«В детстве я всегда много путешествовал, потому что мама работала стюардессой и мне доставались бесплатные билеты. Теперь я и сам могу позволить себе летать по миру. Работая над сценарием фильма “Бэтмен: Начало” я просто так приезжал в Сан-Франциско и Лондон. Немалую часть “Темного рыцаря” я написал в Гонконге, пока искал места для съемок. Что интересно, после выхода “Бэтмен: Начало” многие называли его очень мрачным и реалистичным по сравнению с предыдущими фильмами. А на самом деле там очень романтичный мир в духе классического кино. Думаю, из всех моих фильмов “Бэтмен: Начало” лучше всего использует локации для пробуждения эмоций. Он устанавливает очень, очень прочную связь сразу в нескольких направлениях. Есть тут своя романтика: мы связываем символический смысл локаций с тем, как они воспринимаются. Начало фильма во многом построено на этом, ведь “Бэтмен” показывает, как человек становится супергероем. Я считал, что раз уж мы решили снимать историю за рамками жанра комиксов – не про Бэтмена как Бэтмена, а про персонажа, в которого превращается Брюс Уэйн, – нам нужно приложить усилия и помочь зрителям поверить в нее. И мы охотно прикладывали все усилия. Возможно, в этом и заключается главное отличие между нашим фильмом и предшественниками. Нас интересовала двойственность героя».
В версии Нолана семейство Уэйнов идет не в кино на «Маску Зорро», а в театр – на оперу Арриго Бойто «Мефистофель» (1868) по мотивам легенды о Фаусте. Один из ее эпизодов особенно пугает восьмилетнего Брюса: в Вальпургиеву ночь сам Сатана главенствует на сцене, а вокруг него в безумной оргии кружатся летучие мыши, демоны и другие сверхъестественные твари – что напоминает мальчику о травматичной встрече с летучими мышами в пещере. Брюс в панике умоляет родителей уйти, и они выходят в переулок у боковой стены театра. Там, в окружении мусора, пожарных гидрантов и клубов пара, их элегантные вечерние наряды сразу привлекают к себе внимание. К Уэйнам приближается человек, достает револьвер и требует отдать ему все ценные вещи. «Тише, – говорит Томас (Лайнас Роуч), отец Брюса, передавая грабителю кошелек. – Вот, возьми». Но когда человек направляет пистолет на жену Томаса (Сара Стюарт), тот пытается заслонить ее, и грабитель в панике стреляет, убивая их обоих. Теперь мы понимаем, с какой стати живой человек облачился в костюм летучей мыши. Брюс Уэйн повстречал дьявола.
«Историю Фауста в “Бэтмен: Начало” Брюс видит в опере потому, что нам не хотелось, чтобы он пошел в кино, как в комиксах, – говорит Нолан. – В фильмах поход в кинотеатр воспринимается совсем иначе, нежели в комиксах или романе. Я хотел, чтобы героя повсюду сопровождало тяжкое чувство вины и страха; это его важный мотиватор. На протяжении всей трилогии мы показываем, что роль Бэтмена дорого обходится Брюсу. Фрагменты этого сюжета есть уже в первой части, но лишь через три фильма он раскрывается в полной мере. История Фауста мне кажется весьма привлекательной. Я обыгрываю ее в “Преследовании” и (в более изуверской форме) в “Бессоннице”, где персонаж Робина Уильямса затягивает героя Пачино в греховный союз – это и есть уловка дьявола».
В наиболее ранней версии легенды, пьесе Кристофера Марлоу «Доктор Фауст» (1592), доктор предстает трагическим персонажем, одержимым «наукой гордецов». Он жаждет быть божеством, летать и становиться невидимым, править всем миром, и за гордыню его ждет кара. В пересказе Иоганна Вольфганга фон Гёте – «Фауст, первая часть» (1808) и «Фауст, вторая часть» (1833) – сюжет обрастает элементами научной аллегории, рефлексии по эпохе Просвещения. В своей автобиографии «Поэзия и правда» Гёте писал о Фаусте: «Ему думалось, что в природе […] он открыл нечто, […] что сжимало время и раздвигало пространство. Его словно бы тешило лишь невозможное, возможное оно с презрением от себя отталкивало»[65]. У Гёте Фауст – персонаж героический, нарушитель границ по образу Прометея, искатель бескрайнего знания, подобный ученым и мыслителям Просвещения, что огибали шар земной и чертили карты звездного неба. Впервые мы знакомимся с Фаустом в его рабочей комнате: герой увещевает себя, ему не терпится вырваться из затхлого мира науки в жизнь, полную действия. И вот он заключает пари с Мефистофелем – духом, который преследует его под видом «странствующего схоласта»: тридцать лет Фауст будет волен путешествовать по миру и искать бескрайнее знание, но с одним условием.
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вскричав: «Мгновение, повремени!» —
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни[66].
Подобно многим героям Нолана, Фаусту нужно время – тридцать лет в версии Гёте, двадцать четыре года у Марлоу, – и это время ему дают с условием, что он никогда не попросит его остановить, продлить отдельно взятое мгновение (augenblick) из «горячки времени» (das Rauschen der Zeit). Свое пари Фауст проигрывает, когда влюбляется в Маргариту и трепещет от «радости, которая нам свяжет // Сердца. // Да, да, навеки без конца!». Итак, герой умирает, а Мефистофель язвительно ликует:
Последний миг, пустейшее мгновенье
Хотел он удержать, пленившись им.
Кто так сопротивлялся мне, бывало,
Простерт в песке, с ним время совладало.
На то, чтобы раскрыть этот мотив, у режиссера уйдет три фильма, но прослеживается он уже на самом старте «Бэтмен: Начало». Все начинается, как и во многих работах Нолана, с пробуждения человека ото сна. Лицо этого человека (Кристиан Бэйл) покрыто грязью и бородой, он лежит в промозглой каменной темнице в какой-то далекой, неизвестной нам части света. Мы даже не знаем, в какой стране происходят события, – и не узнаем. Человек выходит на замызганный двор, окруженный колючей проволокой, у которой несут дозор надсмотрщики с винтовками; где-то за кадром слышен собачий лай. Уэйн получает на завтрак баланду, но тут жестяную миску у него из рук выбивает приземистый суровый азиат. «Ну что, урод? Добро пожаловать в ад, – рычит он. – Перед тобой сам дьявол»[67]. Начинается жестокая драка в грязи, из которой окровавленный и вымокший Уэйн все-таки выходит победителем. На следующий день его освободят. «Вы решили изучить преступное сообщество, но ваши устремления, к несчастью, в данный момент завели вас в тупик», – говорит Уэйну джентльмен по имени Дюкард (Лиам Нисон). Вместе с героем заплутали и зрители: фильм забрасывает нас так далеко от привычных и комфортных киноудовольствий, насколько можно представить. Если зайти в зал, не зная, что показывают «Бэтмена», об этом догадаешься не сразу. Может, это новая версия «Полуночного экспресса»? Ремейк «Дома летающих кинжалов» с западным актером в главной роли? Экранизация романа Киплинга «Ким»?
На фильме «Бэтмен: Начало» Нолан впервые работал с монтажером Ли Смитом, который до этого монтировал «Год, опасный для жизни»[68] Питера Уира. Их сотрудничество – знак того, что интуиция толкает режиссера к эпическому размаху: у Нолана и Смита пейзажи выглядят бескрайними, столь масштабного пространства в его фильмах раньше не было. Когда Бэйл ковыляет сквозь снежную бурю к горному монастырю Лиги теней, его щеки горят на морозе. Когда Бэйл сражается с Дюкардом на льду замерзшего озера, фоном им служат холодные синие ущелья ледника. В этой сцене Нолан и Смит хитроумно сплетают средние планы, когда герои подкрадываются друг к другу, и резкие крупные планы, когда они атакуют или парируют. «Чтобы победить страх, нужно самому стать страхом, – говорит Дюкард. – А люди боятся того, что нельзя увидеть». В других супергеройских сагах такого не встретишь. Супермен не становится Суперменом, проходя стажировку у Лекса Лютора. Человек-паук не становится Человеком-пауком, слушая лекции Зеленого гоблина. Идея о том, что Брюс Уэйн может стать Бэтменом только после того, как пройдет обучение у своих врагов, – новаторская не только для этой франшизы, но и для всего супергеройского жанра. Нолан с первых же шагов заряжает в свою сагу моральную неоднозначность, а затем выражает эту неоднозначность через локацию, даже серию локаций, которые иллюстрируют внутренний раскол героя.
Все свои лучшие черты «Бэтмен: Начало» проявляет в первый час фильма с его грубыми текстурами, вроде мешковины, пеньки и льда. Подыскивая локации, которые могли бы исполнить роль Гималаев, – в пределах досягаемости съемочной группы, но так, чтобы горы возвышались над деревьями, – Нолан остановился на леднике Свинафедльсйёкюдль, что находится в исландском национальном парке Ватнайёкюдль. Это суровый, до жути красивый пейзаж, где белые ледяные массы прорезают синие ущелья – те самые, у которых Брюс Уэйн сражается с Дюкардом. Каждую неделю ледник, потрескивая, сдвигался примерно на 1,2 метра. В ту же локацию Нолан позднее вернется на съемки «Интерстеллара». Также ледники появляются в «Бессоннице» и «Начале», где ими вдохновлен дизайн «Лимба» – глубочайшего из уровней сна. «Что, сложно было придумать чертов пляж?» – спрашивает герой Киллиана Мёрфи. Видимо, у Нолана иначе никак. Прогноз погоды на его фильмы: мороз с высокой вероятностью снегопада.
«О да, я обожаю ледники, – говорит Нолан. – Помню, как изучал их на уроках географии, но пока не увидишь ледник вживую или не пролетишь над ним (я так летал над Аляской на съемках “Бессонницы”), не представляешь, насколько это удивительное место. Меня ледники поражают своей красотой и холодностью. Они выглядят очень кинематографично, что нам и надо. Мы ищем пейзаж, который иллюстрирует или отражает состояние героя, бросает ему своеобразный вызов. Я выбираю ледники скорее инстинктивно. Даже не помню, как оказался там уже с третьим или четвертым фильмом и подумал: действительно, забавно получилось. Но съемки продолжились. Если локация мне подходит, то она подходит. А еще ледники убедительно передают ощущение высоты, и там круглый год зима – иногда это необходимо, чтобы сформировать мир фильма, задать для него необычные или экстремальные условия. Я в целом пессимист: когда дело касается погоды, я всегда готовлюсь к худшему. Режиссеру нельзя просто сидеть и ждать снега. У меня так случилось на одном фильме, и это ужасная нервотрепка – то ли выпадет, то ли нет. А на леднике снег есть всегда, и я это знаю заранее. Значит, в фильме будет лед, будет зима. И это гарантированно. Так что ледники – это надежное место с нужной мне натурой».