— Соединяемся, половинка?
— Соединяемся, четвертинка. Пошумим-побуяним.
— Ты про их очередной конец света?
— Вздрогнем!
— Потом снова разделимся? Они же не поймут ничего.
— Для кого-то это станет концом. Значит, не такой уж неправдой будет.
— Опять всех ввели в заблуждение?
— Не совсем. Туману подпустили, кое-где приврали, конечно. А что ты хотела? Ой, Боженька, а так правильно? А эдак верно? А сейчас я туда иду? Туда смотрю? А своя голова на что? Пусть думают, ищут, сомневаются, ошибаются, переделывают. Вот чем люди должны заниматься, а не готовые ответы получать. Пусть знают, что обращаясь к Богу, они обращаются к себе.
…Ш-ш-ш.
— Завершил, Творец?
— Завершил, Богослов. Где там, моя пазуха? Я там юрту с баранами забыл. Ха-ха-ха!
— И удочки. Удочки!.. Ха-ха-ха! Прости. Знаю, что чада твои тоже бывают баранами.
— Напомнишь о службе стражей рассказать в следующий раз.
— Не поймёт никто. Зачем Творец сам себя окорачивает? Как?
— Так и окорачивает. Нельзя же мне по нескольку раз в одном месте в одном времени находиться? Нельзя. А как себя «младшенького» надоумить не цацкаться с кем бы там ни было? А никак.
— Для этого экзамен на Бога придумал?
— Не только. Ты что же это? Не выключил ничего? Меня сейчас точно слышат несколько соседей-творцов. И ещё кое-кто.
…Ш-ш-ш.
И тут телевизор сначала зашипел, потом дёрнулся, а потом, и вовсе, взмыл к потолку комнаты и исчез.
— Д-дим-мка! — взревел я, заикаясь, и выскочил из комнаты.
— Тут я. В ванной. Обожди немного, — нашёлся, наконец, напарник.
— Твои шуточки? Где телевизор добыл? В Москву за ним летал? — замер я в коридоре и начал допытываться через дверь.
— Не мешай. Я воду таскаю.
— А к колонке ходил?
— Потом схожу. Не всё же одновременно. То нет мамки, а то сразу две на мою голову. И косичка-сестричка в придачу на красномедную сдачу, — бухтел Дмитрий, наполняя бочку.
Я погрозил двери кулаком и ушёл на кухню, собираясь схватить пару пирожков и с ними в обнимку обмозговать утренний теле-радио-морок.
Память не подвела, и перед глазами снова сидело два старичка и мирно острословили друг с другом.
«Знаменитые актёры? Почему их никогда не видел? И как они сняли на телевизор прозрачность? Нарисовали потом? Или стёрли? Запись какую-то точно стёрли», — думал я и жевал свой завтрак, сидя на стуле за раздвижным столом, не сразу заметив отсутствие хозяйки в квартире.
— Лопает уже, — возмутился юный водолей и прервал мои раздумья.
— На рыбалку захотел?
— На кой она мне? Я и не умею. Сегодня что, на Кубань махнём? — разразился он вопросами.
— Ты же сказал, что на судака.
— Таких не знаю. Усач, голавль, сом, пескарь, плотва. Что ещё? Карась, сазан, рак, — пересчитал он по пальцам всё, о чём знал.
— Я сам никогда судаков не ловил. Так что, не мути родники. Говори, что знаешь про телевизоры? — снова пристал я к недомерку.
— Ящик такой со стеклянным окошком, в который Москву видно. Всех, кто там кривляется и над нами издевается. Ещё новости в нём рассказывают. На следующий год такой в Екатеринодаре включат. Или продадут?.. Или продали, а потом включат?.. А давай лучше за раками. Махнём туда и обратно. Я с миром договорюсь. Пол ведёрка, и домой. Сварим. Добавим укроп, лавровый лист, соль.
— А по шее? Что ещё тебе добавить? Сам всё ловить должен. Так ты телевизор в комнате не видел? — прервал я рыбацкие страдания и напомнил о главном.
— Нет.
— Я же тебя звал, и ты мне про него говорил. Мол, кто-то его для тебя, то есть, для меня принёс. Вспомни. Ты ещё на рыбалку собирался, — перешёл я на крик.
— Не помню такого. А на речку съездить можно. С папкой последний раз там был. Рыбу потом кушал и сказки слушал. Не про телевизоры, а про… — неожиданно умолк сиротка и всхлипнул, должно быть, вспомнил отца и его сказки, его рыбалку и уху, или жареную рыбу, или ещё что-нибудь из недавнего детства.
— С телевизорами разобрались. Всё что видел – фальшивка. Морок среди бела дня. Стереть всё из памяти и работать дальше, — начал уговаривать себя забыть наваждение с телевизором и прозрачными дедушками.
Димка успокоился. Мы позавтракали. Я вымыл посуду, переоделся в старые вещи, в которых бродил целыми днями, борясь с бедою и её последствиями. Чем заняться, в голову не приходило. Удочек не было, а брать у мира напрокат я не хотел.
«Сразу потребовать рыбы на кукане принести, сколько не жалко», — думал я, а вот Димка идеей наловить раков загорелся.
— Одеваться? Сегодня пасмурно. Может не за раками, а за твоими судаками? Но лучше простого сазана словить, — резонно рассудил младший посредник.
— Манит куда-то. Манит. Во. Маныч. Туда ты утром собирался. Туда и помчимся, — вспомнил я Димку-рыбака из утреннего морока.
Мы оделись, обулись и, пока не явилась Настя с подкреплением из соседнего мира, вышли на лоджию, где я на скорую руку объяснил Кристалии название речки и то, что мы в ней собрались поймать голыми руками.
Плавный взлёт и дальнейшее авиапутешествие началось без приключений, и я, отвернувшись от встречного ветра, которого в этот раз не было, весь перелёт думал об удочках, наживках, подсаке и садке, которых ни у Димки, ни у меня, и ни в каком-либо попутном магазине, разумеется, не было.
Мы пролетели узенький и мелководный Егорлык, степи после него, поля, снова степи, и приземлились на берег широченного лимана неизвестной реки. Вокруг было пустынно и безлюдно, лишь кое-где возвышались пологие бугры, между которыми были промоины от воды, стекавшей в лиман после дождей.
Димка побежал к берегу и забубнил:
— Тут мелко совсем. Где и чем рыбачить будем?
— Не знаю. Но это Маныч. Может, в том камыше остров имеется? Слетаем туда, глянем? — указал я на заросли тростника очерета в полукилометре от берега.
— Вода солёная. Какая рыба тут может водиться? Какие раки? Уже варёные, что ли? — возмутился Настевич, когда попытался напиться.
— Значит, и это неправда. Всё, что было в телевизоре и до него, всё неправда, — сделал я неутешительный вывод и решил возвратиться несолоно хлебавши.
— Вон там круглый домик стоит, — указал вдаль младший напарник.
— Полетели отсюда. Не нужны нам приключения без рыбалки, — скомандовал я, решив сменить место отдыха от забот, попытав счастья в другом месте.
«Куда ты нас, красавица, занесла? Просил на рыбалку к судакам. К ракам, в конце концов», — припомнил я пожелание о доставке на Маныч и ошибочном предположении, что в нём обитают судаки и раки.
— Вот и пастух к нам идёт, — сказал Димка и кивнул в другую от домика сторону.
Я мельком глянул на пастуха и обмер, узнав в нём старого знакомого Бикмеюшку.
— А он-то здесь откуда? Перекочевал с отарой? Где здесь родники, из которых он пьёт? — начал спрашивать сам у себя, позабыв о приличиях.
— Дала-кай, — поздоровался Бикмеюшка первым.
— Кай-дала, — не растерялся Димка.
— Моя опять встречать ваша, — начал Бикмеюшка, подойдя ближе и здороваясь с Димкой за руку, как с равным.
Я тоже нехотя подошёл и пожал грубую шершавую руку пастуха с чёткими и правильными чертами лица, только вот, загорелого или просто смуглого, было не ясно.
— На рыбалка? Судак таскать? Рак пугать? — каждым вопросом угадывал Бикмеюшка цель нашего прибытия.
— Ты, часом, не колдун? — заподозрил я неладное.
— Моя не хочет быть колдун. Моя хороший. Моя понимать, где папка, а где твоя мать, — то ли, в самом деле, не мог разговаривать по-русски, то ли кривлялся пастух со способностями к чтению мыслей.
— Мы за раками прилетели. Пришли, — начал я выкручиваться. — Но без Лимонада сегодня. А вы где воду набираете?
— Моя где умей, там и пей, — махнул рукой Бикмеюшка и продолжил разговор: — Моя лодка давай, палка давай, всё давай. Твоя ловить, а моя делить.
— Нет здесь рыбы, — первым всё понял Димка и вступился за меня. — Мы бы и рады сесть в лодку и заплыть на речку. И поделиться с тобой могли бы. Только нет тут рыбы. Нет.
— Пойдём мы. А ты тут с другими договоришься, — предложил я Бикмеюшке.
— Другой тут нет. Другой тут только через пять лет. А моя рыбы хочет. Лодка там, юрта там. Палки в лодка, всё-всё в лодка. Айда! Моя помогай, потом делить, — привязался к нам тюрок, как клещ.
— Ладно. Решили порыбачить, значит порыбачим, — махнул я на всё сразу и пошёл догонять Димку, который уже бегом нёсся к юрте и новым приключениям.
«Что он так далеко от стойбища делал? Нас что ли караулил? Помогай-попугай. Делитель. Ещё и делить-то нечего. Эх, если бы не Димкины слёзы о папке, сейчас бы дирижаблем на… На… На лодке?!» — прервал я свои страдания с размышлениями и закричал во весь голос:
— Мы уже на лодке?!
Я оказался в небольшой деревянной посудине посреди того самого лимана с Димкой-помощником и двумя длинными сучковатыми палками с леской на каждой. Мы заплыли в редкие кусты тростника, привязались к ним верёвками и спокойно сидели и удили рыбу.
— Что разорался? Лови тарань на наживку. Сколько ждать можно? — возмутился Настевич.
— Как я сюда? Когда? — зашипел я Натуркой и попытался унять дрожь, охватившую всё тело. — И давно мы здесь?
— Только что приплыли. Не прикидывайся. Говори присказку, которой Бикмей научил, — недовольно прошипел Димка в ответ.
— Что-то я много чего пропустил. Как-то быстро всё промелькнуло, — пожаловался я на потерю памяти.
— Ничего себе, быстро. Целый час сюда гребли, а ему «быстро». Вон, клюёт! Подсекай, — скомандовал коллега-посредник и взглядом показал на мой поплавок.
Я не глядя подсёк и выудил незнакомую рыбу очень похожую на плотву, только шире и толще.
— Это разве судак?
— Это наживка. Режь её, — приказал напарник.
— Наживка? Она будет покрупнее карасей, что я всегда ловлю, — возмутился я, но Димка остался непреклонен.
— Обещал Бикмеюшке судаков? Режь, как он учил. В палец толщиной и поперёк, — подсказал он.