На лестничных площадках мы то и дело сталкивались с жильцами, косившимися на Настю с Дашей на руках.
— Этот, что ли, ангел? — услышал я за спиной, когда проходил третий этаж.
— Кого она на руках тащит? — заинтересовались любопытные соседки. — Неужели, и правда, дочку?
А Настя осторожно шагала сзади и хвасталась сопящей в полудрёме Дашей.
— Выкусите, — тихонько выговорила она оторопевшим жителям Кристалии. — Мне возвернули деточку, а сейчас домой сведут. А вы оставайтесь и сохните от зависти.
— Не настраивай их против нас. Нам же здесь вторую Настю дожидаться, — призвал я её к порядку, а потом обратился к замершим у подъезда соседям. — Тут пока мои братья поживут. Как только хозяйка из больницы выпишется, обещаю, мы мигом разлетимся по ангельским гнёздам.
Не удержался и подшутил над аборигенами. Уж больно много их оказалось в такой ранний час на выходе из подъезда, а лица у всех, кроме подозрения, никаких осмысленных чувств не выражали.
— Я же говорил, если правильно молиться, всё тебе выдадут! — взахлёб сказал кто-то доверчивый мужского пола.
— Тихо ты. Езжай на работу, а в ангельские дела ни-ни, — мигом утихомирили наивного дяденьку.
Пришлось подальше улепётывать от пятиэтажки и всей компании. Сначала за Анапскую, потом за парк с саженцами. Дошагав до последнего ряда молодых деревьев поинтересовался у Насти о разнице между мирами:
— Много различий между твоим и этим миром?
— Кроме Димки, ещё кой-какие мелочи есть, конечно. А так, всё то же самое, — ответила Настя.
— Когда дым повалит, за мной держись. Шагай в свой мир и ни о чём не думай, понятно? — закончил я инструктаж, отвлекавший от букета и ангельских чудес.
— Всё сделаю, — пообещала Настя, а мне пришлось остановиться, чтобы нарисовать в воздухе круги, крестик и двойку с тройкой.
Когда из букета повалил дым, я спохватился, что забыл отделить три волшебных веточки.
— Ёшеньки-кошеньки, — произнёс ангельское заклинание и шагнул в дым.
* * *
Когда вышел из облака, повернулся к Насте и обрадовал её:
— Вот вы и дома.
Потом решил проводить мамку с дочуркой до самой квартиры и убедиться, что всё с ними благополучно. Настя, стуча каблуками чуть ли не бежала за мной и то и дело находила различия между только что покинутым миром и родным.
— Там у них библиотека, а у нас столовая для рабочих. Вон тот дом у них только строится, а наш уже сдан, — радовалась она каждой мелочи, подтверждавшей, что она вернулась туда, куда нужно.
— Зачем у вас высоченные дома строят, если народа на заселение не хватает? — задал я давно интересовавший вопрос.
— У нас есть кому заселяться, только не каждому нравятся неудобства. Этажей много, а кроме канализации и электричества, никаких условий для жизни. Таскай всё на себе. Вот люди и не торопятся в такие хоромы переселяться. Кого жизнь заставляет, тот, конечно, заселяется, а только счастьем такое жильё не назовёшь.
— Ничего. Свет есть, канализация есть. Скоро воду проведут, отопление, телефоны. Всё будет в лучшем виде, — пообещал я златые горы.
— А сколько это в серебряных рублях будет стоить? — озадачилась Настя.
— В серебряных? — удивился я и остановился на входе в подъезд.
— В «надюшках». В «крупинках» по-старому, а по-новому в «серрублях». То есть, в серебряных рублях, но по новомодному, по сокращённому, — удивилась вдова моему незнанию элементарных вещей.
— Нам, ангелам, корысть противопоказана, — отшутился я, а потом озадачился. — Но и мне с одиннадцатым как-то неделю прожить надо. Пошли. Ключи, кстати, взяла?
— Вы друг дружку по номерам зовёте? И много вас на небе? — удивилась вдова.
— Ключи, — поторопил я.
— Вот они. А рубли у нас такие, — вздохнула Настя и сунула мне в руку маленький блестящий кружочек.
Я посмотрел на местную денежку и увидел незнакомый женский анфас в том месте, где у нас красуется профиль Ленина.
«Здесь явно особое отношение к мужчинам. И одиннадцатый о чём-то таком твердил», — подумал я, когда входил в подъезд к Ливадийской.
Догнал счастливицу уже на пятом этаже, когда она распахнула дверь и радостно восклицала:
— Мы дома! Наконец-то мы дома! Слава ангелам-спасителям!
— Слава нам, — поддакнул я и протянул монетку вдове. —Забери, и я по делам полечу.
— Ты же говорил, что вам ещё неделю здесь жить нужно. То есть, там. А я перебьюсь. У соседей перезайму, и всё наладится. Если что, Димку приводи. Сиротку не обижу, — заторопилась она с благодарностями и откупом.
— Кто у вас на деньгах нарисован? — спросил я у вдовы.
— Крупская. Великая революционерка. Монеты в её честь народ прозвал «надюшками» или «крупинками». На два дня, а то и больше, вам на двоих хватит. Потом обратитесь в домком за помощью, если работать некогда будет, — удивила Настя особенностями женского мира.
— То же, что у нас, только наоборот, — растерялся я и оставил монетку с Крупской себе, а потом выскочил из квартиры на свежий воздух, так и не поблагодарив Настю.
Как шальной вышел из подъезда, дошёл до середины ближайшего пустыря, отобрал три нужные веточки, начертил ими два круга, крестик, и цифру двадцать четыре. И только когда повалил дым, испугался, что мог запросто ошибиться адресом. Но потом вспомнил, что мне всего-то на всего нужно в любой работающий мир, успокоился и шагнул в облако.
* * *
— Здравствуй, Сималий. Я посредник Александр из Скефия. Прибыл с товарищеским визитом, — представился я новому миру, понадеявшись, что попал именно в него, а если нет, то «контрастным» методом сразу же узнаю, куда занесло.
Но в лицо дунуло тёплым приветствием, и я снова поздоровался:
— Здравствуй, Сималий, брат Скефия и многих миров. Я сейчас из Ливадии и Кристалии. У сестёр твоих беда, а я помогаю им справиться. Будь ласков, не откажи сокрыть меня от глаз и перенести на Фортштадт к заветной пещере.
Не успел закончить обращение, как уже порхал в сторону Кубани.
В полёте ничего примечательного не увидел. Только мелкокалиберное жильё с соломенными или камышовыми крышами, и огромные, по моим меркам, огороды с уже убранным урожаем.
Главные улицы просматривались отчётливо, но кроме Черёмушек, новостроек с пятиэтажками видно не было.
Центр города сместился к левому берегу Кубани, на котором, то тут, то там виднелись старинного вида двухэтажные, опять же, кирпичные дома, но ни Сенного путепровода, ни моста через Кубань я так и не увидел. Зато Фортштадт высился во всей красе, а вот Старая станица, много потеряв в количестве и качестве жилья станичников, прижалась к самому подножию Ставропольской возвышенности.
Огороды, правда, остались вплоть до берега на удивление полноводной Кубани, но домиков в затапливаемых по весне местах никто строить не решался.
Поискал глазами ориентиры, беспокоясь, вдруг в другом месте прорыли куриную пещеру для добычи никому не нужной в этом мире ракушки. Ведь из города любители разводить цыплят сюда явно не добирались, а станичникам столько ракушки было чересчур. Но меня приземлили у входа в точно такую же пещеру, что была и в моём мире, только перед этим какая-то дворняжка метнулась в сторону от тропинки и пропала.
Меня это не удивило, хотя успел подумать: «Отпугивает непрошеных гостей?» То, что сам запросто мог оказаться непрошенным, сразу не сообразил.
— Благодарю тебя, Сималий, за доброту и помощь, — торжественно выговорил миру и подошёл к пещере немного опасаясь, не выскачет ли из кустов злобный Люська этого мира.
Никакой собаки не оказалось ни у входа, ни где-либо поблизости, и я смело вошёл в пещеру, оказавшуюся немного меньше нашей, но с такой же крупной розовой ракушкой. Что-то с пещерой явно было не так, а вот что именно, я не понимал. Привычно прицелился в дальнюю стену и пошагал, потом закрыл глаза и начал считать.
— Раз, два, три…
И врезался руками в ракушечный монолит.
— Что случилось? — задал уместный вопрос. — Почему не пропустила?
Отшагнул пару метров назад и попробовал снова. Не получилось и во второй раз. Засунул букет сзади за пояс и в третий раз попытал счастья. Бесполезно.
— Ёжики-ужики! — схватился за голову от внезапного озарения. — Волосы с мурашками тоже отсутствуют. Вот влип. А Павлу соврал, что Стихия пропуск впаяла, когда букетом одаривала.
В ужасе выскочил из пещеры и нос к носу столкнулся с хулиганского вида парнем, поджидавшим меня у самого входа. Парень с презрением наблюдал за моим разочарованием и попыхивал окурком папиросы.
— Что надо? — набросился я на хулигана, вовремя вспомнив, что выгляжу на тридцать с лишним лет.
— Застрял, посредничек? — процедил паренёк сквозь зубы, нисколько не испугавшись.
«Знает, зараза, что это проход для посредников. Что ему ответить?» — задумался я, но хулиган продолжил разговор.
— Я за тобой, почитай, от самой Родины летел, а ты лопух, по всему видать. Явился в мой мир и не оглянулся ни разу.
— Ты и летать умеешь, а не только курить и самогон жрать? — продолжил я играть роль взрослого, не отваживаясь признаться себе, что пропуска в пещеру Стихии у меня нет.
— Не прикидывайся. Сам только что впереди меня планировал и высматривал всё вокруг. Ты из третьего круга? Только там такие лопоухие водятся, — предположил хулиган, явно не испугавшись меня взрослого и рослого.
— Не твоё собачье дело, — сорвался я и выдал себя с потрохами.
— Гони сюда веточки. А то…
— А то что? Пугать меня собрался, карапуз сливовый? Ишачок обзавтраканный. Что заморгал, родимый? Посредники третьего круга тебе не нравятся? — я втянул голову в плечи и шагнул на хулигана с кулаками.
— Я сам посредник. Но вижу, в нашу пещеру ты не ходок. Вот и решил, что чужак. А я могу в неё родимую и войти, и выйти. И Жучка меня пропустит, — заторопился с объяснениями сливовый карапуз.
— Смотри у меня, — пригрозил я напоследок. — Что ты, вообще, про её устройство знаешь?
— Всё знаю. Тётку-красотку, что вверху живёт, тоже знаю, —