— Уловил, — расстроился я из-за быстрого отъезда Николая, но потом взял себя в руки и приступил к расспросам: — У них тут что, матриархат? Когда тётки дядьками командуют. А какой такой экзамен на моём суде вспоминали? Ночью меня приговорили к неделе исправительных работ. Будто я сейчас не на работе.
— Тебя на неделю сошлют куда-нибудь в женский мир. Зеленоглазка доложила при встрече. Это, брат, большая удача. Там ты много чего узнаешь и много чему научишься. Дней десять взрослым промаешься. За себя недельку и за близнеца-подчинённого остаток срока. После этого и дома на всё по-другому смотреть будешь, с понятием, с любовью. Ясно? Размагничивайся, да я попрощаюсь со всеми вами и удалюсь.
Я попросил Кристалию о снятии отвода глаз и по удивлённому Димкиному взгляду понял, что стал видимым.
— Здравствуй, Настя. Я твой… А кто я? — спросил Угодника, пока Настя моргала глазами.
— Она знает, что ты временно повзрослел, — рассмеялся дядька.
— Здравствуй, Александр, — поздоровалась Настя.
— Я, кстати, с волшебной водичкой. Ей ещё налить? — спросил у Николая и снял с пояса фляжку.
— Зачем? Она тут только на обследовании. Воду, конечно, пить можно, но лучше побереги для дела. Сам решишь для какого. А Настя уже бегом бы бегала, но нужно чтобы всё официально запротоколировали. Проблемы с бюрократией и через годы вылезти могут. А так всё будет ясно. Сотрясение было? Было. Переломы были? Были. Гипс долой, больничный в руки и домой. Понял? — растолковал дядька, а я вернул фляжку на пояс.
Мы ещё несколько минут побеседовали все вместе, а потом Угодник попрощался с Настей и смешно погрозил ей пальцем.
— В следующий раз, только попробуй запрыгнуть куда-нибудь в мир невиданный, там тебя и оставим. Замуж за султана выдадим. Поняла? Ну, прощай. Надеюсь, никогда не увидимся. Живи счастливо и забудь меня поскорей. Договорились? — откланялся Угодник, а я уловил в его словах другой скрытый смысл.
«После такого прощания позабудет его и продолжит жить спокойно», — подумалось мне.
Угодник пожал Димке руку и ушёл из палаты, а я увязался за ним, чтобы проститься по-родственному.
— Одиннадцатый просто исчезнет, и всё? — решил начать с малого и спросил о напарнике.
— В то мгновение, когда его Кармалия выудила из Татисия и перенесла к девочке в Ливадию, в то же мгновение обратно. Только, сколько же у него будет дней? Пять или шесть? Сами разберётесь. Я у Павла сейчас обитаю. Там свидимся. И не забудь перед возвратом форму надеть, а то мамка не угадает. Бывай!
— Надену, — пообещал я, напрочь забыв об испорченной и выброшенной на помойку школьной форме. — До встречи, дядя Угодник.
Николай взлетел, как заправская ракета и был таков, а я ещё долго махал рукой в опустевшее небо и думал, как мне повезло с семьёй и роднёй во всех мирах, во всех временах.
* * *
Вернулся в палату, опустевшую и заметно поблёкшую после отбытия Николая, и сразу пожалел, что не научился разжигать свет в своей садовой головушке, которая и с мелочами-то не слишком справлялась, не то чтобы раздавала целому миру сияние добра. Но, возможно, все ещё впереди, кто знает.
Настя в Димке души не чаяла, и я не торопил её с расставанием, а терпеливо ждал, когда нас выгонит презлющая санитарка.
Наконец, нас с Димкой выпроводили из палаты, и с Настей я прощался уже на ходу.
— До завтра, — пообещал ей, но санитарка была другого мнения.
— Если ещё и завтра припрётесь, я вашу мамашу на карантин засуну! — злобно пригрозила она.
— Только попробуйте, — ощетинился я в ответ. — У меня справка шизофреника есть, и я вас покусаю.
Санитарка гордо удалилась, а у меня сразу же зачесалась шея и грудь, но я не обратил внимания на такие мелочи.
— К мамке как добирался? Перелетел или приехал? — спросил я раскапризничавшегося ребёнка, не желавшего покидать свою настоящую мамку.
— Я жмурился и спал недолго, — признался он.
— А сейчас не спи. Мы с тобой полетаем. Только, дай слово, что никому не проболтаешься, а то тебя все за глупыша примут. Ты ведь у нас не такой? — решился я на рискованную авантюру с летающим ребёнком.
— Шутишь? Люди не летают, — не поверил Димка.
— Проверим? — подзадорил мальчугана. — Только уговор. Даже мамке ни-ни. Только мы с тобой. Мужчины, значит.
— Давай, — согласился он, и мы ударили по рукам, как заправские приятели.
Я вывел его на улицу, подальше от глаз, и мысленно обратился к Кристалии с просьбой сокрыть меня и Димку, а после закинуть нас к универмагу на Анапскую.
Когда мой подопечный завизжал, я понял, что Кристалия охотно начала выполнять мою просьбу.
— Если будет страшно, закрой глаза, и всё исчезнет. А когда прилетим, я тебе скажу! — прокричал я в ухо верещавшему мальчишке.
— Нет. Я полетаю как лётчик. А-а-а! — не согласился он закрывать глаза, а я и не настаивал.
«Главное в полётах то, что всё грустное мигом забывается», — подумал о недавних Димкиных капризах при прощании с мамкой.
* * *
Мы приземлились на перекрёстке Анапской и Черноморской. Под бесконечные Димкины «ещё хочу» я поблагодарил Кристалию за полёт, попросил вернуть нашу видимость и повёл Димку в универмаг.
— Договорились же, как мужчины, — призвал его к порядку. — Или завтра дома сидеть будешь, а я один к мамке улечу.
— Нет-нет. Я молчу, — наконец, пообещал он.
— Если кто-нибудь спросит, кто я такой, что нужно говорить? — решил уточнить, что он знает о нас с одиннадцатым.
— Мамин брат, — ответил он. — А хочешь, папкой тебя звать буду?
— Папкой не надо. Брат сойдёт. Договорились?
Мы вошли в магазин, и я поразился царившей внутри чистоте и скромности ассортимента товаров. Димка держался молодцом, и я не услышал от него криков с требованиями «хочу» или «купи», и очень этому обрадовался.
Очередь к продавцу была недлинная. Мы пристроились к стоявшим в ней женщинам, и я продолжил изучать товары на витринах.
— Что здесь мамка покупает? Я в таком месте первый раз. Могу потратиться не на то, что нужно. Только зря рубли переведу.
— Хлеб, сало, яйца, — перечислил дежурные продукты Димка.
— Это тоже возьмём. Что ещё? Ну, на праздники? Компот или варенье? — продолжил допытываться у маленького аборигена.
— Не знаю, — грустно вздохнул ребёнок, а у меня сразу защемило в груди.
«Настя еле сводила концы с концами, а я пристал с вареньями», — промелькнуло в голове.
Подошла наша очередь, и я начал отбирать нужные талоны и класть их на прилавок.
— Справку, — надменно потребовала дама в синем халате.
— Есть, — ответил я и протянул лист шизофреника.
— Это мой дядя. Мамин брат, — сказал Димка, почуяв заминку.
— Не дрейфь, пехота, когда жрать охота. Сначала в магазин сбегаем, а потом пообедаем, — подбодрил я сиротку, и переделал дедову присказку.
— Шутник, — фыркнула продавщица, вернула мне справку и начала менять талоны на пакеты с продуктами.
Сначала я купил большую авоську с мелкими ячейками, чтобы ничего не вываливалось, а потом продукты. Одну ощипанную курицу с вымытыми потрохами внутри; десяток яиц; пять кило картошки; литровую бутыль подсолнечного масла; кило рафинада; полкило сливочного масла.
С меня взяли один серебряный рубль и десять копеек.
— Димка, заказывай, что хочешь. Гуляем сегодня! Мамка же выздоравливает. Ну? Что тебе купить без талонов? Конфет? Мёда? Сала? Чего ты давно хотел? — раззадорился я плёвыми копеечными ценами.
— Мёда и варенья. И сала, конечно. Они не успеют испортиться, — пообещал мальчишка и указал на полки со стеклянными банками.
Я потратил ещё сорок пять копеек и взял кило сала, полкило карамели, килограмм мёда и литровую банку варенья из нескольких сортов ягод и фруктов.
Купить-то купил. А как всё дотащить в квартиру, подумать не удосужился. Жадность и бурчавший от голода живот в этот раз подвели. Пришлось купить ещё одну большую авоську. Потом по частям вытащил всё на улицу, а Димка дежурил на карауле. Все свёртки были из бумаги или картона, и норовили вот-вот порваться, поэтому я пожалел, что набрал много и сразу.
В авоськи поместилось всё, кроме десятка яиц и конфет, которые невозможно было вырвать из рук ребёнка.
— Сам понесёшь? — подначил я помощника.
— Я и варенье могу, но оно разобьётся, — серьёзно рассудил он.
— Ладно. Как-нибудь дотащим. У мамки лук и капуста есть? — уточнил я уже на ходу, чтобы отвлечься от врезавшихся в руки тонких капроновых ручек.
— На балконе что-то было.
— Хорошо. Лишь бы наш трутень воды натаскал на прощанье, а то он скоро домой улетит, — поделился я ближайшими планами на жизнь.
* * *
Добравшись до подъезда, послал Димку с конфетами и яйцами домой, чтобы позвать одиннадцатого на помощь с затаскиванием снеди на пятый этаж. Пока ждал Валентиновича, разминал затёкшие руки и, наконец, рассмотрел устройство кирпичных пятиэтажек Кристалии. Оказалось, что не все окна здания, выходившие во двор, были из жилых комнат. Кое-где имелись вертикальные ряды с застеклёнными лоджиями. Наверное, такую лоджию имел в виду Димка, когда назвал её балконом.
Где находились подвалы для жильцов, ключи от которых хранила домком, я так и не узнал, а вот желание понять устройство квартир в этот момент у меня зародилось.
Одиннадцатый зашикал в открытую дверь подъезда, и я поднёс ему авоську с картошкой, маслом, салом и сахаром.
— Тащи. А эту сам принесу, — распорядился я и остался ещё на пару минут отдохнуть.
* * *
Дверь меня поджидала открытой, и я ввалился в бывшее бедовое логово.
— Димка, ты где? Куда прятать мёд с вареньем? — расшумелся я пока снимал ботинки.
— Тут я. А мёд и варенье под мамин диван, — распорядился хозяин.
— А где шизофреник Валентинович?
— Этот шизофреник, между прочим, вам воды натаскал. Пять раз ходил на колонку. Устал, как незнамо кто, — пожаловался из кухни узник домашнего хозяйства.
Я прошёл в левую комнату, которую раньше считал Настиной. В ней были детская кроватка, стул, самодельный столик из струганных дощечек и баулы с одеждой. Дверь на лоджию была нараспашку, и я вышел проверить, что же там есть в наличии.