганный, непонимающий ребенок. Глаза её были широко раскрыты, из них продолжали течь слезы. Но одна из ладоней теперь обхватила кристалл и с силой сжимала его. Растерянный взгляд серо-зеленых глаз начал метаться, пока второй рукой Ева попросту не попыталась отпихнуть дьявола в сторону. Он мешал ей. Мешал видеть Мари. У девушки не вышло сдвинуть мужчину, но она сама от этого усилия поднялась на ноги. Те были ватными, такими неустойчивыми, но, содрогаясь, она всё же поднялась. Поднялась и уставила полный какой-то неосознанной надежды взгляд на тело подруги, на которое падали капли дождя.
— Ничего не кончено. — голос Евы звучал хрипло, срывался с её губ будто бы с трудом, но она никогда не была столь уверена, как сейчас. — Пока я с ней… — невольный всхлип вырвался из горла.
Тогда Мерриман выпрямилась, вся расправилась, разводя плечи и скидывая с себя ту тяжелую горечь, давившую на них. Она готова была сейчас выдержать любой удар. Хоть десятки или сотни ударов. Никакая другая боль уже не сломает её. Она не остановится.
— Пока я с ней, ничего не кончено! — с природной яростью выкрикнула она и сжала кристалл сильнее, срывая его со своей шеи.
От её руки разверзся мощный поток голубой магии. Такой чистой, почти прозрачной, но невероятно сильной. Райнхард успел лишь подняться на ноги, с удивлением наблюдая за происходящим. Он сам даже не понимал, что происходит, и что задумала наследница. Не понимал ровно до того момента, пока вырытая, полустёртая руна перед ним не ответила свечением в такт этой магии. Тогда он моментально ринулся вперед, но не успел сделать и шага, как наткнулся на восстановленный барьер. Невидимая стена почти откинула дьявола от себя ответной энергией, когда тот только прикоснулся к ней. Замерев от шока и потеряв дар речи, Шац лишь растерянно вскрикнул:
— Ева, как ты… — он не смог найти слов, мысли вились в голове одна за другой. — Что ты делаешь?! Ева!
Она не ответила. Была всего в метре от него, казалось, просто протяни руку и дотронься. Но нет. Лишь обернулась и с невероятным сожалением посмотрела на него заплаканными, мокрыми глазами. Прижимая к груди кристалл, Ева совсем тихо прошептала:
— Прости меня, но по-другому я не могу. А ты захочешь помешать мне.
— Что? О чем ты говоришь?!
Райнхард до последнего не понимал, что собирается сделать наследница, и зачем ей нужно было оставлять его за барьером. Не хотел понимать. Лишь когда она кинулась к телу Мари и упала перед ним на колени, кладя ладонь ей в область сердца и прижимая кристалл к своей груди, дьяволу пришлось почувствовать вкус этого горького осознания. По коже его прошлась дрожь. Он ощутил то, чего давно уже не испытывал — всеобъемлющий, первородный страх.
— Не смей! — зарычал он так громко, как только мог. — Вернуть жизнь кому-то, можно лишь отняв её у другого. У тебя нет такого существа рядом, а энергии кристалла просто не хватит!
Ева подняла на него взгляд вновь, и на лице её застыла самая печальнейшая из улыбок.
— Есть… — мучительно разомкнулись её губы в тихом шепоте, — рядом с Мари есть такой человек.
Рука её прижала к собственной груди Слезу Авеля ещё сильнее, и та начала светиться магией, создавая канал энергии от сердца Евы к её потухшему солнцу, что снова должно было засиять любой ценой…
Дождь бил по внешней стене барьера. Его сила нарастала. Погода вокруг будто менялась с чувствами наследницы. Сначала печально роняя слезы, сейчас она казалась такой громкой, такой резкой, такой решительной. Крупные капли с силой падали на землю, ветер завывал, природа вокруг вторила ему шелестом волнения. За пару мгновений начался такой ливень, что барьер стал отчетливо виден из-за дождя, постоянно омывающего его.
Райнхард стоял за этой магической стеной. Такой тонкой, прозрачной. Казалось, сделай несколько шагов вперед и вразуми эту глупую смертную. Но даже от малейшего соприкосновения с барьером он ощущал, как тело пронзает волна враждебной силы в ответ. Он не понимал, как Ева смогла сделать нечто подобное. Ей не давались даже самые основные заклинания по защите своих мыслей, и вдруг эмоциональный всплеск породил такое. Почему сейчас? О, бездна, почему именно сейчас? Он должен остановить её. Должен не дать этой глупой девчонке отдать свою жизнь, как бы она этого не хотела.
Чувства невероятного страха и боли сковали дьявола. Они ворвались в его закрытую, почерневшую душу, заставляя испытывать несравнимую ни с чем агонию от своего бессилия. Рука машинально схватилась за грудь, сжимая рубашку. Последний раз нечто подобное он испытывал лишь в момент, когда умерла его мать. И именно тогда приказал себе сделать всё возможное, чтобы больше никогда не впустить в своё сердце подобную боль. Пусть оно покроется коркой камня, пусть сожмется до высохшей прогнившей плоти или вообще исчезнет. Но будущий правитель ада не должен чувствовать нечто столь убивающее. Хотелось разодрать себе когтями кожу, выломать кости, чтобы вырвать из-под ребер это ноющее сердце. Но он не был уверен, что даже так сможет выбросить из своей грязной души чувства к этой смертной девчонке.
— Я достану тебе самого грязного мерзавца этого мира. Мы используем чью угодно жизненную силу, только остановись! — зарычал Шац.
Он знал, что это лишь слова. Знал и сам же рассказывал Еве, что в такой ситуации, если ритуал по воскрешению будет завершен, душа Мари просто исчезнет без права как-либо вернуться. Когда ты пытаешься забрать из лап смерти утерянное, то должен отдать что-то взамен. И в будущем нельзя будет сторговаться обратно. Но дьявол готов был хоть сейчас сорваться и привести кого угодно, лишь бы Ева остановилась.
Наследница просто не ответила ему.