Это был не он — с нею говорил какой-то ненавистный незнакомец, а не кто-то столь важный для неё.
— И теперь я во всём виновата! Да как ты можешь…
— О, — он глубоко вздохнул. — Говорить с тобой просто невозможно.
— Тогда и не пытайся! Ты ничего не исправишь, Магнус. Ты не можешь даже попытаться…
— Если Ник всё ещё жив…
— Это не имеет значения, — слёзы текли по её щекам. — Всё это показало, как сильно мы отличаемся. Ты — жестокий манипулятор, и это никогда не изменится.
— Да что ты говоришь, принцесса? Я могу сказать о тебе точно то же! Может, ты ждёшь кого-то, кто во время войны будет петь песни и собирать цветочки, но — это не я, увы. И не ты. Ты говорила, что любишь меня, вот только предпочла бы скорее отрезать себе язык, чем рассказать об этом отвратительном, грязном секретике своему наилучшему другу. Ведь богиня не может позволить Нику даже и думать, что её светлый лик пятнает что-то такое, как я — связь со мной! Ведь он бы возненавидел тебя за это, правда?
— Скорее всего, — она отчаянно пыталась не плакать, злилась за свою слабость, — да.
— Ты сама сейчас ответила. Ты выбираешь не меня — его.
— Что б я ни сказала… Он всё равно мёртв.
— Может быть, — он дёрнулся. — А Йонас? Знаешь, я видел, как ты вчера восседала у него на коленях и ворковала о любви.
— Что ты несёшь?! — она покраснела. — Йонас… Ты и мизинца его не стоишь! Да я бы предпочла быть с ним где угодно, лишь бы не делить постель с тобой! И никакое проклятье меня б не остановило!
— Будь ты проклята, Клейона, — в его глазах пылала ярость, а руки сжимались в кулаки.
— Давай, ну же! Давай! Ударь меня, как твой отец ударил когда-то мою мать, давай! Я вижу, как ты этого хочешь…
— Что? — он удивлённо уставился на свои руки, прежде чем разжать кулаки. — Я… Я бы тебя никогда не ударил.
— Я достаточно увидела, — теперь она уже шептала. — И теперь мне надо подумать, — она повернулась к лестнице.
— Клео… — голос Магнуса был хриплым и почти мёртвым. — Мы узнаем, что случилось с Ником. Обещаю.
— Я и так знаю, что с ним случилось.
— Я понимаю, это ужасно. И я иногда веду себя просто отвратительно, но ведь я люблю тебя! И это всё ещё так!
Её плечи напряглись, и она стояла, прямая и холодная.
— Любви слишком мало, чтобы всё исправить, — отозвалась она и, всё такая же равнодушная, двинулась вверх по лестнице, закрыла дверь в свою комнату и только тогда, обессиленная, сползла по стене.
Глава 22. Йонас. Пелсия
Йонасу пришлось покинуть деревушку, так и не найдя Ника. Их разделили повстанці. Толпа запаниковала, да и Крешийская стража…
Он так и не увидел сцену — зато заметил разгневанных пелсийцев и колдунью, которую они хотели умертвить.
— Ты можешь смотреть на меня всё с такой же ненавистью, если хочешь, — проронила Люция, когда они отошли достаточно далеко.
— О, благодарю, что разрешила.
— Ты меня ненавидишь. Но, тем не менее, ты спас мне жизнь.
— Скорее всего, я при этом спас жизнь как минимум дюжины пелсийцев, что немного недооценивают твои способности.
— А ты меня не недооцениваешь?
— Совершенно.
— Тогда очень рекомендую тебе сообщить мне, где ж мой отец, где брат — тогда жизнью в моей компании рисковать тебе больше не придётся.
Йонас знал, что она могла воплотить эту угрозу в жизнь, если б захотела. А ещё всё ещё содрогался от одной мысли о том, какой могучей была эта девушка и сколько разрушений она нанесла этому миру, за сколько смертей ответственна.
— И где бог огня? — поинтересовался он.
Она лишь изогнула брови. Йонас даже не мог сказать, удивлена ли она, или, может, просто понятия не имела, где Каян.
— Я ведь уже тебе сказала.
— И он отец твоего ребёнка?
— Ох… — Люция резко, нервно рассмеялась. — Конечно же, нет!
— В этом нет ничего смешного.
— Ну так не говори глупости, мятежник, и смеяться я не буду.
— Не вздумай останавливаться, — он чувствовал, что темп её замедлялся. — Я тебя потащить не смогу.
В ответ на его возмущение она и вовсе остановилась посреди леса, через который они шагали в город — там Йонас надеялся отыскать хоть какой-то транспорт.
— Отвечай: где мой брат и мой отец? Я знаю, что они всё ещё живы. Они просто не могли умереть!
— А если я отвечу, есть ли у меня гарантии, что я всё-таки не умру тут от твоей руки? — поинтересовался он.
— Совершенно.
— Отож. Именно поэтому я отведу тебя к ним сам.
— Так они живы! — выдохнула она.
— Может быть, — согласился Йонас.
— И почему я должна верить в то, что ты пытаешься мне помочь?
— Принцесса Люция, — он ткнул в неё пальцем, — я тебе помочь не пытаюсь! Я пытаюсь помощь Митике.
— О, как благородно, — закатила глаза она.
— Думай всё, что хочешь, мне всё равно. Ты не отвечаешь на мои вопросы, я не отвечаю на твои. И нам не так уж и долго идти — придётся тебе смириться с моим присутствием и моей ненавистью к тебе хотя бы на это время.
— О, не думаю, что это так. Должна открыть тебе один маленький секрет, мятежник: я недавно научилась кое-чему новому, так что могу заставить тебя рассказать мне правду… И чем больше ты будешь сопротивляться, тем больнее тебе будет.
— Подери тебя Родич! — Йонас, казалось, был куда более раздражённым, чем испуганным. — Ты всегда была такой дрянью, или это волшебство так тебя испортило?
— Честно? — её улыбка была холодной, будто лимерийские льды. — Да, это волшебство так испортило меня.
— Не могу поверить. Ты, как и вся твоя семейка, это чистое зло.
— И всё же, ты нам помогаешь. До сих пор, — Люция нахмурилась. — По крайней мере, ты сказал, что они в порядке, что они целы и невредимы после того, как всё это произошло.
— Невредимы? — он хмыкнул. — Ну, вот за это я б не ручался. У меня появилась наконец-то замечательная возможность ударить короля кинжалом в сердце, жаль только, что хватило его действия всего на минуту или две.
— Ты врёшь! — глаза её сверкали от ярости.
— Вот сюда, — он ударил себя кулаком в грудь. — Это была глубокая рана, и я даже провернул нож. Не могу и описать, как хорошо я чувствовал себя в то мгновение!
А после он внезапно оказался в воздухе, ударился спиной о ствол дерева, и дыхание будто бы вышибло из его лёгких. Люция бросилась к нему, и её пальцы с силой сжали его горло.
— Говори правду! Правду! — прорычала она. — Мой отец мёртв?
— Нет, — прохрипел он.
— Ты ударил его ножом в сердце, но он выжил?
— Именно.
— Как это возможно? Отвечай!
Но Йонас не мог отвести взгляд от её красивых, грозных глаз. Сколько б она теряла чары во время мятежа, сейчас они вернулись — если вообще когда-то отсутствовали. И она была куда сильнее, чем ему казалось.
— Магия… Понятия не имею. Не знаю. Он как-то продлевает собственную жизнь.
— Чья магия?
— Его… Матери, — Йонас был уверен, что чувствовал во рту привкус крови. Он задыхался, но магии воспротивиться не мог.
— Моя бабушка мертва, — нахмурилась она.
— Жива… Но я больше ничего не знаю, — он поморщился от боли. — Слушай, принцесса, сделаешь мне одно милое одолжение?
— Очень сомневаюсь, — она склонила голову набок.
— Отпусти меня, — Йонас прищурился, пытаясь направить в неё чары, как это было с Феликсом на корабле, но всё тщетно.
Она наконец-то разжала пальцы, и он рухнул на землю, будто бы оттолкнул её от себя.
Он закашлялся, но сумел подняться на ноги и теперь смотрел на неё сверху вниз. На губах расплывалась глупая улыбка — Оливия ошибалась, и Йонас смог, смог победить. Подтверждением этому был поражённый взгляд Люции.
— У тебя есть магия воздуха? Ты ведьмак? О, никогда не слышала о таком, как странно… Или, может быть, ты ссыльной Хранитель?
— Принцесса, не надо навешивать ярлыки, — он расстегнул несколько пуговиц своей рубахи, демонстрируя ей спираль на его груди. Та стала ярче, чем в последний раз, отливала золотом и напоминала больше метку Хранителей.
— Что? — Люция покачала головой, но была всё так же предельно удивлена. — Нет, я… Я не понимаю.
— Я тоже. И, клянусь, если моё предназначение — это убедиться, что кто-то такой, как вы, вернётся к своей безумной семейке, кровожадность которой не знает границ, то я в ярости! — он поднял глаза к небу. — Слышишь, Оливия? Где тебя там носит? Отвратительное, жуткое, гадкое пророчество!
— Кто такая Оливия?
— Никто, — он бросил взгляд на Люцию, что всё ещё сидела на земле. — Вставай!
Она отчаянно пыталась подняться, но почему-то ничего не получалось.
— Ты не можешь встать, да?
— Дай мне немного времени. Уж поверь, этот живот отнюдь не добавляет мне счастья в этой жизни, — Люция посмотрела на него. — О, нет, даже не вздумай мне помогать!
— Я и не собирался, — он молча наблюдал, как она перекатилась на бок, потом поднялась на ноги, отряхнула свой плащ, пытаясь избавиться от грязных пятен. — Ты так неловко себя чувствуешь в этом состоянии… Я ведь видел беременных пелсиек, которые за несколько дней до родов могли срубить дерево, наколоть дров, а после оттащить их всех к себе домой.
— Я не пелсийская… — она запнулась. — Ну, почти не пелсийская женщина. И у меня не было времени привыкнуть к моему прекрасному состоянию, или как ты там это зовёшь.
Боже, что за странная женщина…
— И какой же… срок?
— Ну, это не твоё дело, конечно, но… Месяца три, наверное. Или… Ну, не с животом, в смысле, а вообще.
— Ох… — он недоверчиво осмотрел её. — Слушай, так со всеми злыми волшебницами? Они рожают что, в три раза быстрее?
— Понятия не имею, — Люция положила руку на живот, будто бы пытаясь оградить ребёнка от него. — Слушай, я понимаю, что ты меня ненавидишь. Что ненавидишь мою семью. Есть за что, поверь мне, уж я-то знаю. Но у этого ребёнка должен быть шанс на жизнь, он не сотворил ещё ничего плохого. Тот факт, что из всех людей, кто мог бы мне помочь, пришёл именно ты, с меткой бессмертного на груди, о чём-то и говорит! Ты говоришь — пророчества. Мне ли не знать, что это такое! Но этот ребёнок должен выжить, просто должен получить свой шанс на счастье.