Он выключил радио и повернул голову. Невысокий щеголеватый человек наклонился к окну Кристины. У него были темно-карие глаза и чистая белая кожа — пришел с холода, догадался Эрни.
— Да?
— Рудольф Дженкинс. Полиция штата, отдел по расследованиям.
Дженкинс протянул руку в открытое окно. Эрни посмотрел на нее. Итак, его отец был прав.
Он обаятельно улыбнулся, крепко пожал руку и произнес:
— Не стреляйте, шериф, я сдаюсь. Тот улыбнулся в ответ, однако глаза его продолжали изучать машину со скрупулезностью, которая не понравилась Эрни. Совсем не понравилась.
— Вот так штука! В местной полиции мне говорили, что парни, которые поработали над твоей жестянкой, превратили ее в решето. По-моему, она так не выглядит.
Эрни пожал плечами и выбрался из машины. Заканчивалась пятница, гараж уже наполовину опустел, и на двадцатой стоянке они были предоставлены самим себе.
— Она была не так плоха, как выглядела, — сказал он. Эрни подумалось, что этот коротышка полицейский с довольной ухмылкой на лице весьма сообразителен. Он положил руку на крышку Кристины и сразу почувствовал себя лучше. Он справится с полицейским, умен тот или нет. В конце концов, о чем ему было беспокоиться. — У нее не было серьезных повреждений.
— Неужели? Я так понял, что кузов был продырявлен основательно. Должно быть, ты гений жестяных работ, Эрни. — Он обезоруживающе засмеялся, но его взгляд продолжал скользить по машине, изредка переключаясь на лицо Эрни, которому это нравилось все меньше и меньше.
— Увы, нет. Просто мне повезло. Я поискал новые части для кузова «плимута» и нашел их в Рагглисе. Вот на этом боку я поменял всю заднюю дверцу. Видите, краска немного отличается? — Он похлопал ладонью по дверце.
— Извини, Эрни, — проговорил Дженкинс. — Наверное, с помощью микроскопа я смог бы сказать точнее, но на первый взгляд она ничем не отличается от остальных.
Он тоже похлопал по дверце. Эрни нахмурился.
— Бездна работы, — сказал Дженкинс. Он не спеша обошел машину и остановился возле ее переда. — Бездна работы, Эрни. Тебя нужно поздравить.
— Спасибо. — Он понаблюдал за тем, как Дженкинс рассматривал фары, решетку и капот, пытаясь обнаружить на них какие-нибудь вмятины, а может быть, пятна крови или клочки волос. Эрни внезапно понял, что тот искал следы Шатуна Уэлча. — Что конкретно я могу сделать для вас, детектив Дженкинс?
Дженкинс улыбнулся.
— Парень, не будь так официален! Зови меня Руди, хорошо?
— Конечно. Что я могу сделать для вас, Руди?
— Знаешь, все это довольно забавно. — Дженкинс рассеянно посмотрел на левую переднюю фару Кристины. Присев на корточки, провел пальцем по блестящему металлическому обручу, а потом встал. — У нас есть доклады о том, как была искорежена твоя машина…
— Эй, они вовсе не искорежили ее, — перебил его Эрни. Он начал чувствовать себя так, словно шел по канату, натянутому над пропастью, и снова дотронулся до Кристины. Ее твердость и ее реальность еще раз придали ему уверенности. — Они пытались, да, но у них ничего не получилось.
— Ладно. Наверное, я не совсем владею современной терминологией, — Дженкинс засмеялся. — Во всяком случае, когда я прочитал их, то как ты думаешь, что я сказал? Где фотографии? Вот что я сказал. Я решил, что их попросту забыли приложить, и позвонил в Либертивилл. И тогда оказалось, что фотографий не было.
— Еще бы, — сказал Эрни. — У ребят моего возраста, как вы знаете, никогда не бывает полноправной страховки. Она стишком дорого стоит. Если бы у меня была страховка от повреждений, я бы наснимал сколько угодно фотографий. Но без нее — зачем? Для семейного альбома?
— Конечно, они тебе ни к чему, — согласился Дженкинс, рассматривая крылья машины. — Но знаешь, что мне кажется еще более забавным? Ты даже не сообщил о преступлении. — Он поднял на Эрни вопросительный взгляд и пристально уставился на него — а затем натянуто рассмеялся:
— Даже не сообщил! «Вот так сукин сын, — сказал я. — Кто же тогда сообщил?» Отец парня, так мне сказали.
Дженкинс покачал головой.
— Эрни, я ничего не понимаю и не возражаю, если ты мне кое-что объяснишь. Парень из кожи лезет вон, чтобы починить старый автомобиль, потом, когда его цена возрастает до двух или пяти тысяч долларов, приходят другие ребята и разбивают его ко всем чертям…
— Я же сказал…
Руди Дженкинс поднял руку и обезоруживающе улыбнулся. В какую-то долю секунды Эрни думал, что он собирается сказать: «Мир», — как делал Дэннис, когда ситуация становилась слишком тяжелой.
— Повреждают. Извини.
— Ничего, — сказал Эрни.
— Во всяком случае, по словам твоей подружки, один из преступников… ну, испачкал приборную панель. Я бы полагал, что ты должен был бы сойти с ума от ярости. Или хотя бы сообщить об этом.
Улыбка вдруг сползла с его лица, и теперь он смотрел на Эрни строгим, даже суровым взглядом.
Холодные серые глаза Эрни встретились с его карими глазами.
— Мистер Руди, — наконец сказал он. — Могу я сказать вам одну вещь?
— Конечно, сынок.
— Когда мне было полтора года, я расцарапал вилкой антикварное бюро, в котором моя мама держала деньги. Разумеется, я этого не помню, но моя мама говорит, что тогда у нее было желание продержать меня в пеленках еще года два. — Эрни усмехнулся. — Правда, она не совсем точно исполнила свое намерение…
Дженкинс зажег сигарету.
— Я что-то упустил. Эрни? Не понимаю, куда ты клонишь.
— Ей было проще держать меня в пеленках, чем ремонтировать дорогую мебель. Видите ли, дерьмо можно убрать.
— Как Шатуна Уэлча? — спросил Дженкинс.
— Об этом я ничего не знаю.
— Нет?
— Нет.
— Честное слово?
Эрни посмотрел в дальний конец гаража, где какой-то парень собирал инструменты, разбросанные возле его машины.
— Честное слово, — сказал он. — Послушайте, у вас, конечно, такая работа…
— Да, у меня такая работа, — мягко согласился Дженкинс. — Парня переехали несколько раз в одну и другую сторону. От него осталось жидкое месиво. Его соскребали лопатой с дороги.
— Ну давайте, — с трудом выговорил Эрни. У него что-то медленно переворачивалось в желудке.
— А что? По-твоему, разве не так поступают с дерьмом? Разве не соскребают лопатой?
— Я тут ни при чем! — заорал Эрни, и парень в другом конце гаража, выпрямившись, уставился на него.
— Извините. Мне бы хотелось, чтобы вы меня оставили в покое. Вы прекрасно знаете, что я тут ни при чем. Если бы Кристина столько раз и так сильно ударила Уэлча, то она была бы вся измята. Так много я знаю только потому, что смотрю телевизор. — Эрни проглотил комок в горле и почувствовал, как оно пересохло.
— Да, — сказал Дженкинс. — Твоя машина выглядит нормально. Но не ты, детка. Ты выглядишь, как лунатик. У тебя абсолютно вздрюченный вид. Пардон за мой французский, — он отшвырнул сигарету. — Знаешь что, Эрни?
— Что?
— Ты лжешь быстрей, чем соображаешь, что тебе говорят. Я не думаю, что ты солгал об убийстве Уэлча. Но я думаю, что ты не сказал правду о том, что они сделали с твоей машиной. Твоя девушка плакала, когда рассказывала мне о том, что видела. Она говорила, что все было усеяно разбитым стеклом… Между прочим, где ты покупал стекла?
— У Макконнела, — с готовностью произнес Эрни. — В Берге.
— Чек остался?
— Я его выбросил.
— Но они вспомнят тебя. Такой большой заказ!
— Могут и вспомнить, — проговорил Эрни. — Но я бы не полагался на них, Руди. Между Нью-Йорком и Чикаго они самые известные специалисты по автомобильным стеклам. Их магазин занимает очень большую площадь. Они делают свое дело и обслуживают очень много старых автомобилей.
— И все-таки они ведут учет.
— Я платил наличными.
— Но твое имя обнаружится в накладных бумагах.
— Нет. — сказал Эрни и холодно улыбнулся. — У Дарнелла гараж с самообслуживанием. На этом я получил десять процентов скидки.
— У тебя все концы спущены в воду, да?
— Лейтенант Дженкинс…
— Ты лжешь о стекле, но будь я проклят, если понимаю зачем.
— Я тоже не все понимаю, лейтенант. С каких пор стало преступлением заменять разбитые стекла? Или платить наличными? Или получать скидку?
— Ни с каких, — сказал Дженкинс.
— Тогда оставьте меня в покое.
— Важнее другое. По-моему, ты лжешь о том, что ничего не знаешь о происшедшем с Шатуном Уэлчем. Ты что-то знаешь. Я хочу знать, что именно.
— Я ничего не знаю, — сказал Эрни.
— А как насчет…
— Больше мне нечего сказать вам, — перебил его Эрни. — Извините.
— Ладно, — произнес Дженкинс, сдавшись так быстро, что Эрни подозрительно посмотрел на него. Он полез во внутренний карман пиджака и вынул бумажник. Эрни увидел, что под мышкой у Дженкинса висела кобура с пистолетом, и подумал, что тот хотел показать ее. Достав из бумажника визитную карточку, полицейский протянул ее Эрни. — Меня можно найти по одному из этих телефонов. Если вдруг пожелаешь поговорить о чем-нибудь. Все равно о чем.
Эрни положил карточку во внутренний карман. Дженкинс еще раз не спеша обошел вокруг Кристины.
— Бездна восстановительной работы, — повторил он. Затем пристально взглянул на Эрни. — Почему ты не сообщил?
Эрни глубоко вздохнул.
— Потому что думал: тогда на этом все закончится. — Помолчав, он добавил:
— Я думал, что если не сообщу, то они отвяжутся от меня.
— Да, — сказал Дженкинс. — Я думал о такой возможности. Спокойной ночи, сынок.
— Спокойной ночи.
Дженкинс начал поворачиваться, чтобы уйти, но остановился вполоборота к Эрни.
— Подумай обо всем как следует, — проговорил он. — Ты неважно выглядишь — понимаешь, что я имею в виду? У тебя хорошенькая девушка. Она беспокоится о тебе и о том, что случилось с машиной. Твой папа тоже волнуется. Я разобрал это даже по телефону. Подумай как следует и позвони мне, сынок. Ты будешь лучше спать.
Эрни почувствовал, как у него задрожало что-то под языком — что-то жгучее и соленое, как слезы. На него смотрели добрые глаза Дженкинса. Он открыл рот — Бог знает что могло вырваться из него, — когда острая игла чудовищной боли пронзила его спину, заставив его мгновенно выпрямиться. Кроме того, она произвела эффект электрического шока во время истерики. Он почувствовал себя отрезвленным.