Пускай я сомневалась в верности Мераксель, думать о безопасности и отказываться от помощи существа, в чьей голове умещалось больше знаний, чем во всех библиотеках Круга, было сейчас непозволительной роскошью. Потому, набрав в легкие побольше воздуха, я собралась с мыслями и начала свой рассказ.
Занял он гораздо меньше времени, чем я ожидала. Дайре с Мераксель незачем было знать такие подробности, как мой поцелуй с Селеном или даже то, кем он являлся и чего хотел от меня на самом деле. Поэтому, ограничившись тем, что Красный туман вернулся и что мне нужно отыскать Кристальный пик ради предначертанной встречи с Совиным Принцем, я перешла к истории моей матери, побывавшей в сиде, и закончила старой сказкой о колодезных вратах в Надлунный мир.
«Мир тот совершенно не похож на человеческий, – принялась описывать я воодушевленно, взывая уже не к сказке, а к собственным воспоминаниям. – В нем полно причудливых растений и еще более причудливых зверей. Он сияет, как звезды, и нет в нем неба, потому что сам сид это небо и есть – не существует ничего выше него и прекраснее».
Удивительно, но я и впрямь хорошо помнила, как выглядит Надлунье. Забыла, что было до и после, но только не сияющий свет и траву, поющую голосами птиц. Рассказывая об этом, я лишний раз убеждалась: все было взаправду. Надлунный мир существует, и если я смогла попасть туда один раз, смогу и второй.
– Ну так что? – спросила я сразу, не в силах выдержать паузу даже ради того, чтобы Дайре с матерью переварили услышанное. К тому моменту, как я закончила свой сказ, солнце за стрельчатыми окнами начало клониться к земле. Миновал полдень. – Слышали ли вы нечто подобное о своих краях? Подскажете ли, где нам искать спасение?
Дайре и Мераксель переглянулись. Они оба внимали мне добросовестно, не отвлекаясь, но никто из них не выглядел так, будто знал, о чем идет речь. Их затянувшееся молчание отозвалось во мне разочарованным вздохом: похоже, мы только зря потратили и их, и свое время.
– Драгоценная госпожа, позвольте уточнить… Вы решили, что сможете попасть в сид через Дану лишь потому, что вас направила сюда старая одичалая вёльва, живущая в Рубиновом лесу, где все кровью истекает и где нет ни других людей, ни живности? – спросил Дайре той самой полуехидной-полувежливой интонацией, которую я так ненавидела. – Вы ведь понимаете, что Трехмирье, на котором якобы стоит наш туат, это всего-навсего еще одна красивая сказка? Как и та, что о колодце и упавшем в него пастухе, вернувшемся из сида с охапкой яблоневых листьев, которые высохли и стали золотом. Вы, могу поспорить, тоже ведь не способны взрастить из себя пшеницу, как сделала ваша прародительница Дейрдре, верно? Народный сказ везде есть сказ, госпожа.
– Но разве сказ не рождается из истины? Я сама тому пример, – возразила я, сцепив руки на груди замком; там, где под одеждой скрывался шрам на сердце.
– Вы умерли, – напомнил Дайре. – Это другое. Я не ставлю под сомнение само существование сида и богов – я ставлю под сомнение то, что с ними можно повстречаться, будучи живым…
– А как же моя мать, королева Нера? Она тоже бывала в сиде и тоже при жизни. Я знаю это наверняка, потому что только благодаря ей мы и спасли наш мир полгода тому назад. Как я уже сказала, она встретилась с Совиным Принцем во время охоты в лесах Луга…
– Даже если это так, лесов в Дану навалом, госпожа. Наши родители могли охотиться где угодно. В летописях о каждой ярловой прогулке не пишут.
Несмотря на официозный тон, которого мы оба придерживались, на его роскошный наряд и важную позу на троне с идеальной осанкой, Дайре даже сейчас оставался высокомерным мальчишкой. Не стеснялся ухмыляться и смотрел на нас с Солярисом, как на детей, притащивших к нему кукол и попросивших их оживить.
– Когда-то и драконий остров был для людей с континента всего лишь сказками, – проронил вдруг Солярис у меня за плечом. – Однако ваши торговцы умудрялись попадать туда толпами.
– Они попадали туда по морю и небу, – развел руками Дайре. – Не через колодец ведь.
Пятнистая кошка, уже пять минут крутящаяся у него под троном, протяжно мяукнула, выпрашивая ласку. Дайре улыбнулся и свесил с подлокотника трона руку, почесывая ее по спинке, из-за чего на какое-то время кошачье урчание стало единственным звуком в тронном зале, нарушающим мрачную и душную тишину.
– Мераксель, может быть, тебе есть что сказать? – осведомился Дайре, глянув на мать.
Та покачала головой.
– Нет.
– Тогда я могу расспросить своих братьев, – предложил Дайре затем, немного подумав. – Один из них сейчас как раз разбирается с трактатами, оставленными после отца… Быть может, они смогут подсказать вам путь. Но это займет некоторое время.
Я промолчала, решив не напоминать, что времени у нас как раз таки и нет: истекал последний день Эсбата. Либо мы найдем сид сегодня, либо, возможно, никогда. Да и что толку от чтения трактатов, когда все людские знания о Надлунном мире умещались в пару детских сказок? И даже Мераксель, чей возраст исчислялся тысячами лет, выглядела растерянной. Она проводила нас вялым наклоном головы, когда мы с Солярисом поблагодарили Дайре за гостеприимство и, договорившись, что выдвинемся из замка через час, покинули тронный зал ни с чем.
Как только двери захлопнулись за нашими спинами, Солярис тут же произнес:
– Мераксель знает.
– Что знает?
– Где находится сид.
Сол никогда не был склонен делать поспешных выводов, поэтому если и говорил нечто столь серьезное, значит, был уверен в этом наверняка. Он много молчал и еще больше огрызался, но зато внимательно слушал и так же сосредоточенно смотрел. В этом и таился главный его талант. Лично мне ничего не казалось подозрительным в поведении Мераксель: ее отстраненный и безучастный вид было легко списать на отсутствие интереса к людским делам и пренебрежение ко мне, а косые взгляды в сторону сына – на страх за то, что он вызовется отправиться вместе с нами. Однако Солярис считал иначе. И как лишь человек способен понять другого человека, так и лишь дракон способен узреть истинные помыслы дракона.
– Ступай, – сказал Сол мне, остановившись посреди коридора, где солнечный свет, проходя сквозь витражи, расписывал стены виноградными лозами цвета вина и девичьего румянца. – Я поговорю с Мераксель.
– Солярис…
– Доверься мне. Мы ничего от этого не потеряем.
– Но что, если…
– Снова за бок укусит? Подумаешь! Сегодня мы обязательно попадем в сид, Рубин. Я ведь обещал тебе, – Сол улыбнулся приободряюще, хоть и неубедительно. – Так что иди и собери пока остальных. Встретимся через час возле главных ворот. Будет здорово, если ты и Сильтана заодно отыщешь. Мне неспокойно за местных девиц и шкатулки с украшениями, когда он без присмотра где-то бродит.
Раньше у меня не было поводов сомневаться в Солярисе. Не возникло их и сейчас. Я кивнула и поморщилась, когда он вновь погладил меня по косам, которые Тесея только-только переплела мне перед визитом в тронный зал. Будто бы для него других выражений нежности не существовало – не то что поцелуев!
В покоях, расположенных на другом конце замка с видом на побережье, куда я заглянула в первую очередь, меня ждал подозрительный покой. Мелихор плескалась в ванной за ширмой, напевая какую-то драконью песнь на молитвенный мотив, а Тесея дремала на груди сопящего Кочевника, занявшего собою всю постель. Последних я решила не беспокоить: вплоть до самого Луга Тесея жаловалась на волчий вой и бессонницу, которую тот вызывал, а теперь в кои-то веки спала крепко и сладко. Потому я попросила Мелихор подсобить и покликать старшего златокрылого братца вместо меня, пока я сама буду заниматься сборами (искать того, кто не хочет быть найденным, всегда себе дороже).
Собрав вещи, разбросанные по пустующим алтарям и подоконникам, при помощи старой обувной щетки я отмыла броню Соляриса от запекшейся крови и сложила ее на сундуке, чтобы он точно ее заметил. Затем я отправилась на кухню. Повара явно не признали во мне королеву, – разве станет она расхаживать в мужской одежде и без драгоценностей в волосах, да еще и сама выпрашивать съестное? – но щедро снабдили целым мешочком орехов, головкой козьего сыра и тяжелым куканом засоленных карасей. Мне даже удалось раздобыть бурдюк с пряным вином и наполнить до краев все наши фляги чистейшей родниковой водой, бегущей из питьевого фонтана на улице, прежде чем я, вспотевшая, но довольная, вернулась обратно.
– Люблю кошек. Мало того что теплые и пушистые, так еще и не шумят, в отличие от собак, да и не обманывают, как люди.
Меньше всего я ожидала, что Дайре оставит свои дела – тех, наверное, было у него навалом в конце летнего Эсбата и разгар войны – и будет караулить меня, подпирая собой дверь в гостевой чертог. Он играл с одной из кошек, рыжей, как облепиховое варенье, и действительно несуразно пушистой, точно зимняя шапка из кролика. В его руке позвякивал оловянный колокольчик, привязанный к нитке, которым Дайре раскачивал из стороны в сторону, заставляя кошку неповоротливо кувыркаться на полу. В этот момент ярлова диадема в его волосах и дорогой наряд с искусной вышивкой, подчеркивающие высокий статус, казались не более, чем шуткой.
– Люблю кошек, – повторил Дайре, пряча колокольчик в карман, когда кошка, выдохшись, опрокинулась на пузо и принялась тереться о его башмаки. – А вот их любовь еще нужно заслужить. Как думаете, госпожа, вы способны на это?
– Заслужить любовь кошки? – переспросила я, подходя ближе. Мне пришлось поставить мешки с припасами у двери, чтобы нагнуться к животному и тоже поскрести ее пальцем под задранной мордочкой. – Не знаю, ни разу не пробовала. Но зато я заслужила любовь дракона. Это считается?
Дайре ухмыльнулся, наблюдая за мной испытующе.
– Драконы мурчать умеют, так что, пожалуй, да, в каком-то смысле считается.
Я щелкнула языком и отодвинула мешки подальше, когда кошка, вдруг поймав потянувшийся со сквозняком запах, начала лизать и покусывать наши припасы прямо сквозь холщовую ткань.