– Выше, Солярис!
Фиолетовый дым снова раскрылся передо мной. Я видела через него не зрением, а маской – видела женщин, стоящих за мерзлой листвой, и нити пряжи, которые они растягивали между пальцев, погруженные в транс. Так и на драконах затянулись тугие узлы, вынуждая лететь медленнее, бороться с воздухом за каждый взмах крыльями и выбиваться из клина. Однако страшно было не это – страшно было то, сколь уязвимыми замедленные драконы становились перед баллистами, которыми, как и предупреждал Борей, керидвенцы владели не хуже, чем сейдом.
Выпущенный снаряд – длинная стрела из черного серебра, похожая на копье, чей наконечник был размером с мужскую руку, – просвистел под животом Соляриса. Тот успел подняться вверх, как я велела, и потому снаряд вонзился в крыло малахитовому дракону, несущему позади нас целый хирд. Дракон с ревом запрокинулся вбок, рассыпая воинов, и рухнул вслед за ними камнем, когда второе копье вонзилось ему прямо в грудь.
Кровь разлетелась по воздуху, и облака обагрилась. Где-то в ее пучине мелькнули русые волосы и лик с веснушками.
«Не нарушать строй!» – проревел Борей, и драконы взметнулись, оскалили пасти, пытаясь лавировать и уворачиваться, но все равно падая один за другим.
«Ма’рьят!»
То, в чем обычные люди слышали звериный рык, я слышала слова и голос. У каждого дракона он был свой, как у каждого человека. Борей звучал почти как Оникс – низкий гудящий тембр с железными нотами, который было тяжело ослушаться. Солярис же напоминал потрескивание костра, мягкий и урчащий. Похожий голос был у Мелихор, но он сорвался на режущий визг, когда на шеренгу драконов, что опрометчиво сбавили высоту, обрушился новый град снарядов. Один из них угодил ей в живот.
– Солярис, осторожно!
Перед лицом тут же промчались золотые искры – то Сильтан спикировал вниз, пытаясь поймать сестру, обмякшую в воздухе. Солярис инстинктивно последовал за ним, совсем забыв о наказе отца, и кто-то, облетая снаряды, врезался нам в бок. Мир вокруг завертелся. Нас закружило в воздухе, а затем и вовсе перевернуло верх ногами, из-за чего даже невозмутимый Ллеу вскрикнул, оказавшись подвешенным над пропастью за одни лишь железные кольца. Где-то рядом продолжали свистеть снаряды. Мелькнул силуэт из стали, сбивающий их, и Солярис взревел, когда Борей вцепился когтями ему в крыло, раздирая до крови, чтобы помочь выпрямиться.
«Смотри, куда летишь! И не барахтайся, ты не рыба. Вздохни. Ты должен всегда хранить покой, что бы ни случилось».
«Прости, отец».
Затем Борей отпустил нас и нырнул вниз за дочерью и сыном. Вернув себе равновесие и усадив обратно Ллеу, я успела увидеть, как силуэт серебристо-лунной Мелихор утопает в фиолетовом дыме, а вместе с ней – очертания Кочевника, из последних сил держащегося за гребни на ее спине. Оба они растворились в керидвенском мареве, и стало ясно: план наступления провален окончательно. Придется действовать как всегда – все или ничего.
– Садимся сейчас, – сказала я.
«Вниз!» – Солярис громко повторил мой приказ и нырнул к земле сквозь удушливую завесу, ведя за собой остальных.
Живя тысячи лет, драконы никогда и ничего не забывали. Как драться с вёльвами и хирдманами, использующими черное серебро, они не забыли тоже. Потому от паники, похоже, задыхалась лишь я одна и Сол, бормочущий о сестре, отце и брате, которым не мог помочь. Друг за другом, вопреки суматохе, погибели и реву, раздающемуся со всех сторон, драконы стали спускаться на землю и ссаживать армию пускай не у стен Морфрана, но посреди Поющего Перевала. Тот являлся последним рубежом перед городом, и потому там нас уже ждала армия Керидвена, которую так или иначе предстояло разбить.
Музыка войны, что разбудила меня на рассвете, стала в десять раз громче. Два народа схлестнулись – и столкнулись их мечи, высекая боль и искры. Вскоре небо опустело, и Поющий Перевал обуял огонь, но уже солнечный: ссадив хирды, драконы первым делом взялись жечь баллисты. Их огонь плавил камни, плавил песнопения сейда, текущие вместе с фиолетовой дымкой, и плавил черные щиты с гобеленами Керидвена.
Сколько бы вёльв Омела не призвала, сколько бы воинов не взрастила, им было не справиться с нами. Через день, через неделю, через месяц или год, но Керидвен вернется ко мне. Возможно, залитый кровью. Возможно, сожженный дотла. Но я была готова заплатить эту сцену, чтобы сохранить наследие отца. Однако…
Была ли готова к этому Альта, мать Соляриса, рискующая потерять сразу всех детей? А Маттиола, не ведающая, что проводила на войну сразу двоих братьев? А сам Солярис, вынужденный смотреть, как все они погибают, и не вмешиваться?
– Нам тоже нужно сесть.
«Что?»
Сердце Сола стучало, как молот по наковальне – я чувствовала его бой под своим коленом. Должно быть, он проклинал тот миг, когда стал моим королевским зверем, ведь именно из-за меня не мог устремиться сейчас следом за семьей. Тех нигде не было видно, и невозможно было сказать, к худу это или к добру. Я обещала отнести Ллеу к замку, а Солярису – не подставляться, но и Маттиоле я давала обещание тоже.
Я обещала ей, что она больше никогда не будет плакать. Никогда.
Если мне не показалось… Если там, на малахитовом драконе, действительно был он…
– Опусти меня на землю. Дай мне слезть, – крикнула я Солу, перегнувшись к его морде. – Скорее же!
«Умом тронулась?! Нет! Внизу идет война!»
– Она везде идет, Солярис!
«Ты помнишь план? Мы должны выжидать, пока твоя армия не…»
– К Дикому план! К Дикому Морфран и Омелу! Там Кочевник и твоя сестра…
«За ними есть кому присмотреть»
– Там Гектор!
«Гектор?!»
– Делай, как я говорю, Солярис!
Ллеу за моей спиной дернулся при упоминании брата, но промолчал. Только пальцы его наверняка бы оставили синяки на моих боках, если бы не броня – до того сильно он сжал меня, когда Солярис рыкнул, точно выругавшись, и резко нырнул к земле. Посадка получилась жесткой: я едва не напоролась на костяные гребни, когда Сол рухнул посреди поля на задние лапы. Из его запрокинутой пасти взвился огонь, отгоняя вёльв: те стояли неподвижно в тени деревьев, как одна закутанные в плащи, и наблюдали за битвой словно бы безучастно; за тем, как мужи в доспехах из черного серебра рубят мужей в серебряных. Вот только губы их двигались, пусть и беззвучно, а дейрдреанцы подчас цепенели, спотыкались и сами насаживались на чужие острия. Драконы тоже метались, будто спасались от невидимого осиного роя. В этой мешанине было легко потеряться и еще легче умереть.
– Все будет хорошо, – сказала я не то Солярису, опустившему морду мне на макушку, не то самой себе. Мы были с ним одного цвета, одной кожи, почти одной души, и ни на кого я не могла рассчитывать так, как на него. Потому и знала, что он послушает и послушается. – Я пойду искать Гектора, Мелихор и Кочевника, а ты отыщи Сильтана или того, кому доверяешь, и передай ему Ллеу. Кто-то все еще должен его отнести его к замку. Скажи, чтобы…
«Я сам отнесу Ллеу»
– Сам? Как? Ты ведь не можешь летать без меня.
Солярис фыркнул в ответ на очевидное.
«А как я пробрался в склеп Тысячи Потерь? Или отыскал тебя, похищенную, в неметоне Столицы? Я все еще дракон, Рубин, и я могу бегать, ходить и карабкаться».
– Хорошо. Тогда сопроводи Ллеу, куда он укажет, и возвращайся ко мне.
«То-то же. – И, немного помедлив, он добавил: – Я вернусь быстрее, чем северный ветер приносит первые лепестки анемоний с вершин Меловых гор. Не забывай пользоваться наручами».
Его слова поцеловали меня словно пересохшие губы. Утешительный жар согрел ладонь, прижавшуюся к драконьей шее, и исчез, когда Солярис сложил крылья за спиной и рванул к Морфрану. Уже спустя несколько секунд они с Ллеу скрылись из виду. Последний только успел кивнуть мне напоследок – то был кивок благодарности за то, что я собиралась сделать.
Остаться одной посреди битвы оказалось так же страшно, как проснуться посреди Кипящего моря на деревянном плоту. Вокруг все еще полыхал огонь, за которым танцевали и скрещивали оружия зыбкие тени. Многие из хирдманов уже лежали на земле со вспоротыми животами, сожженные заживо или раздавленные. То были мои люди. То были люди Омелы. Черно-красные таблионы и знамена перемешались, как их кровь на промерзлой земле. Гибли и страдали все без исключения.
Сняв с лица маску, чтобы лучше видеть, и обнажив меч, тяжесть которого приободряла и угнетала одновременно, я бросилась к хвойному лесу. Там лежали поломанные деревья, выдернутые с корнем, а значит, где-то между ними лежали и поверженные драконы. Места их падений всегда было легко отыскать – воронки, похожие на свежевырытые могилы. Рядом, где виднелись они, неизбежно виднелись и их жертвы.
Я прильнула спиной к уцелевшей ели и крепко прижала меч к груди, дожидаясь, пока мимо не промчится хирд Керидвена, наставляя копья на хирд Дейрдре с боевым кличем. Солярис верно говорил: я не ровня и половине противников здесь. Бой один на один подарит мне шанс, но участие в массовом столкновении точно погребет заживо под чужими телами. Было лишь вопросом времени, когда меня заметят и втянут в одно из них. Когда признают во мне если не королеву, то дейрдреанку, и решат отрубить мне голову вместе с растрепавшейся косой. Потому я и шла на цыпочках, не отходя далеко от пышного заслона зелени, а по опушкам перемещалась исключительно короткими перебежками. Лавировала между вёльвами, сосредоточенно плетущими сейд, и останавливалась только для того, чтобы перевернуть очередной труп, лежащий лицом вниз, и с облегчением выдохнуть, когда труп тот оказывался мне незнаком. Керидвенский лес из хвои и берез, скрюченных от холода, казался просто гигантским, но страх, что я найду Гектора мертвым, – или не найду его вовсе, – был и того больше.
– Поберегись! – закричал кто-то из воинов.