16Профессор ДоувиЧто заставляет биться твое сердце?
Я знаю, где находится Мерлин.
Это я поняла, когда нашла тот пучок волос, который он послал мне с крысой Анадиль. Он знал, что я догадаюсь.
Но это мое знание ровным счетом ничего не значит, пока я не поделюсь им с кем-нибудь.
Точнее, пока не поделюсь с тем, кто сможет найти Мерлина, если Тедрос и я умрем. С тем, кто не находится в когтях Райена.
И поделиться я должна раньше, чем на мою шею упадет топор палача.
Но кому я могу все рассказать? И как?
С тех пор как нас вывели из Пещеры Короля, накинув нам на головы грязные джутовые мешки, изо всех доступных мне чувств остались лишь обоняние и слух. Ах да, еще осязание. Я чувствовала, как меня волокут вверх по лестнице, мои руки время от времени на мгновение прикасались к телам других пленников. Однажды я успела узнать крепкую потную руку Тедроса и успела пожать ее прежде, чем нас вновь разлучили. Слух? Он рассказывал мне о том, что Уильям тихонько и жалобно поскуливает, я слышала, как вразнобой стучат по ступеням каблуки Валентины и Айи, как то учащается, то замедляется дыхание Николь – это означало, что она глубоко погружена в свои мысли. Вскоре мое платье начало задевать гладкие мраморные стены, зашуршали крылышки падающих с них насекомых. Потом ступени кончились, и мои колени невольно подогнулись, когда я ступила на лестничную площадку, чувствуя себя совершенно обессиленной. Подул легкий ветерок, принес с собой аромат гиацинтов. Все ясно, это значит, что мы проходим по веранде Голубой башни, над садом, где цветут эти гиацинты. А вот в дополнение к цветочному аромату и птичье пение. Да, это поют те же птицы, которых я видела и слышала, отдыхая в спальне королевы, куда уложила меня Агата, когда я пришла в Камелот.
Но не только эти чувства и ощущения жили во мне, не только они.
Было еще одно, шестое чувство, которым обладают только феи-крестные.
Именно оно, это шестое чувство, заставляло кипеть кровь в моих жилах, именно благодаря ему у меня покалывало ладони.
Шестое чувство подсказывало мне, что сказка движется к концу, которого у нее не должно быть, и единственное, что может исправить положение и вывести сказку на правильный путь – это вмешательство феи-крестной. То есть меня.
То же самое чувство заставило меня когда-то помочь Золушке в ночь королевского бала. То же самое чувство побудило меня заставить Агату посмотреться в зеркало, когда она на первом курсе потеряла веру в свое «долго и счастливо». Оно же и меня саму привело в Камелот перед нападением Змея. То, что я пришла в Камелот, мои коллеги-преподаватели сочли моей ошибкой; нарушением установленных Сторианом правил; поступком, выходящим за установленные для фей-крестных рамки. Что ж, я готова еще хоть сто раз нарушить правила, но король Камелота не должен умереть у меня на глазах. И не потому, что он король, но потому, что он был, есть и всегда останется моим студентом.
Слишком много моих юных подопечных погибло, слишком много – Чеддик, Тристан, Миллисента…
Все, достаточно. Не будет больше смертей.
Но что я могу для этого сделать? Каким должен стать мой следующий ход? По тому, как горячило кровь мое шестое чувство, я знала, что обязана сделать этот ход. Знакомое ощущение, в котором смешаны надежда и страх, подсказывало, что мне под силу исправить эту волшебную сказку.
Выход из создавшейся ситуации был, нужно лишь найти, увидеть его.
И я искала ответ на свой вопрос, искала лихорадочно, но…
…не могла найти.
Рядом со мной ворчал Тедрос, отчаянно дергался в руках ведущих его охранников. Он, конечно, понимал, что мы потерпели поражение, и теперь ничто не мешает больше топору опуститься на его шею.
Ветер подул сильнее, с разных сторон, и на секунду я подумала, что нас вывели из замка, и до смерти осталось лишь несколько шагов, но тут же отбросила эту мысль, потому что под моими ногами по-прежнему были гладкие мраморные плитки пола. Остальные мои спутники думать логично были уже неспособны, и я ощутила охватившую их панику. Жалобный скулеж Уильяма превратился в рыдания, Валентина не переставая ругалась себе под нос, Тедрос волочил свои ноги, пытаясь затормозить…
А затем все закончилось.
Мой охранник выпустил меня.
По окружившему меня со всех сторон молчанию я поняла, что и всех остальных отпустили тоже.
Услышала, как снимают грязный мешок с чьей-то головы, а затем раздался удивленный возглас Тедроса.
– Что?
Свой мешок я сняла сама, так же поступили все остальные, и у всех у нас, я думаю, одинаково ошеломленными сделались лица под свалявшимися, присыпанными картофельной трухой, волосами.
Мы были в столовой Голубой башни, выходящей на веранду. За широкими окнами виднелось небо, принявшее тот особенный аметистовый оттенок, который предупреждает о приближении зари. Длинный стол со стеклянным мозаичным покрытием, в центре которого из осколков голубого и синего цвета была выложена голова Льва, ломился от яств. Чего только не было на этом столе! Блюда с толстыми розовыми ломтями жареной оленины, обложенной тушеными бобами. Маринованные заячьи почки, украшенные изумрудными листиками петрушки. Куриные яйца на золотистых ломтиках жареного хлеба. Холодный томатный суп со свежими огурцами. Белая икра, посыпанная мелко нарезанным зеленым луком. Шоколадный мусс, покрытый густой шапкой ванильных взбитых сливок. Кроваво-красное желе из грейпфрута.
Возле стола стояло семь стульев, и на каждом из них табличка с именем одного из нас.
Мы уставились друг на друга, у нас было ощущение, что мы внезапно перенеслись в какой-то совершенно иной мир.
Отпустив нас, почти все охранники ушли, остались лишь двое – охранять двери столовой.
И тут я все поняла.
И Николь поняла тоже.
– Это наша последняя трапеза, – срывающимся шепотом произнесла она, переводя взгляд вдаль, за каменные перила балкона.
Мы тоже посмотрели туда и увидели построенный на склоне холма тускло блестящий в лунном свете помост и темный деревянный чурбан на его середине.
У Тедроса гулко булькнуло в горле.
На пешеходном мостике над нашими головами внезапно появились две тени. Софи шла рядом с Райеном, вполголоса переговариваясь с ним.
На мгновение я увидела ее лицо – спокойное, внимательное, такое лицо, словно она сама, по своей доброй воле шла вместе с Райеном, легко положив ладонь на его могучее предплечье. Софи нас не видела.
Потом она исчезла.
В комнате повисла тишина. Тедрос смотрел на меня. Несомненно, увидев Софи, воркующую с Райеном, он был еще сильнее выбит из колеи. Да и я тоже, если честно. Мне очень не хотелось, чтобы студенты почувствовали мое смущение, и я уверенным «деканским» тоном приказала:
– Садимся, – и первой заняла свое место за накрытым столом.
Присесть я поспешила не потому, что так уж проголодалась. Просто слишком ослабло мое уставшее старое тело, и мне необходимо было на время забыть о нем, чтобы собраться с мыслями и подумать.
Вначале никто не спешил присоединиться ко мне, но потом первым не утерпел Тедрос, он решительно уселся на стул (предназначенный, между прочим, для Богдена) и переложил с блюда на свою тарелку самый большой ломоть оленины. Схватил вилку, нож и принялся энергично жевать, глядя в пустоту своими по-прежнему полными страха глазами.
Вскоре за столом уже сидели все. Какое-то время мои студенты молча набивали свои изголодавшиеся желудки, потом нахохлились, нахмурились, вспомнив о том, кто приготовил для них эту трапезу, а самое главное, почему.
– Он издевается над нами, да? – жалобно спросил Уильям.
– Свинью всегда кормят до отвала перед тем, как зарезать, – мрачно ответил ему Богден.
– Что, так и будем сидеть здесь, как кинсеаньера… э… девочки-подростки, и ждать, когда нас поведут убивать? – вспыхнула Валентина.
– Да, нужно что-то делать, – поддержал ее Айя.
Они инстинктивно посмотрели на Тедроса, который то и дело косился на стоящих возле дверей пиратов, они стояли с непроницаемыми лицами, положив ладони на эфес своих сабель. У нас, разумеется, оружия не было. Напасть на охранников? Нет, ничего не выйдет, просто в этом случае нас убьют, так и не доведя до плахи. При этом охранники внимательно прислушивались к тому, что мы говорим, понимая, очевидно, что Райен не только едой искушает нас, но и дразнит иллюзией побега. Да, здесь все продумано наперед.
Я чувствовала, как крутятся колесики в голове Тедроса, понимая при этом, что любой его план будет обречен на провал в ту же секунду, как только он озвучит его.
А затем я вновь ощутила знакомое покалывание в пальцах.
Это был ответ на мой молчаливый вопрос о том, что же делать и где искать выход из положения.
Ответ был близок… очень близок…
Но вновь так и не открылся мне, исчез в самый последний момент, словно испугавшийся яркого света призрак.
– А у вас самой есть фея-крестная, профессор? – спросил меня Тедрос. От напряженных мыслей по его лицу пролегли глубокие морщины. – Кто-то, кто приходит на помощь, когда она нужна вам?
Мне хотелось сказать Тедросу, чтобы он помолчал. Чтобы не мешал мне думать…
Но тут во мне вновь шевельнулось мое шестое чувство.
На этот раз оно побуждало меня ответить на вопрос Тедроса. Рассказать ему мою историю.
Зачем?
Ну, узнать это можно было только одним способом.
– Да, своих покровителей имеют даже феи-крестные, – напряженным тоном начала я, глядя в окно на начинающее светлеть небо. – К выпускным экзаменам в Школе Добра и Зла я пришла в ранге лидера, но провалила выпускной тест. Не смогла убить мерзкую ведьму, которая заманивала детей в свой пряничный домик.
– Это была мать Эстер? – спросила Николь.
– Совершенно верно. Если бы я успешно справилась со своим заданием, Эстер никогда не появилась бы на свет. Эстер родилась спустя много-много лет, это стало возможно благодаря черной магии, позволившей ведьме родить ребенка даже в глубокой старости. А тест свой я провалила по очень простой