Вздохнув с облегчением, попытался унять волнение от события, которое так прямо и говорило: «То ли ещё можно наворочать, пользуясь благосклонностью мира».
— Огромное спасибо тебе, Кристалия, за науку и терпение. За снисхождение к малолетнему неумехе. Снеси меня, пожалуйста, вместе с покупками на лоджию, только Димку не разбуди.
Договаривал я уже в небе, усыпанном яркими звёздами. На душе было спокойно и мирно, а пахнувшие овощами покупки, ещё сильнее согревали меня в мыслях о добрых делах.
«Прилетим, и начну чеканить. Чеканить, пока руки не отвалятся. Много, ой много нужно всего. И Димку одеть-обуть. И долги обеих вдов раздать. И запасы на зиму. И мебель докупить. И работу им найти», — думал я думал, планировал-планировал, да так и заснул, пропустив приземление со всем уважением.
Глава 17. Юго-западные слёзы
— Васильевич, вставай — надрывается над моим ухом Димка.
Я просыпаюсь, лёжа на куче мешков с капустой, морковкой, и прочими вчерашними покупками, зато под стёганым одеялом.
— Шутники, — укоряю Кристалию, притащившую меня из Закубанья.
Димка мирно спит в детской кроватке.
«Кто тогда верещал его голосом?» — задумываюсь я и неохотно иду в ванную, где умываюсь водой из ковшика, после чего кошусь в настенное зеркальце.
«Помолодел, — удивляюсь, увидев детское отражение, ни капли не похожее на меня. — Один в один с Димкой стал».
— Васильевич, спаси! — просит меня мальчишка-отражение.
Я пугаюсь и отскакиваю от зеркала, но быстро собираюсь с мужеством и снова заглядываю в него.
— А что нужно-то?
— Спаси нас, ради Бога, — взмолилось отражение.
— Где вы?
— Далеко. Мир попроси, она отправит тебя к нам, — не унимается неправильный Димка из зазеркалья.
— Помогу конечно. Только куда проситься? Адрес есть? — решаю выяснить, куда мне предлагают лететь среди ночи.
— Он тебе не понравится, — говорит зеркало.
— Мне и так уже всё не нравится. Это ты вчера мальчишку испугало?
— Я. Но не со зла. Помоги, будь милосердным. Великое зло проснётся, если мы все умрём.
— Без подробностей, пожалуйста. Я же ещё тот трус. Залезу под одеяло и буду дрожать до утра. Говори уже, куда лететь.
— На юго-запад, а дальше подскажем, — объясняет отражение и становится моей испуганной взрослой физиономией.
* * *
— Кыш, — отмахнулся я от отражения, взял флягу, несколько раз глубоко вдохнул и вышел на лоджию.
— Если это не морок, тогда в полёт? Надеюсь, всё будет хорошо.
Кристалия, голубушка. Не разбудил? Мне тут юго-запад спасать надо, — полушутя, полусерьёзно поговорил я с миром.
Кристалия не отдыхала, и я пулей вылетел с лоджии и отправился по назначению. По правде, я не знал, где этот юго-запад находится, но верил, что лечу в нужном направлении.
Внизу было темно, сверху только звёзды, и определить, куда и с какой скоростью направляюсь, было невозможно. Понадеялся на Кристалию, и продолжил наблюдать за темнотой в полглаза.
Когда услышал внизу плеск волн, встрепенулся и напрягся.
«Над морями меня ещё не носило, — только успел подумать, а плеск сразу пропал, оставив после себя лишь солёный запах моря. — Летим дальше? Молчат, которые “мы”, которые “спаси”? Значит, летим».
Через некоторое время внизу снова заплескались волны, и снова повеяло щекочущей свежестью с запахом йода.
«Второе море? Ну, и занесло же меня. Хорошо, что ничего не вижу, а то бы страху натерпелся», — успел подумать, а море снова закончилось. «Для полного счёта третьего не хватает», — пошутил я. И нате вам! Снова заплескалось, уже в третий раз.
«Лечу за три моря? Точно, как в сказке», — решил я.
— Теперь на юг, — скомандовал Димкин голос.
— Кто тут? — струхнул я снова. — Кто со мной разговаривает?
— На юг, — жалобно попросил голос ребёнка, дрыхнувшего в своей комнате.
— Кристалия. Тут голос на юг просится. Поможем? — передал я просьбу по назначению.
Сменила курс Кристалия, или нет, я не почувствовал, а только совсем скоро голос попросил остановиться и спуститься на землю.
— Здесь наш сад. Внизу. Тут все умрем, если не поможешь, — уже хором призывали или громко говорили мне, невесть откуда взявшиеся страдальцы с Димкиными голосами.
— Разберёмся, — пообещал я и приземлился в невысокий сад из напрочь засохших деревьев с кривыми и безлистными веточками.
— Где вы? — спросил я.
— Мы перед тобой. Поторопись. Не ровен час, до смерти засохнем.
— Вы деревья, что ли? Не люди? — удивился я, но вовремя вспомнил Босвеллию, которая была свидетелем защиты. — А мне без разницы. Я и пирожкам готов помочь. Что нужно? Съесть? Шучу. Полить? А где здесь вода?
Но никто на мои вопросы не ответил. Начал бродить по умиравшему саду в надежде найти хоть что-нибудь походящее. Почва под ногами была непонятного цвета и неизвестного содержания. То ли мелкий песок, то ли глина, но одно было ясно точно: о поливе этого сада беспокоиться было некому.
— Мы плодовые? Или полезные? Или и плодовые, и полезные? Молчим?.. Что же это делается? — начал я возмущаться. — За три моря прилетел, а где здесь колодец, никто не говорит.
Я ещё походил, пощупал тёплые шершавые стволы деревьев, которые были не выше трёх метров, но ни к какому выводу или решению так и не пришёл. Наконец, уже нужно было что-то придумать и действовать, а кроме, как к Кристалии, больше ни к кому обратиться не мог, и я начал речь, тщательно подбирая каждое слово.
— Кристалия, голубушка. Будь любезна, ответь, где могу взять воду, чтобы полить этот сад, которого конца и края в темноте не разгляжу, но который очень хочу от погибели спасти. Дай намёк, и я догадаюсь, что делать, — попросил я мир, но ответа не получил.
«Что же делать, если даже Кристалия не знает? Во фляжке воды даже на одно дерево не хватит. Остаётся поплакать над умирающими деревьями и домой проситься».
— Кристалия, давай вместе над деревцами поплачем. Горе-то какое. Только не солёными слезинками, а дождиком. Давай со мною. Давай… — просил я мир и плакал от бессилия помочь, такому чужому и такому родному саду, без единого листочка на веточках.
Не удивился и не испугался, когда на небе появились два огромных голубых глаза, которые несколько раз моргнули и, сузившись, исчезли, а на меня сразу закапали крупные тёплые капли, прямо из сверкавшего мириадами звёзд прозрачного ночного неба.
Облокотившись на ствол дерева, которое спасал вместе со всеми остальными, я зажмурился и подставил лицо участившимся каплям Кристалийского дождика, который, наверняка, до утра напоит влагой все деревья и спасёт их от засухи.
Потом задремал и представил, как по весне зазеленеет сад, как потом все деревья принесут волшебные и очень нужные людям плоды. Забывшись, снова очутился в огромном судебном зале, а знакомая Босвеллия в зелёном платье и причёской с торчавшими косичками, благодарила меня за спасение и подарила на прощание толстую сухую ветку.
«Возьми, — молвила она, но улыбавшегося рта не открывала. — Возьми руку моего уснувшего друга. Сделай из неё обереги для дорогих тебе людей. И прости за беспокойство. Но только ты мог нам помочь. Только ты».
Босвеллия исчезла вместе с залом, а я вернулся в сад, где продолжил дремать под дождём, капавшим из звёздного неба.
Перед самым рассветом проснулся от того что насквозь промок и замёрз. Взял двухметровую ветку-подарок, положил её на плечо, как винтовку, и приготовился к борьбе со злом, которое собиралось погубить сад. Сделал пару шагов навстречу поднимавшемуся солнцу, споткнулся обо что-то и кубарем свалился… на пол Настиной квартиры. Чуть не огрел деревянным оружием спавшего в кроватке Димку.
— До свидания, морок, — сдерживаясь, чтобы не заругаться, выговорил вполголоса, но когда взглянул на толстенную ветку и перепачканную грязью одежду, сразу в своих словах усомнился. — Не морок. Тогда, спасибо за скоростную доставку домой, Кристалия. Спасибо за слёзы. За спасение деревьев. За юго-западные садовые нужды. А теперь, можно, я чуток вздремну? Совсем-совсем чуточку.
Я опустил на пол ветку, снял с себя всё, что было мокрым и грязным, и, захватив стёганое одеяло, ушёл в комнату с диваном.
* * *
— Васильевич, вставай! — заорал над ухом чем-то расстроенный Димка.
— Снова-здорово, — прокряхтел я и открыл глаза.
— Мебель привезли, а я одёжу не успел постирать, — пожаловался Димка, чуть не всхлипывая.
— Крикни с балкона, что за доставку уплачено. Пусть затаскивают и собирают. Сам им укажешь, что и куда ставить. Командуй, а я пока с одёжей разберусь, — ободрил я ребёнка и порадовался, что снова не повторился морок или явь, которая была или не была, со мной совсем недавно.
Димка громко что-то кричал детским голосом, а я стоял в ванной и чесал затылок, потому как поразился затеянной им стиркой.
«Впору самому верещать: “Спасите-помогите”», — думал, разглядывая в тазу грязную детскую и взрослую одежду, смешанную со стиральным порошком и водой.
Всё это покрылось серой пеной, булькало и растекалось по полу, норовя вот-вот просочиться через кафель, и дальше к соседям снизу.
— Не рассчитал ты, Настевич, с объёмами. Не рассчитал. Прав был одиннадцатый, когда на взрослую жизнь жаловался. Ой, прав, — попричитал я недолго и начал бороться с потопом. Собирал с кафеля мыльную муть половой тряпкой и выжимал её в унитаз.
Когда убрал воду с пола, выжал все вещи и сложил их горкой обратно в таз. Потом пошёл в комнату искать себе что-нибудь из одежды, желательно взрослой и мужской.
В сваленных в углу наволочках и узлах, набитых тряпьём, впопыхах еле нашёл рубашку с длинным рукавом и стёганые ватные штаны, которые, скорее всего, были частью фуфаечного комплекта.
— Сойдёт, — сказал себе, когда нарядился в нелепый гарнитур.
— Васильевич, запчасти от мебели несут, — доложил Димка.
— Хорошо, — откликнулся я и пошагал обратно в ванную.
— Хозяин, куда кровать? — спросил меня грузчик, заносивший кроватную сетку в коридор.