Неожиданно, только что начавшийся полёт прервался, и я пошёл на посадку на левый берег старицы, оставшейся после смещения русла Кубани ближе к Фортштадту. Там увидел троих переругивавшихся мужичков, топтавшихся вокруг горки пустых мешков.
После плавного приземления, вернул себе видимость и направился к старым знакомым на разговор.
— Кацап, — донеслось со стороны фуфаек.
— Ещё раз кацапом обзовёте, я вам не такое ещё устрою, — пригрозил я для порядка, а потом поздоровался: — Здравия желаю, станичники.
— Так мы не по злобе. Ни-ни. Ни в одном глазу, — забормотали подчинённые, а Ольгович шагнул навстречу и поздоровался за руку.
— Здравствуй, благодетель. Как ты нас вчера на дирижабль погрузил, а потом ещё и выгрузил? — восхитился он пропущенным приключением.
— Пустяки. У меня помощники имеются, так я с ними, — приврал я слегка, имея в виду Кристалию и Димку.
— А мы застряли. Домой надо, а Кубань после дождей разлилась. Течение жуткое, поэтому лодку нанять не смогли. Тут заночуем. Может, на дирижабле нас до дома свезёшь, так мы сразу рассчитаемся за доставку капусты и за перелёт домой, — выговаривал Ольгович, а сам косился за мою спину.
«Дирижабль ищет. Святая наивность», — пожалел я Степана.
— Попозже. А сейчас расскажи про станицу. Мне мастер позарез нужен. Который по дереву или по доскам. В общем, и по мелким деревянным работам, и по крупным. Есть в станице такой или нет? — спрашивал я у Ольговича, а тот выпучил глаза в вечернее небо и остолбенел. — Не расстраивайся. Будешь сегодня дома, — начал я успокаивать агронома, как вдруг, над головой появилось что-то гигантское и затенило и меня, и закубанцев, и всю округу.
Я мигом присел от неожиданности, да так и остался на корточках, не решаясь обернуться и посмотреть, что же там наползло на нас сверху.
— Залазьте, — услышал Димкин голос и перепугался ещё больше.
Когда набрался храбрости и обернулся, увидел позади себя квадратный деревянный кузов, или, скорее, площадку метров пять на десять, не меньше, с трёх сторон оплетённую верёвками, вверх от которой уходили толстые канаты и уже в вышине крепились к бокам громадного сигарообразного дирижабля.
«Мать честная. Сподобился недоросль. Угнал дирижабль», — ошалел я от сюрприза, а станичники спокойно и деловито принялись грузить пустые мешки в кузов.
— Что творишь? — зашипел я на пилота. — А как рулишь? Как взлетаешь? — забеспокоился я, не увидев ни руля, ни других приспособлений для управления летающим монстром.
— А я почём знаю, — обиделся Димка. — У мира попросил дирижабль всем показать, вот она и состряпала.
— Получается, он ненастоящий? — ошарашило меня от озарения. — Я бы никогда до такого не додумался. Глаза бы отвёл, а вот так, строительством дирижаблей, ни-ни.
Я бы ещё долго причитал и ругался, но мужики доложили, что мешки погружены, и пора взлетать.
— Вези уже, — махнул я помощнику, и мы взмыли сначала вверх, потом прицелились на Фортштадт и поплыли над старицей, над песчаной косой, потом над Кубанью.
Все пассажиры заворожено следили за полётом и разглядывали родные места с высоты. Дивились красотам Кубани, совершенно не думая о мираже дирижабля над головой.
— Ты нас на поле. Туда, где капусту покупали. Не хочу всех станичников пугать твоим дирижаблем, — советовал я рулевому, а сам продолжал изумляться и добрым отношением Кристалии, и неугомонной дерзостью новоиспечённого помощника.
Глава 19. Инспектор по колдовству и магии
— Жги, коли, руби! — загорланила внизу целая армия мужичков в фуфайках и подбросила шапки в воздух.
— Влипли, — заголосил я в ответ. — Видишь, что ты своей игрушкой наделал.
На месте нашей посадки оказалась толпа станичников, которые, как видно, давно поджидали нас. Не только поджидали, а ещё и наворочали пару таких же куч из мешков с капустой, и ещё неизвестно с чем.
— Не думал, что так получится. Я хотел… — начал оправдываться Димка.
— Чтобы сейчас же всё исправил. Пока буду о деле говорить, о крестике на Фортштадте, кстати. Перевози всё это безобразие на рынок. И помалкивай. Притворись, что вверху мамка в кабине сидит и рулит, и ори ей. Командуй, значит. Всё понял? Расхлёбывай. И про меня не забудь. А то оставишь здесь, как я тогда домой вернусь без дирижабля? А никак, — отчитал я рационализатора, а он сначала насупился, потом заблестел глазками, и под конец нравоучения вовсе расхохотался, как взрослый после смачного анекдота.
— Заеду за тобой, так и быть. Только, вдруг, они не попросят всё это на рынок везти?
— Сам предложишь. И платы за перевоз не бери. Ко мне отсылай. Всё одно же их лодку куда-то по течению унесло. Сейчас вон как гуляет Кубань. Так что, им в любом случае тебе в ножки кидаться остаётся. Не переиграй. Мужиком будь. Веди себя скромно. И больше не балуйся, а то я и тебя, и себя знаю. Начал с дирижабля, а закончил ракетой на луну. Ладно. Пойду, пока лишнего не сболтнул, — закончил я воспитательную лекцию и пошёл к шушукавшимся фуфайкам, к которым уже присоединились наши пассажиры после выгрузки пустых мешков.
— Отдать правый якорь, — скомандовал я и оглянулся для пущей убедительности на дирижабль с пилотом у грузовой площадки.
— Доброго вечера, — разноголосицей поприветствовали меня собравшиеся станичники.
— Жги, коли, руби, — поздоровался я, как положено. — Где Ольгович?
— К старшей убёг. К Ольге с докладом и выручкой, — отрапортовал уже знакомый Чехурда.
— Вам помощь ещё нужна, или как? А то мы до дома полетим, как мотыльки сентябрьские, — решил я ускорить процесс в ту или другую сторону.
«Если не нужно больше ничего вывозить, то и хорошо. А если нужно, быстрее начнём – быстрее закончим. Конечно, можно всё сразу перекинуть на крыльях Кристалии, но мальца нужно проучить за смелые нововведения, за сокрытие наоборот», — думал я и завидовал, что не сам о таком догадался, а какой-то не по годам развитый пятилетка.
— Нужно. Конечно, надобно, — загудели станичники. — Если недорого берёте, то мы согласны. Как есть, согласны. У нас и другой работы невпроворот. Не только овощами перетаскиваться, но и самим к зиме готовиться.
— Так идите и готовьтесь, — вырвалось у меня почти грубо. — На дирижабле автоматическая загрузка стоит. Кто полетит расторговывать, тот пусть сверху на мешки лезет, и всё. А остальные ступайте с Богом.
— Как это? Автомат? Глянуть можно? — всполошились земледельцы, а я пожалел о своих словах.
— Буду я вам чудеса кацапской техники показывать и лентяев из вас делать. Марш по домам, по мирам! — прикрикнул на них, а тем многого и не надо.
Наверно, побоялись прогневать строгую начальницу Ольгу и сразу потянулись в сторону видневшихся на возвышении белёных хат, недружелюбно приговаривая о вредных кацапах, их дирижаблях и капусте.
Я вернулся к Димке и объяснил, что он должен переместить свой летающий грузовик так, чтобы куча с мешками оказалась под дирижаблем.
— Может, сразу обе отвезти? — разгорячился он.
— Может ты за них весь урожай соберёшь и на рынок отвезёшь? А на этом не остановишься и распродашь всё, ещё и втридорога? Умерь аппетиты. Добрые дела по-другому делаются. Со смыслом.
Вдруг, их Ольга змеёй подколодной окажется. Возьмёт, и не оплатит мужичкам за сбор и перевозку урожая? Чем тогда семьи кормить будут? Капусту же ты грузил и продавал. Думай, а я с тобой мозговать буду. Жизнь штука сложная. Не навреди своим новым талантом. Подсобить можно, а навредить… В общем, ты меня понял, — прочитал я лекцию больше себе, чем несмышлёнышу.
— Понял, — выдавил из себя рационализатор.
Я услышал приближавшийся топот копыт и подтолкнул Димку в сторону дирижабля.
— Мигом подгони аппарат, как я сказал. Прямо над кучей. И про рулевую мамку помни, — скороговоркой сказал ему и пошёл навстречу приближавшемуся верхом Ольговичу, за которым невдалеке показалась пролётка о двух колесах с парой седоков и впряжённая в неё кобыла.
— Быстро же ты отчитался, — подбодрил я Степана.
Он остановил коня, спешился и шагнул мне навстречу.
— Разве с этими мамками быстро устроишь? Я ей одно, а она сомневается. Чудес, говорит, не бывает. Морок, и всё тут. Я ей деньги на стол. Сразу поверила, даже выручку не пересчитывала.
— Мы уже второй бурт загрузили. Не нужно было? — струхнул я, засомневавшись в продолжении овощного сотрудничества.
— Если в цене сойдёмся… — начал Степан торговаться.
— Денег не возьму. Мне услуга нужна, — решил я признаться о кресте, а Ольгович, вдруг, покосился на меня, как на нечистого воплоти. — Не собираюсь я душу твою выторговывать. Мне православная услуга нужна. Краснодеревщик в станице есть? Плотник или столяр?
— Только бондарь. Он бочки из клёпок собирает, сломанные ремонтирует, — с трудом выговорил Степан, когда перестал моргать и вертеть головой. — Правда, есть один затейник. Игрушки, свистульки детские вырезает. Только это дело не поощряется, сам знаешь. Тётки на страже таких дел стоят. Он ещё стропила на крыши ставит, колёса на телеги правит. Больше никаких краснодеревщиков нет.
— Подойдёт и бондарь. Мне кое-что из библейского деревца вырезать нужно, чтобы поменьше нечисти в мире водилось. И крест я замыслил на Фортштадте высоченный в гору воткнуть. Обещал племяннику за отца его памятник соорудить, чтобы он из Армавира его видел и папку вспоминал. И чтобы все мужики знали, что это их усопшим братьям крест установлен. Память чтоб была, а не только зола, — объяснил я, путаясь в словах.
Ольгович постоял, подумал, а когда подъехала пролетка с двумя кандидатами в продавцы капусты, махнул рукой и сказал:
— Сделаем. Сегодня же со всеми переговорю. Только деньги за перевоз возьми обязательно. Не дело, когда за бесплатно всё. А пока я отведу своих к дирижаблю и сразу к Ольге. Чтобы она кого-нибудь вместо меня со второй партией отправила, — сказал Степан и поспешил к Димкиному грузовику.
Он усадил на мешки своих подчинённых, немного поприличнее вчерашних и что-то им в двух словах объяснил. Димка крикнул отсутствовавшей мамке «Порулили на базар!» и взмыл всей фантасмагорией в вечернее небо, оставив меня с Ольговичем на поле.