— Давайте, — тут же согласился я. — А для мамки нашей, какие-нибудь духи имеются?
Продавщица округлила глаза, почему-то удивившись моей заботе о Насте.
— Вообще-то, женщины сами всё покупают. Ваше дело зарабатывать да тяжести таскать. Ишь, духи ему подавай, — возмутилась она из-за прилавка, но выставила на обозрение пять малюсеньких пузырьков разных духов, а потом добавила к ним флакон с Тройным одеколоном и литровую бутыль с зелёным травяным шампунем.
— Которые возьмём? — спросил я у Димки.
— А все можно? — не моргнув глазом, спросил он у продавщицы.
Она нервно сгребла все покупки в пакет, спросив за всё про всё шестьдесят семь копеек, а я расплатился и стал просматривать витрины, выискивая, что такого мы с Димкой пропустили. Но продавщица потребовала, чтобы мы удалились и немедленно.
— Время давно вышло. Уже почти четверть девятого, — процедила она сквозь зубы.
— Идём, — согласился с ней Димка.
— Сначала разложим твоё богатство по авоськам. Помогай, — попросил я помощи у оптового покупателя.
* * *
— А собирались за капустой, — кряхтел я, когда поднимался на пятый этаж с авоськами.
— Муку вечером купим? — напомнил Димка о хлебе насущном.
— А дрожжи? А соль? А сгущёнку? — передразнил я мальчишку. — Вечером список составишь, и всё сразу купим. И неграмотным не прикидывайся.
— Денег не хватит, — улыбнулся Настевич, нисколько не обидевшись, и отпер дверь в квартиру.
Я затащил покупки в Димкину комнату и распорядился:
— Хлеб в хлебницу, шоколадку в карман, фляжку на пояс. Вечером всё разберём. А сейчас в полёт. Открыть дверь на балкон! Отсюда стартуем. И всё чтобы открытым осталось, на случай нашего возвращения с капустой. Или с тем же мешком муки.
— Летим? — обрадовался сиротка.
— Летим, — махнул я рукой.
«Кристалия, я к тебе с просьбой о сокрытии меня и Димки, и переносе нас к больнице, в которой мамка Настя», — попросил хозяйку мира, и мы с Димкой вылетели с лоджии, держась за руки, как два самолётика.
— Я летать умею! — заверещал малец, перепугав меня до полусмерти.
— Я те сейчас уши откручу! Чтобы без меня никогда не пытался. Понял? Никогда! А ну, обещай. Или я в другой мир уйду к твоей ненастоящей мамке, — пригрозил я детёнышу.
— Не буду я без тебя. Я же не дурак. И колдовать не умею, как ты.
— Я не колдун. Я с твоим миром говорить умею. А она помогает во всём, что попрошу, — сказал я чистую правду.
И мы, больше ни о чём не разговаривая, полетели в сторону больницы. Димка сопел, что-то соображая своим острым умишкой, а я, обиженный колдовским предположением, тоже пытался всё обдумать и разложить по полочкам, ненамного старшего чем у Димки умишка, спрятавшегося во временно повзрослевшей головушке.
* * *
Вот и больница, вот и палата, а вот и ничего не понимавшая Настя.
— Извини. Промашка вышла, — попросил я прощения и потащил из палаты капризничавшего мальчугана, которого родная мать наотрез отказалась видеть и отмахивалась от него, как от комарика. — Сейчас всё исправим и снова войдём.
Кое-как вытащил Димку в коридор и попросил Кристалию вернуть нашу видимость для окружающих.
— Маскировку забыл выключить. Когда летаем, чтобы народ не пугать, я включаю её, а выключить забыл. Извинил?
— Ага, — кивнул сорванец и вырвался из рук.
Я вошёл следом за ним в палату к симулировавшей выздоровление Насте. Она уже «прозрела» и нежно обнимала сыночка, пытавшегося угостить её «Алёнкой».
— Поправляемся? Ну, здравствуй, — поздоровался я и сразу перешёл к делу. — Мы ненадолго. Дела у нас с Димкой. Капустные, морковные, душевные.
— Здравствуй, Александр, — приветствовала меня Настя. — Спасибо, что за сыном приглядываешь и шоколадками угощаешь.
— На то мы и нужны, которые всем людям братья, — сказал я и, вдруг, отчётливо увидел свет, выходивший у меня из груди.
«Заразился-таки», — подивился я новому открытию.
— Кристалия, выключи его. Выключи, пока я не зазнался, — зашептал я, как можно тише.
Неожиданно сзади раздался громкий хохот дородных санитарок, явно очень крупного размера.
«Вот же тёти. В готовности к заботе, а так хохочут», — не успел я подумать, как санитарки ещё громче засмеялись, сотрясая всю больницу.
— Хватит вам, — призвал я к порядку и обернулся на голоса, но в палате, кроме двух дремавших женщин, никого не оказалось.
Открыл от удивления рот, но меня вовремя одёрнул Димка, попросившийся посидеть с мамкой «ещё только минуточку», и тем самым не позволил уплыть в размышления о женских мирах, их смехе и о моём свете из груди.
— Настя, расскажи о долге домкому, — попросил я после несостоявшихся раздумий о добром и вечном.
— Должна, — призналась она и погрустнела. — Одиннадцать серрублей и пятьдесят копеек. Век не расплачусь.
— Ты это брось. А я на что? Мы с Димкой уже работаем в этом направлении. Только, как ты знаешь, я ненамного его старше. Подскажи, где и как зарабатывают в твоём мире? Сама где работала? Что на зиму заготавливала? — набросился я на вдову, чтобы отвлечь от воспоминаний. — И про капустное царство, что Закубаньем называется, не забудь.
Настя рассмеялась, услышав про Димкину родину, и поделилась с сыночком шоколадкой.
— За Кубанью это. Сразу напротив центра города. Там заливные поля, которые по весне затапливает, на них станичники всё выращивают. А живут они у Фортштадта.
По осени через речку перевозят овощи в город. К нам, то есть. Сдают оптом в универмаги или прямо с телег продают мешками. Если у них на поле покупать, и в три раза дешевле сговориться можно. Тем, кто с перевозом на наш берег помогает, бесплатно отдают, сколько унести смогут.
Капусту квасить нужно с морковкой и солью, а то в газетах не вся вылёживает до весны. Морковка у них там очень хорошая, ещё свёкла есть, тыквы. Всё растёт, как на дрожжах. Сады, опять же имеются. Пасеки. Мост туда никак не построят, чтобы в город это добро возить. Только мне не на что всё это покупать.
— Сама где работала? — отвлёк я её от разговора о деньгах.
— Где только не работала. Мне же с Димкой сидеть нужно. Поэтому, далеко от дома работать не могу.
— У вас что, детских садиков нет? — удивился я.
— В нашем доме нет, — вздохнула Настя.
— Как это, в доме? — потерял я нить разговора.
— Домком для детсада квартиру трёхкомнатную держит на втором этаже, а вот, желающих там работать, нет. Кому охота с мальчишками возиться? А у нас, почитай, в округе только они и родятся. С девочками другое дело. И учат их, и гулять водят. Послушные все, красивые. А таких, как Димка, задаром в садики не берут. За деньги можно, но, опять же, далеко от дома, а денег-то и нет, — закончила рассказ мамка Настя и ещё больше расстроилась.
— А почему мальчишек в школу не пускают? — спросил я уже нервно, потому что начал переживать за весь мужской род Кристалии.
— Что толку? Прогуливают все, как один. Не слушаются, опять же. В ПТУ их берут, когда по двенадцать стукнет. Для освоения рабочих профессий. А так, на кой им с учёбой заморочки? — вздохнула Настя и откинулась на подушку.
— Чем они хуже, не пойму? В капусте, что ли, несвежей находят? — возмутился я местному мироустройству. — А ты своего чему-нибудь учишь, или он у тебя сам всему учится? Ведь он и буквы уже знает, цифры, опять же.
— Тихо ты. Услышат, — неведомо чего перепугалась Настя и чуть ли не подпрыгнула на кровати.
— Не понял.
— Доложат, куда следует, и в семинарию загремит, — прошептала она, как заговорщик.
— Теперь понял, — тоже шёпотом выдохнул я в ответ. — А что такое семинария?
— Там одарённых мальчиков оскопляют и учат на монахов-богословов, — открыла страшную тайну Настя, но я снова ничегошеньки не понял.
— Как это, «оскопляют»? — решил дознаться вначале про оскопление, а потом про богословов.
— Подрастёшь и узнаешь, — отмахнулась от меня вдова.
— Ладно, — согласился я. — Ну, нам за капустой пора.
Еле-еле оторвав перепачканного шоколадом кандидата на оскопление от мамки, я попрощался с Настей.
— Мы дома хозяйничаем вовсю, так что заранее извиненья у женской милости просим. Всё сделаем, как в мужских мирах, а потом ты переделаешь, договорились? До встречи, — помахал я рукой и вытащил Димку во двор больницы.
— Слушай сюда, — обратился я к Настевичу на улице. — Мы с тобой настоящие мужики. А мужики должны вести себя ответственно. Мало ли какие миры у вас, женские, мужские. Мы с тобой всегда в ответе, что на этом, что на том свете. И учиться не бойся. Только никому не признавайся. Я хоть и в хорошем мире живу, а ум свой тоже подальше от посторонних прячу. Уловил? Летим.
Глава 16. Закубанье
Я попросил Кристалию об отводе глаз и перелёте за Кубань. В места, где, со слов Насти, произрастают капуста и морковка, свёкла и тыква, картошка и яблоки. Всё, чем богата Кубанская земля.
Лететь оказалось всего ничего, и через минуту, будучи над замутившейся от дождя речкой, я увидел прямоугольные поля, на одном из которых копошились люди, похожие на муравьёв в серых фуфайках. Причём, муравьёв только мужского пола.
Кристалия приземлила нас и сразу размагнитила от невидимости, чтобы мы могли пообщаться с тружениками Закубанья. Воровать я ничего не собирался, а потому решил всё разузнать и прикинуть, сколько и чего именно может понадобиться семье из двух-трёх человек на всю зиму.
— Нашу Кубань как мамку люби! — по-взрослому крикнул Димка работягам, ссутулившимся над капустой.
— А её врагов жги, коли, руби! — ответили труженики полей Димке, а заодно и мне.
Я от таких паролей с отзывами ненадолго впал в ступор, но вовремя понял, что это были обычные в этих местах приветствия.
— Бог в помощь. Мы к вам в разведку, — начал разговор, вспоминая, как в подобных обстоятельствах общался папка.
— И вам не хворать, — ответило мне несколько голосов.
— Спроси про капусту, — напомнил Димка.