И цветы, цветы, цветы — какие только можно себе представить, и свежие, будто бы их сорвали сегодня! Дюжины огромных ваз на стеклянных полах будто бы захватили эту комнату.
Люция, осторожно ступая, добралась до дальней стены, выложенной маленькими кристалликами и серебром. На серебряных плитах будто бы сияли воздушные спирали, огненные треугольники, земляные круги и водные волны.
— Святыня, — пояснил Тимофей. — Это делают многие бессмертные.
— Я слышала, так же поступают и старые ведьмы, — Люция коснулась пламенного символа, будто бы ожидая увидеть ожившее лицо Каяна.
— Не так же — лишь копируют.
— И Миленья молилась Каяну, надеясь, что он вернётся…
— Да.
— И он мог говорить ей, лгал её мыслям… Обещал, что они будут вместе, когда он освободится, если она ему поможет! — Тимофей упрямо молчал, будто бы боялся ответить. — О… Мне так жаль её после всего того, что она пережила. А ведь намного проще было её ненавидеть!
— Не жалей Миленью. Ведь она тоже могла сразиться с ним, приложить к борьбе больше усилий.
— Думаешь, она не пыталась?
— Всё возможно, — коротко кивнул он.
Люция потянулась к другим символам.
— А другие Родичи бывали на свободе?
— Не так, как Каян. На моей памяти это впервые.
А если б Алексиус знал обо всём этом? Или всё же знал? Ведь он бывал тут, встречался с Миленьей… Именно тут прекрасная старейшина шептала ему, что надо сделать. Она повергла его своей силой, своей магией… Но он боролся.
Люции хотелось верить, что он боролся с нею с самого-самого начала.
— Ты говорил, что Алексиус был твоим другом, — прошептала она.
— Он был моей семьей.
— Никогда не говорила этого прежде, но… Мне так жаль. Эта потеря невосполнима для тебя.
— И для тебя.
Она сглотнула, пытаясь подумать о чём-то другом, и положила ладонь на живот.
— Мне так хотелось подобрать своему ребёнку достойное, сильное имя… Чтобы когда мой сын или моя дочка вырастут, они могли оценить его мощь.
— Ну ведь у тебя столько времени впереди!
— Да, наверное, — она рассеянно потянулась за маленькой золотой шкатулкой, что лежала на ближайшем стеклянном столе. В таких в Ораносе хранили украшения, но для лимерийки они казались чудом. Люция подняла крышку, и золотом вспыхнул кинжал, что лежал внутри, заставив девушку отпрянуть. Но страх отступил быстро, она подняла его и поднесла к глазам. — Это им Миленья вырезала знаки на их телах? Чтобы добиться подчинения? — выдохнула она.
Тимофей рванулся вперёд и выхватил кинжал из её рук, буквально вбросил в шкатулку и поставил её на месте.
— Да! — он опустил голову. — Если б я только мог его уничтожить, но боюсь, что Тьма окажется на свободе! Я должен спрятать его там, где никто его не найдёт. Тогда мир будет в безопасности, — он умолк на мгновение. — Ты уже осмотрелась? Тут больше искать нечего, разве что очередную каплю сожаления. Я знаю об этом куда больше других.
Люция только шумно выдохнула воздух, но кивнула.
— Да, я больше ничего не хочу видеть.
— Тогда пусть Мия прогуляется с тобой, покажет город. После моего объявления все бессмертные пожелают тебя увидеть, до того, как ты вернёшься домой.
Казалось, мир вспыхнул — и Люция оказалась у основания башни, и Мия тоже уже стояла тут. И знала, что должна сделать, будто бы голос Тимофея звучал в её голове. Вот только она была немного напугана, и вопреки тысячам лет, проведённых на этой земле, казалась младше даже Люции. Но та могла разве что подбодрить её тёплой улыбкой.
Мия улыбнулась в ответ, взяла её под руку и потянула на улицы.
Вопреки тому, что она вынуждена была думать о Каяне, о возвращению в Митику, интерес всё равно не покидал девушку — ей хотелось узнать больше о городе, о том, как живут бессмертные и как коротают время.
Она постоянно оглядывалась, пока они шагали вперёд, и взгляд зацепился за дюжину Хранителей, согнувшихся низко над землёй. Они творили что-то прямо на зеркальной поверхности городской площади, превращая горы маленьких кристаллов в прекрасные узоры.
— Они наконец-то закончили часть, отвечающую за воздух, — Мия потянула Люцию в соседнее здание, чтобы они смогли увидеть всё сверху. — Ну разве не красота?
— О, и вправду, — Люция с удивлением рассматривала прекрасную картину — идеальная спираль, сотворённая из разных оттенков синего и белого, напоминающая о той, что она видела на стене дворцовой оранийской библиотеки. Вот только эта была в разы больше, и художники потратили годы, наверное, чтобы закончить свою работу.
А сейчас они расходились в стороны, улыбались друг другу и утирали пот со лбов.
А после — Люция едва не вскрикнула от ужаса, — каждый из них схватил метлу и бросился сметать хрустальные осколки в огромную кучу, разрушая всю эту красоту.
— Что же они творят?! — воскликнула она.
— Убирают, чтобы творить вновь, разумеется, — нахмурилась Мия.
— Убирают такую красоту!
— Но ведь так должно быть. Ведь постоянно надо что-то менять, уничтожать, чтобы сотворить потом вновь, с удвоенным старанием!
Люция всё пыталась ухватиться за мысль, не понимая, как можно разрушить всё это, но Мия потащила её за собой. Взгляды бессмертных, к которым они приближались, были наполнены надеждой, и они даже спросили, не окажет ли она им честь начать следующую мозаику! О, честь! Это она должна благодарить за эту возможность!
Люция взяла несколько красных, с песчаными переливами кристаллов из длинного золотого ящика, положила их по центру будущей картины и покосилась на Мию, будто бы уточняя, всё ли правильно сделала, но бессмертная лишь весело улыбнулась и захлопала в ладоши.
— Как прекрасно! Ведь теперь ты вдохновила их на то, чтобы сотворить прекрасный образ Пламени!
Сердце сжалось при одной мысли, что она избрала красный, а не любой другой цвет — и даже не подумала сначала о том, что он значит!
«Ну, разумеется, это же цвет Лимероса! Ничего общего с Каяном, ничего общего…»
— Ты проголодалась, наверное, — вновь вмешалась в её мысли Мия, потянув её во двор, где вокруг было множество фруктовых деревьев. Она потянулась за тёмно-красным яблоком, дала одно Люции, а второе взяла себе и вгрызлась в прекрасную мякоть.
Люция последовала её примеру неохотно, но после поняла, насколько ошибалась. Боги, как же это было великолепно, как сладко и сочно…
— Это лучше всего, что я когда-либо пробовала! — воскликнула она.
Она ела быстро, жадно, вынудив себя не глотнуть и семена тоже. Рука смело потянулась и за вторым яблоком — но внезапно резкая боль в животе заставила её согнуться пополам.
— Что это? — прохрипела она.
— Ты в порядке? — забеспокоилась Мия.
Боль была лишь мгновенной, и Люция выпрямилась.
— О, всё хорошо! Просто я очень давно не ела, вот желудок и скрутило…
Она так надеялась, что почерпнёт силу из этой пищи, из их взглядов, преисполненных надеждой, а не страхом, из тепла Тимофея и Мии, но всё же ей так сильно хотелось вернуться домой…
Невозможно думать о том, что скоро мир рухнет, находясь тут, в месте, где всегда светло, все тревоги умирали в кристальном городе!
И когда она вновь оказалась у башни Тимофея, то сжала ладони Мии с искренней благодарностью.
— Спасибо, что так помогла мне!
— О, не благодари, — Мия покачала головой, встречаясь с Люцией взглядом, и её глаза сияли таким искренним светом, что волшебница едва могла дышать. — Это тебе спасибо, что ты пришла сюда! Спасибо, что нам есть в кого верить! И я знаю, что мы однажды встретимся вновь.
— О, как бы мне хотелось разделить с тобой эту веру, — она неохотно отпустила руки Мии и двинулась к Тимофею, что уже стоял у распахнутых невидимых дверей.
На сей раз они двинулись по каким-то тёмным, холодным коридором.
— Мы под землёй, — прошептала она.
— Верно.
Люции хотелось спросить что-то ещё — но она замерла, увидев сияние в пятнадцати шагах, будто бы кто-то рассыпал мириады таких же колец, как у неё.
— Монолит, — выдохнула Люция. — Будто бы в горах…
Тимофей кивнул — он казался просто гротескной статуей в свете камня.
— Есть только один в каждом из семи миров…
— Семи? — выдохнула Люция. — Неужто кроме наших миров есть ещё… целых пять?!
— О, ты великий математик, — изогнул бровь Тимофей. — Да, Люция, семь миров. И нас создали, чтобы присматривать за ними всеми, до того, как Дамен уничтожил всё, что было нам столь дорого. А теперь есть только наш мир… — его лицо потемнело, когда он вспомнил об этом воплощении зла. — Эти монолиты были сотворены для того, чтобы путешествовать между мирами. А Дамен дышал этой магией и блуждал по свету… Он впитывал её в себя, и потому горы потеряли всякие следы жизни, и потому твоё царство замерзает, а Пелсия обращается в камень.
Люция смотрела на него, будто бы пыталась разгадать дикую тайну Митики.
— Но почему же Оранос так красив?
— Из-за той богини, в которую они веруют. Богини, что когда-то была такой же старейшиной, как и я.
— Клейона.
Он кивнул.
— Да, она смогла защитить своё королевство, когда Валория пала перед чужой мощью. Кажется, я только вчера видел их обеих… О, сколько же мы все потеряли! — его лицо искривила гримаса боли, и он мотнул головой, пытаясь отогнать дурные мысли. — Ты уже много времени провела здесь. А теперь, Люция, пора вернуться и остановить Каяна.
Она почти рассмеялась, такой дикой казалась его непоследовательность.
— Я буду скучать по твоим откровениям… И — да, я остановлю его.
— Надеюсь, что ты действительно сможешь это сделать.
Она бросила взгляд на сияющий монолит.
— И как же мне вернуться домой?
— Просто коснись монолита, а дальше всё случится само, — когда она замерла в сомнениях, он лишь изогнул бровь. — Неужто ты не веришь моим словам?
— Если б я так думала, ты бы давно обратился пеплом, — её лицо озарила улыбка, будто бы в ответ на его дикое удивление. — Все мы сильны, Тимофей.