— Так-то оно, конечно, так. Но почём мне знать, сколько Настя задолжала? Я её о том ещё не спросил, — соврал я и не поморщился. — Лопата позарез нужна. А я вам что-нибудь полезное для дома сделаю.
— Иди за мной. На первом этаже у нас пока пусто. «Граждан-Проект» ещё не решил, что в нашем доме будет, так я пока храню там весь домовой инструмент и агитационные транспаранты, — согласилась на очередную взятку домком. — Так что, должок за вами. А то мебель враз конфискую.
— Верну всё до копеечки, — пообещал я, перепугавшись неведомой конфискации.
Мы обошли пятиэтажку вокруг и вошли в центральные двери пустовавшего заведения, занимавшего весь первый этаж здания. Высоченные окна от потолка до пола были забелены известью, а вот мебели или какого-нибудь оборудования нигде не было. Домком втолкнула меня внутрь и показала, в какую сторону шагать.
— Слева в углу лопаты, грабли, тяпки. Выбирай, какая нужна, совок или штык, — потребовала она властным голосом раздражённой житейскими мелочами женщины.
— Штык. Штык мне нужен. Землю копать, — признался я.
— Что выкапывать собрался? Или, что закапывать? — тут же спросила гром-баба.
— Закопаю шмотки покойника. Настиного мужа. А если клад какой откопаю, сразу рассчитаемся, — соврал я и сказал правду одновременно и, улыбнувшись напоследок, выскользнул из помещения на улицу.
* * *
— Достал лопату, — доложил я с воодушевлением.
— А у нас все вещи высохли, — похвастался Настевич.
— Как это, высохли? Так быстро не бывает.
— Бывает, — хитро прищурился Димка. — Бывает, если мир попросить. А потом поблагодарить, конечно.
Я присел от неожиданности на новый мягкий стул, но лопату из рук не выпустил.
— Что же ты не прыгаешь и не кричишь «заработало»?
— А что, так надо? — удивился малец, а потом запрыгал на одной ножке и загорланил: — Заработало! Заработало!
— Теперь всё, как у людей.
Мы сготовили яичницу с луком, быстро сжевали её, как хищники свежее мясо, и, переодевшись в сухую и ставшую пятнистой одежду, вышли на лоджию со штык-лопатой в обнимку.
— Крест ставить полетим? — с надеждой спросил Димка.
— Его сделать сначала надо. Мы за деньгами на него полетим, — сказал я и поправил фляжку на ремне.
Кристалия и без моей просьбы подхватила и понесла нас над пустырём, над железной дорогой, в ту сторону, куда кувыркалась ведьма с неправедно нажитыми сокровищами.
Мы приземлились у самых акаций, и я без труда отыскал нужное дерево, которое оказалось засохшим. Семена с него осыпались и покрыли тёмно-бордовым ковром всю землю.
— Бедное дерево высохло из-за этой старухи. Пока я копаю, ты вокруг смотри, чтобы нас никто не увидел, — велел я напарнику.
— Никого не видно, — доложил Настевич, и я принялся ковырять чернозём лопатой.
Неглубоко под землёй что-то сломалось и хрустнуло, после чего я извлёк на свет Кристалии черепки от глиняного горшка и гору серебряных монет, которых оказалось не меньше пяти пригоршней.
— Ого, — удивился Димка.
— Ого, — согласился я. — закапывай яму, а я рассую их куда-нибудь. И землю утрамбуй хорошенько.
— Я потом стручками всё засыплю, чтоб не увидели, — пообещал Настевич.
— Это дело, — согласился я, всё ещё не придумав, как же собрать все монеты и донести их до квартиры.
— Перепрячем? — предложил Димка.
— Надо сначала на дело взять, а остальное перепрятать можно, — сказал я и скинул с себя пиджак.
Мы высыпали свалившееся богатство на пиджак, потом отделили серрублики от черепков, которые Димка тут же прикопал в сторонке, и засыпал всё семенами акации. Потом мы свернули пиджак в подобие вещевого узелка и отбыли Кристалийским экспрессом обратно.
— Начинаем борьбу за права мужчин и женщин! — орал я на лету во всё горло. — Борьбу за лучшее будущее для мира номер двадцать два!
— Как это, за права женщин? — возмутился юный помощник.
— А вот так. Чтобы твоя мамка имела право самой тебя родить, а не найти в капусте. Имела право на открытую любовь к сыночку. На его садик, на его учёбу в школе, на его острый не оскоплённый ум. На надежду на сына. На его доброту и ответную любовь к мамке. На простую мужскую любовь, наконец! — прокричал я и запрыгнул в лоджию пятого этажа со штыковой лопатой на плече и узлом полным серебряных рублей.
Глава 18. Ливадийская подмога
— Сколько здесь? — заглянул через моё плечо Димка.
— Очень плохое количество. Просто, очень и очень плохое, — невесело констатировал я, когда расставил монетки столбиками по десять штук.
— А сколько это, «плохое количество»? — уточнил любознательный ребёнок.
— Тут два раза по триста тридцать три рубля. А это очень плохая цифра. Поэтому и количество плохое. Что же придумать, чтобы снять с этих денег порчу? — задумался я и собрался уплыть в размышления.
— Палкой своей их перекрести. В палке, знаешь, какая сила сокрыта? Она вся сияет невидимым, но чудотворным светом, — заявил мне недоросль с феноменальными талантами.
— Тогда тащи её на кухню, — велел я всезнайке.
Разделив клад надвое, я поставил монетные столбики на табурет и взял в руки заморский юго-западный подарок.
— Я осеняю, а ты смотри, может, ещё что-нибудь увидишь. Если эта палка от Босвеллии, тогда она нечистый дух мигом выгонит, — рассудил я и начал крестить обе кучки монет поочерёдно.
— Первым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу, всем святым, всем преподобным, — начал молиться Димка тоненьким детским голосом.
У меня тут же зашевелились волосы, а воздух вокруг сгустился до такой степени, что я еле-еле пересиливал его сопротивление, чтобы продолжать троекратные крестные знамения, как и положено по православному обычаю.
— Зло, тут тебе не быть! Честным людям не вредить! Отсылаю тебя на дальние болота. Туда, где люди не ходят, собаки не бродят. Во имя Бога нашего и нас, крещёных и нарожденных в двадцать втором мире, — закончил Димка молитву и, перекрестившись, начал её заново: — Вторым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу…
Так он читал семь раз, а я крестил монеты. Крестил и надеялся, что его молитва поможет и серрублики избавить от поселившегося в них зла, и мне с умом их потратить на пользу добрым людям.
Сколько раз махал заморской дубинушкой, я не считал, а только, пока Димка молился, я продолжал осенять знамениями и табурет, и столбики монет, и всю квартиру.
— Аминь, — закончил молиться Димка, троекратно перекрестился и поклонился.
— Сам придумал? Только-только узнал номер мира, а уже в молитву пристроил. Но я-то не из вашего двадцать второго, — похвалил я мальца, удивившего меня в который раз.
— Я, правда, пристроил номер, как ты говоришь. Но, всё равно, это очень сильная молитва. Настоящая, — похвастался Настевич. — А деньги мы в двадцать втором тратить будем, так что простительно.
— Не только в двадцать втором. А теперь собирайся.
— К мамке? И ей всё расскажем? — запрыгал он, как новогодний зайчик.
— Не совсем. Мы с тобой ненастоящую мамку в аренду возьмём, которая из соседнего мира. А когда она нам поможет с хозяйством, обратно её сплавим. Договор? Половина этих денег для двадцать третьего мира. Так мы и зло обманем, и тратить здесь эти шестьсот шестьдесят, тьфу! Не будем.
— Но тьма из них уже выскочила. Они же теперь не страшные. Хотя, конечно, ты всё правильно придумал, — согласился ребёнок.
— Ты что, тьму какую-то видел? — подивился я его способностям.
— Аж шкворчало, когда ты крестил, а я читал. Всё дымом вылилось и в дверь балконную прошмыгнуло. Вот те крест, — побожился новогодний зайчик.
— Верю. Только нам нельзя чужой мамке всё это богатство показывать, — сказал я и задумался не на шутку.
— Прячь половину денег в диван, — посоветовал Настевич.
— А дальше что? Я же её сюда хозяйствовать приведу. Пусть с Дашкой трудится, пока мы подвиги совершать будем и по твоему миру мотаться. А если в диван залезет? — снова задумался я.
— Глаза от них отведём, как при полёте на дирижабле, — посоветовал умник.
— Точно. Временная, так сказать, мера, — согласился я и засунул в диван консервную банку, в которую домовитый Димка уже высыпал половину серрубликов. — Теперь сам проси двадцать второй мир о сокрытии нашего капитала от чужих глаз, — скомандовал я напарнику.
Димка начал просить Кристалию о сокрытии денег, смешно сморщив нос и мигом посерьёзнев, а я, не слушая его просьб, сам позвал Кристалию по имени и попросил о таком одолжении.
Когда "формальности" были соблюдены, начал мозговать, что сперва сделать, отдать долг или позвать на помощь Ливадийскую Настю с дочкой.
Так ни к чему и не пришёл, а Димка потребовал путешествия в соседний мир:
— Айда на балкон. Пора.
— Не нужно на балкон. Мы только из квартиры выйдем, и всё. Неси их половину монет.
Он протянул мне вторую консервную банку с деньгами и вздохнул:
— Всё одно, мамка в в этих банках куличи не печёт. Пошли.
Мы вышли за дверь и заперли её на ключ. Я взял из банки горсть монеток и засунул их в карман на мелкие расходы в этом и соседнем мире. Потом посоветовал Димке зажмуриться и начал просить Кристалию о переносе в Ливадию.
По мелькнувшим молниям, стало ясно, что мы уже на месте, и я постучался в слегка изменившуюся дверь.
* * *
— Кто там? — спросила новая дверь голосом Дарьи.
— Скажи мамке, ангелы вернулись, — пошутил я, глядя на своего младшего помощника, который исполнял роль такого серьёзного и низкорослого мужчины, что без слёз смотреть было невозможно.
Замок щёлкнул и дверь распахнулась.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Дарья и пропустила нас в квартиру. — Мама давно вас ждёт.
— Зачем это? — забыл я поздороваться и вошёл, вталкивая впереди себя Димку.
— Просить о чём-то хотела. Сейчас она у домкома деньги вымаливает, потому что работу так и не нашла, а после вас… Нас с Димкой, ничего делать не может. Думает и думает. Думает и думает, — рассказала Даша.