— Что там? Лодки? А почём? Внутрь глянуть можно? — зачастил он, как Димкин дирижабль пропеллерами.
— Это и есть моя страшная месть. Принимай всё, согласно документов, — достал я из-за пазухи стопку смятых от подбрасывания накладных и протянул опешившему Ольговичу. — Не мой подарок, а сочувствующей части женского общества. Так и прописано: от С. Кометовой. А я, какой-никакой, её помощник. Поэтому, ты пока ни за что не платишь, а всё в хозяйство вкладываешь. Кредит это без процентов. Смекнул?
Помни, что дирижабли возвращаются в Зеландию, откуда они родом. Пара дней, и шабаш. Потом, может и будут где-то мелькать, но сам понимаешь, какая у власти на них охота откроется, — закончил я сочинение на вольные авиа-темы, сам не понимая, откуда всё приходило в голову.
«Неужто снова хвостиком к розетке прирос? Вон речь какую загнул. Слов незнакомых вплёл в разговор. Учиться бы мне, а не на дирижаблях летать и мужиков на революции поднимать».
— Как парники устраивают? Очень бы хотелось узнать. В них цветы к восьмому марта зацвести успеют? Желательно красные. Тогда бабы точно за нас горой. А ты на Кубани первый герой, — начал Ольгович о наболевшем и более близком к земле.
— Потом как-нибудь. Может, полетим с Димкой в Голландию за тюльпанами. Вернее, их семенами. А сейчас у нас мамка выписалась… Из дирижабля. Сыночка дома дожидается. Терпи до утра. А я, как крест поставим, займусь твоими парниками и цветами. Уговор? — взмолился я, чувствуя, что от усталости скоро упаду и отключусь.
— Уговор, — согласился Ольгович и умчался к лодкам.
Мы поплелись минутку-другую, а потом Димка выстрелил нами тремя в небо, как ядрами из пушки.
Первое ядро я. Второе, поменьше, Димка. Третье, совсем ядрышко, Верный Ответ.
* * *
— Вы как собачонки, давно не видевшиеся, друг дружку обхаживайте и нюхайте, только меня в ваши восторги не впутывайте. Я спать пошёл на диван. Ах, да. Насте же опять не на чем будет. Голова дырявая! Обещал же в мебельный слетать, — бормотал я под нос и сонно бродил по квартире, влетев в неё, как обычно, с лоджии, чем перепугал вернувшуюся домой Настю, уже без гипса на ногах.
Пропуская мимо ушей женские и детские восторги по поводу неожиданной встречи мамки Насти, Димки и Верного Ответа, всё думал и думал: «Какие тут длинные дни. Дни в вашем втором круге. Какая Стихия добрая. Какая Кармалия терпеливая. Какая Кристалия прозрачная. Какие тут длинные дни».
Не стал ужинать, а, присев в Димкиной комнате на узлы с барахлом, сперва задремал, всхрапывая и подёргивая ногами, потом завалился на бок, да и был таков. Заснул.
* * *
Сплю. Сон. Может, морок. Смотрю сначала сверху. Зал для суда. Пустой. Три женщины на местах судей. Обвиняющая Ливадия. Защищающая Стихия. Независимая Кармалия. Кристалия в свидетелях защиты. Все женщины одинаково взрослые, одинаково красивые.
Откуда-то знаю Ливадию, хотя ни разу её не видел. Голос противный тоже выключен. Спускаюсь сверху, целясь не на скамью, а на табурет подсудимого, тот же, что и в Далании. Замечаю по рукам и ногам, что снова стал девятилетним и полупрозрачным.
«С какой радости?» — думаю, а Стихия кашляет, привлекая моё внимание. Сажусь на табурет и готовлюсь к обвинениям.
* * *
— Здороваться не будешь? — спросила Кармалия и улыбнулась.
«Слава Богу, улыбается», — подумал я, позабыв, что все женщины запросто слышат мысли.
— Здравствуйте, мама миров Кармалия. Здравствуй, Стихия. Здравствуй, мир Ливадия. Здравствуй, мир Кристалия.
— А с табуретом подсудимого? — рассмеялась Кармалия.
Я встал и на полном серьёзе поклонился и поздоровался:
— Здравствуй, табурет подсудимого.
Женщины залились смехом, как какие-нибудь девчонки.
«Несерьёзно всё. Морок несерьёзный», — решил я.
— Всё очень, очень серьёзно, — вздохнула Стихия.
— Коли начала, тебе и слово, — распорядилась Кармалия.
— С какого конца браться? — спросила её тётка-красотка.
— С ответов на его вопросы, — предложила мировая мамка.
— Спрашивай, — скомандовала моя защитница.
— А о чём можно? — попытался я уточнить.
— Обо всём, кроме прозрачности, — отбрила Стихия.
— Хорошо, — согласился я.
«О чём бы её спросить? О кресте? О лодках? О пропуске в пещеру?» — думал я, решая, с чего бы начать.
— Отвечаю, — перебила меня Стихия. — Помнишь, когда в одиннадцатом мире неожиданно с Каликой увиделся? Что тогда с тобой было?
Я взбодрился, повеселел от воспоминаний о приключениях в мирах своего круга, и ответил:
— Ничегошеньки, кроме удивления. Но если по правде, струхнул, как незнамо кто, застигнутый на месте преступления.
— Подробнее. В лицах, пожалуйста, — потребовала мама Кармалия. — Мы тут не скучать собрались.
— В лицах, так в лицах, — вздохнул я и начал расписывать своё незабываемое приключение. — Ох, и испугался я тогда, несмотря на то, что Татисий своим воздушным пулемётом предупредил, что явился кто-то из наших и попросил невидимость. Вот я и кумекал. Мир-то одиннадцатый, а Калика вот он. Припёрся в Татисий и перепугал до чёртиков. А мне же с ним встречаться строго-настрого запрещено было. Дед такие условия поставил.
А Калика здоровается и говорит, что прибыл от Угодника. Мол, Николай у меня, у будущего, всё узнал и прислал поймать для сообщения. Потом, беда, говорит, с Богом вот-вот произойдёт. Ноги, говорит, Богу переломают и в милицию его заберут. И это всё я, который будущий, наплёл. А он, наивный и доверчивый, мне прошлому передаёт. Умный он человек после этого? Будущее змеиным хвостиком вильнуло, бац, и я во втором круге с шашкой наголо на тёток войною.
— Стоп. Вернись к тому, что ты будущий наплёл себе прошлому, — прервала меня Стихия.
— Откуда знаю, что у меня старого на уме будет? Или было. Не запутывай меня, пожалуйста, — попросил я свою защитницу.
— Ты не допускаешь, что Калика тебе правду сказал? — спросила Аквария.
— Мог сболтнуть, если для дела, — согласился я.
— Тогда почему не допускаешь, что я всё по твоей просьбе сделала? И крестик взрастила-слепила. Лодки с бочками заказала и обвязала. И метку тебе не поставила, а с носом оставила.
— А на кой… Ой! — осёкся я. — Я, который будущий, попросил тебя об этом? Вот я, который прошлый, балбес.
— Ещё какой. Спрашивай, да судить тебя начнём, — вступила в разговор Ливадия.
— Ты-то с какого бока прилепилась? — удивился я и уставился на вредную сестрёнку Кристалии.
— С бедового. С бедового бока! Ты же должен неделю в бедовом мире пробыть? Должен. Тогда почему всё время в Кристалии? С утра до ночи всё шлифуешь и полируешь. Глаз ко мне не кажешь. Неделю ему ещё. Неделю! Не меньше. И хода в Кристалию не давать, — разнервничалась Ливадия и вскочила с трона.
— Он всё правильно хочет сделать. По-человечески. Мог бы проспать на диване свою неделю? Мог. Что бы вы тогда делали? Раньше парня отпустили? Не верю, — вступилась за меня Кармалия, не соблюдая положенного ей нейтралитета.
— Спрашивай, — напомнила Стихия.
— Зачем я всё это просил? — еле выдавил я из себя.
А под ногами, вдруг, забегал невидимый жучок, издавая почти неприятный звук: «Ц-с! Ц-с!». Пока я шарил глазами по полу, слово опять взяла Стихия:
— Чтобы на этом суде аннулировать приговор о штрафной неделе. Чтобы домой вовремя вернуться. Ты бы и сам до всего додумался. Только постепенно, не так быстро, как сейчас получилось.
И с женским начальством в Майкопске по-другому бы разговаривать пришлось. Чтобы тебя потом по всей Кубани не разыскивали, я представилась столичной штучкой. А всё, как ты будущий сказал, так и вышло. Теперь сам разбирайся. И метку свою можешь хоть сейчас получить. Только теперь, вроде как, она ни к чему.
Стихия закончила речь защитницы и затихла.
Жучок снова забегал, шикая на меня своим «Ц-с!»
— Он в таком объяснении поймёт? — спросила Кристалия у Кармалии.
— Душа-то с ним. Всё понять должен, — невольно вырвалось у Ливадии.
После упоминания моей душеньки, Кармалия тоже встала с трона и с грустью в голосе сказала:
— Ой, мальчонки. Ой, девчонки. Прямо, беда с вами. Душу-то пополам не разломишь, как яблоко. И должна была вернуться, но с вами осталась. Понравились вы ей. И всё теперь кувырком да наперекосяк. Одним словом, головастая душа. Давайте, закругляясь с нашим судом, всё и проверим. Как монетку подбросим. А там глянем, что нам папка-творец приготовил.
— Так останется он? На недельку бы, а? — взмолилась Ливадия.
— И у меня из-за Новой Зеландии времени меньше будет за ними присматривать: аврал. Срочное заселение новых земель, — посетовала на что-то Кристалия.
— Я за ним присмотрю. Я. Повелась… Теперь, только в открытую помогать буду. Что хотите со мной делайте, — ультимативно заявила Стихия.
— А что с проходом? — спросила Ливадия.
— Потом решим, — отрезала Кармалия. — Кстати, я тоже внесу свою лепту. Пусть Скефий лучше на меня пеняет, чем на вас. И ты, Головастик, когда в мебельный снова пойдёшь, не замахивайся на «Классику». Бери два «Трио». Запомнил? Чтобы не тратить время на… Чтобы не тратить время. Эх, яблочко. Куда ты катишься! — невесело, но песенкой закончила разговор Кармалия.
А жучок в третий раз начал скрипучие рулады: «Ц-с! Ц-с!»
— Дезинсектор! — крикнула кому-то Стихия, и жучок сразу умолк.
— Испытывайте, и дело с концом, — вздохнула Ливадия.
— Куда умываться пойдёшь? — строго спросила у меня Кристалия какую-то нелепицу.
— Твоими слёзками… — начал я полушутя.
— Следующий вариант, — сказала Кармалия.
Я крепко задумался над таким глупым, по моему мнению, вопросом.
«Куда бы я хотел? Домой, а там под краном? Сентябрь кончается. Холодная уже вода в кране. И на рыбалку с папкой не успел наездиться по теплу да с ночёвками. Куда бы сходить умыться? На Чёрное море, в Джубгу? Там вода солёная. Засохнет на лице и чесаться будет. Хоть на пляж иди умываться, а сам думай, что на море. Или на рыбалке. И Кубань там рядом. Решено», — покончил я с думками и озвучил незатейливое решение.