— Зачем нам деньги на доставку тратить? — удивился Димка.
— Чтобы соседи видели, что не украла мамка эту мебель, — объяснил я шалопаю, пожелавшему сэкономить на доставке.
— Тогда ладно, — кивнул он, а я в уме посчитал-посчитал, да и плюнул.
— Нам кровать двуспальную с матрасом и двумя… Нет, с шестью подушками. Ещё комод вон тот светленький, для мамки. Ну, и раз такая дорогая доставка, большой стол раздвижной и буфет для посуды. Ещё шесть стульев с мягкими сиденьями. Всё. Обанкротились мы, — вздохнул я со смешанным чувством.
— За мебель и всё остальное двенадцать семьдесят. Плюс рубль за доставку. Плюс подъём на пятый этаж пятьдесят копеек за всё сразу. Плюс сборка за буфет, комод, и стол с кроватью, как за одну вещь. Всего пятнадцать семьдесят, — нащёлкала на счётах кассирша.
Я мысленно охнул, но деньги отсчитал. Расплатился, а вот с адресом вышла загвоздка. Ни я, ни Димка номер дома не знали, и пришлось доставать справку о том, что я шизофреник, а потом объяснять на пальцах, как к нам доехать.
— До перекрёстка Анапской с Черноморской. Там направо, и до последних двухэтажек. Между ними по дорожке налево к отдельной пятиэтажке. Там во второй подъезд на пятый этаж в двадцать вторую квартиру, — закончил я с объяснениями.
— Я знаю ту пятиэтажку. Это дом Яблоковой. Домком ваша. И квартиру знаю. Ведьма черёмушкинская мужичка со свету сжила, вот вдове с дитём и выдали хоромы, что на пятом этаже, — похвасталась знаниями географии кассирша.
— Какая ещё Яблокова ведьма? — оторопел я.
— Где вы столько заработали, товарищ шизофреник? На траулере, что ли? Годами в море рыбу ловят, потом в шизофреники записываются, — пренебрежительно высказала мне кассирша. — Яблокова – ваш домком. Ведьма там же неподалёку жила на Черноморской. Слепая, но всё видела. Предшественника вашего на стройке с высоты толкнула. Так что, поздравляю с покупкой. Завтра в восемь утра ожидайте доставку.
Кассирша и продавщицы потеряли ко мне всякий интерес, и нам с Димкой ничего не осталось, как удалиться восвояси.
* * *
— Знаю эту ведьму, — сказал я Димке, расстроившемуся от услышанного.
— Ты про слепую бабку с нашей улицы? — спросил он.
— Я в одном мире к ней в огород приземлялся. Выбраться с её ведьмовской грядки не мог, пока не вспомнил, что летать умею. Нужно вас с мамкой от неё защитить. Узнает, что мебелью разжились, примется козни строить. Только вот, как?
— Купи нам крестики, точь такие, как у тебя за пазухой, — предложил Димка. — Пусть нас белым воздухом защищают, как твой.
— У меня алюминиевый крестик. И он дома остался, — отмахнулся я от Настевича и отложил один серрублик в задний карман брюк, чтобы невзначай не потратить.
— Сколько за мешок муки? — спросил у новенькой продавщицы, когда мы вошли в наш универсам.
— Справку, — строго потребовала она.
— Имеем, — сказал я и протянул волшебный листок. — Так сколько за пятьдесят килограмм?
— Тридцать копеек. Сами заберёте? Грузчики бесплатно только на пандус выносят.
— Пусть выносят. Мне ещё гречки, риса, макарон, вермишели, соли, перца, чая…
Я перечислял продукты и сразу расплачивался, а помощник Димка складывал всё в авоськи.
Когда расстрелял последние копейки, мы еле вытащили из магазина переполненные авоськи и фанерный короб из-под мыла, заботливо подаренный нам мужичком-грузчиком.
У меня еле хватило сил перетащить все покупки к мешку муки, сиротливо белевшему у тыльного входа в магазин. Димка помогал охранять и зорко следил за вредными продавщицами и ничуть не лучшими покупательницами.
Усевшись на покупки верхом, чтобы перевести дух и обдумать, как всё это добро тащить на балкон, я не удержался и уплыл повзрослевшими мыслями домой, где точно такими овощными и магазинными заботами нагружены родители.
— Кристалия, — начал просьбу, когда прервал воспоминания. — Сокрой вдовье богатство и меня с Димкой. Перенеси нас, пожалуйста, на лоджию. Я столько ни в жизнь не дотащу.
Кристалия с готовностью подхватила наш багаж, состоявший из мешка, авосек и короба, потом меня и Димку, и все мы, как в замедленном кино, поднялись выше крыш и поплыли к нашей пятиэтажке.
— Еще чеканить будем, — напомнил я миру, когда мы влетели в лоджию и приземлились.
Не успел поблагодарить Кристалию, как вдруг перед глазами встал парнишка с женским отчеством Ольгович.
— Э-хе-хе. Спасибо, что напомнила, — вздохнул я и стукнул себя ладошкой по лбу за забывчивость. — Сейчас разберусь с покупками, и полетим за капустой, — пообещал миру.
— Распаковываемся или ужин придумаем? Может, яичницу с луком сварганим, а оставшейся картошкой заполируем? — спросил я грустного сиротку, которому и покупки, и полёты стали не в радость.
— На шее у тебя что? — обиженно спросил мальчишка и ушёл в ванную.
— Кукиш с маслом, — отшутился я, но на всякий случай рукой потянулся и проверил.
«Мать честная. Крестик. Причём, деревянный. Ещё и на бусинах, нанизанных на нитку. Откуда такое чудо?» — просто ошалел я от такой новости.
— Димка, я не знаю, кто и когда мне его надел. Честно-честно. А ты не знаешь? — крикнул я ребёнку. — Хочешь, я тебе его отдам?
— Лучше мне и мамке такие купи. Чтобы мы тоже защитились Божиим светом от ведьмы, — строго выговорил Димка тоном, не допускавшим и мысли о несогласии.
— Кабы знал, кто мне такой подарок сделал, — вздохнул я.
Неожиданно перед глазами появились искрившиеся зелёные глаза Стихии. Потом они несколько раз озорно моргнули и исчезли.
— Васильевич, — заверещал Димка из ванной.
— Наконец ты хоть как-то ко мне обратился, — обрадовался я.
— Это я из-за зеркала, — прибежал из ванны перепуганный ребёнок и с разгона запрыгнул мне на руки.
— Доложи, как мужчина, — начал я допытываться, когда он перестал трястись. — Что ты в нём увидел? Может, показалось?
— И голос показался? Я сам себе из зеркала сказал: «Когда Васильевич сделает доброе дело, тогда мы отблагодарим его. Будет у тебя всё, что хочешь». Я бы такого не придумал, — заявил Димка.
— Отражение? Может, это твоя душа была? Но «мы отблагодарим»? Не душа. Кто тогда? Ведьмы так не разговаривают, всё больше ругаются на чём свет стоит. Ты ничего не перепутал?
— Честное слово, — побожился Димка, но я до конца не поверил в его фантазии.
— Со мной тоже зеркало разговаривает. В этом ничего страшного нет. Только никому об этом не рассказывай. Даже мамке. А в то, что ты себе говоришь из зеркала, верь. Бывает, душа так общается, бывает, мир в котором живёшь. Если сказали тебе, что я доброе дело сделаю, значит сделаю. Не сомневайся. А пока, марш спать. Только переоденься сначала. Завтра, когда мебель ждать будем, всё постираем. Договор? — закончил я разговор и собрался в Закубанье.
— У меня ничего чистого не осталось, — пожаловался ребёнок.
— Что же ты молчал? Я ему капусту с макаронами покупаю, а он голый и босый. А зимние вещи у тебя есть?.. Хотя, ладно. Завтра обо всём поговорим, а сейчас ты спать, а я за капустой.
— А меня на дирижабле покатаешь? — выдал Димка шутку, но сам не засмеялся.
— Мы с тобой целый день на нём катались. Или ты не понял? Нет никакого дирижабля, и никогда не было. Это мир твой нас холит и лелеет. Дирижабль. Скажи тётеньке миру спасибо за всё, и бывай.
— Спасибо, тётенька мир. Спасибо за помощь мне и мамке, — торжественно выговорил ребёнок и поклонился в сторону открытой двери на лоджию.
В то же мгновение в дверь влетел порыв тёплого ветра, расшевеливший бумажные свёртки наших покупок и заполнивший квартиру ароматом цветов.
— Чувствуешь тепло и запах цветов? Это тётенька мир ответила на твою благодарность, — вымолвил я с щемящим чувством благодарности и миру, и Димке.
— Чувствую, — пролепетал Димка.
— Не только зеркала с тобой разговаривают, а уже целые миры. Только никому ни-ни. А как случится что-нибудь хорошее, так сразу благодари мир. Можешь её по номеру назвать. Она у тебя двадцать вторая, — подбавил я чудес мальчонке, чтобы не расстраивался после говорящих отражений и цветного воздуха.
— Спасибо тебе, двадцать второй мир, — снова поблагодарил Димка и, получив в лицо ещё один тёплый заряд, устроился в свою кроватку.
* * *
«Что-то напутал», — решил я, когда кружился в вечернем небе над горой из мешков, наполненных капустой. По моим прикидкам эта гора находилась в том самом месте, о котором я сговаривался с Ольговичем, и к которому меня доставила Кристалия.
— Ладно, спускаемся, — попросил я, когда увидел пару мужичков в фуфайках спавших рядом с мешками на ворохе соломы.
Приземлился и шумно пошагал к горе, охраняемой фуфайками, в надежде на их скорое пробуждение. Но сразу же замер, когда увидел отдельный холмик из мешков, мешочков, пакетов, жестянок и прочих банок, явно предназначенный нам с Димкой.
Подошёл, внимательно всё ощупал и убедился, что это и есть предоплаченный заказ.
— А господа в фуфайках, значит, ожидают попутный дирижабль к центральному рынку? — громко пошутил я, но мне никто не ответил.
Собрался уже просить Кристалию о доставке покупок на лоджию, как вдруг чувство жалости к нелёгкой доле рабочих лошадок женского мира закралось в меня и растеклось раскалённым маслом по жилам.
«Может, помочь им с доставкой?» — подумал я.
А Кристалия сама подняла гору мешков и замерла, ожидая команды, куда доставить товар.
— На центральный рынок, но так, чтобы никто не видел, — не нашёл я, что ещё можно придумать с упакованной капустой.
Громада мешков двинулась в сторону центра города, а я забеспокоился о мужичках.
— Их тоже перенеси. И Ольговича к ним добавь. Только чтобы он на рынке проснулся и охранял капусту от лихих людишек. Спасибо за доброе дело!
Я побежал за улетавшей капустой и мужиками, которые вместе с сеном помчались следом.
— И на рынке чтобы никто ни ухом, ни рылом! — кричал я и продолжал бежать, пока не сообразил, что Кристалия никуда вместе с капустой не улетела.