Все больше уверяясь в этой теории, Хокни вернулся в Лос-Анджелес и в своей студии собрал «Великую стену» картин, от работ времен Византийской империи до полотен постимпрессионистов. Детально изучая складки на одежде, блеск доспехов или мягкие ангельские крылья, Хокни искал оптические аномалии: объекты, которые выглядят слишком большими, находятся в «расфокусе» или под мощным источником освещения, необходимым для работы призмы-проектора. На картине Караваджо «Ужин в Эммаусе» правая рука Христа расположена ближе к зрителю, чем правая рука Петра, – однако они одного размера; также правая рука Петра кажется больше, чем левая, – хотя последняя, опять же, ближе. У того же художника на портрете Вакха полубог держит бокал с вином не правой, а левой рукой. С определенного момента карьеры Караваджо его любимые натурщики, Марио Миннити и Филлиде Левасти, тоже из правшей неожиданно стали левшами. Аналогичные изображения людей, почему-то держащих сосуды левой рукой, Хокни обнаружил у Джотто и других художников. Лево и право меняются местами в зеркале – значит, вполне вероятно, что живописцы использовали в работе оптические приборы. ЧТД.
Портрет работы Энгра «Мадам Луи-Франсуа Годино», который, по версии британского художника Дэвида Хокни, был завершен при помощи камеры-люциды. «На самом деле перспектива зависит от нас, а не от изображаемого объекта», – писал он в «Истории картин». Культурный истеблишмент пришел в возмущение.
«Помимо прочего, Хокни брал разные картины, показывал их в зеркальном отражении и спрашивал: не правда ли, так лучше смотрится? – рассказывает Нолан, которого с Хокни познакомила его подруга Тасита Дин, художница и фотограф. – Когда я увидел Хокни, то заметил чудесную вещь. Он ничуть не обижен и не обозлен на академиков, не принявших его открытия. Он не революционер. Он не осуждает и не принижает достижения художников прошлого. Ему просто хочется понять, как они работали, какие технологии использовали. Мы с вами выросли в эпоху, когда ведущим форматом изображения являлась фотография – то есть прямая перспектива. А в кино иначе. В кино камера движется от кадра к кадру. В грамматику кино заложен кубистский подход к изображению, и это проявляется в самых разных аспектах. Хокни понял, что в какой-то конкретный момент наше восприятие полностью изменилось: по сути, дофотографическое зрение стало фотографическим. Мы уверились в том, что именно так мы видим мир, – и эта вера по сей день сковывает нас. Она проявляется даже сейчас, в работе компьютеров. Люди построили машины по образу и подобию своего мозга – ну, так нам говорят. На самом же деле у нас нет ни малейшего понятия о том, как мозг взаимодействует с сознанием, как именно устроен этот процесс».
Хорхе Луис Борхес, создавший «бесконечную и цикличную» Вавилонскую библиотеку в одноименном рассказе. «Уверенность, что все уже написано, уничтожает нас или обращает в призраки», – писал он. Сколько же раз президент Кеннеди играл в гольф? Кеннеди, его пресс-секретарь Пьер Сэлинджер и Кирк Лемойн Биллингс на поле для гольфа в Гианнис-Порт.
В отношении новых технологий Нолан – убежденный агностик. Он свято верит в разницу между фотографией и картинкой, созданной на компьютере, плоской «цифре» он предпочитает зерно и текстуру целлулоидной пленки, павильону – съемки на натуре, а компьютерным задникам – реальные декорации. В какой-то мере обаяние его фильмов сродни популярности бутик-отелей, lo-fi-звукозаписи, электронной глитч-музыки и сайта Etsy[78]. В эпоху информации большую, а не меньшую ценность приобретают объекты, которые невозможно растиражировать: секреты, оригинальные идеи и повороты сюжета, цельное фотографическое изображение. «Я несколько раз использовал интернет для поиска материала (самый очевидный пример – “Дюнкерк”) и скоро заметил, что в разных источниках используются одни и те же фразы, – говорит Нолан. – Я словно в стену уперся. В деле сопоставления данных Google далеко не так всесилен, как нам кажется. В других вопросах у него, наоборот, гораздо больше власти, чем мы думаем: например, он отлично отслеживает наши перемещения. Это там умеют. Но при поиске данных результат всегда оказывается ограниченным. Вот вам интересный эксперимент: зайдите в библиотеку, возьмите с полки книгу, откройте ее на случайной странице и выпишите оттуда какой-нибудь факт или сведения. Сделайте так десять раз – затем войдите в интернет и проверьте, сколько из этих десяти фактов там найдется. Нам кажется, будто в сети содержится 90 % всей информации. Но мне сдается, что реальное число – скорее 0,9 %».
Нолан снова бросил мне вызов, перед которым сложно устоять. Пару недель спустя я направляюсь в Бруклинскую публичную библиотеку на Гранд-Арми-плаза, а параллельно думаю о бесконечной Вавилонской библиотеке из одноименного рассказа Борхеса, где собрано «все, что поддается выражению – на всех языках»[79]. Этот образ отчасти вдохновил тессеракт из «Интерстеллара» (2014). В бесчисленных шестигранных галереях, разделенных огромными вентиляционными колодцами и огороженных невысокими перилами, трудятся тысячи схоластов, но многие из них покидают свои «родные» шестигранники и несутся вверх по лестнице, чтобы диспутировать друг с другом в узких коридорах; одни в итоге душат собеседника, других спускают вниз по лестнице, третьи возвращаются совершенно измотанными и рассказывают о лестнице без ступенек, которая их едва не погубила. А «некоторые сходили с ума», – пишет Борхес. Выражаясь иначе: новая Инквизиция. Сегодня рассказ кажется аллегорией пришествия интернета.
В Бруклинской публичной библиотеке доступ к стеллажам свободный, и все проиндексировано. С помощью генератора случайных чисел я выбираю сначала стеллаж, затем книгу, затем страницу – и, добравшись до страницы, выбираю первый факт, на который упадет мой взгляд. Иногда мой метод заводит меня в тупик: я попадаю на иллюстрацию, или рецепт, или какой-нибудь текст, который сложно назвать фактом. Но наконец я составляю список из десяти пунктов и при нашей следующей встрече с Ноланом передаю их ему.
1. Если во рту у эскимосской маски изображена рыба – это пожелание доброй охоты и обильной добычи.
2. Нанося изображение на плексиглас при помощи паяльника, необходимо использовать респиратор во избежание вдыхания сварочных газов.
3. Из-за своего загруженного графика и болей в спине Джек Кеннеди лишь трижды играл в гольф, находясь на посту президента. Все три раза – летом 1963 года.
4. Предполагается, что по восточным коврам ходят босиком.
5. Однажды физик Нильс Бор пригласил своего коллегу Поля Дирака на выставку импрессионистов и спросил, какая из двух картин ему нравится больше. Англичанин ответил: «Вот эта, потому что на ней повсюду одинаковая степень погрешности».
6. В XIV веке британская палата лордов мало занималась законодательными актами. Единственным, что их по-настоящему волновало, была борьба с монаршими фаворитами – нередко гомосексуалами. Как правило, дело заканчивалось кровью.
7. В ответ на индустриализацию живописец Джон Ла Фарж стал активно продвигать творческие содружества среди английских художников.
8. Летом 1924 года губернатор Небраски Чарльз Брайан предположил, что политические «боссы» крупных городов, особенно из общества «Таммани-Холл», хотят распространить свое «правило злодеев-иммигрантов» на всю страну.
9. В 1921 году Тя Эксу приехал в Бангкок, имея за душой лишь вывеску, бухгалтерскую книгу и семена овощей. Он положил начало тайско-китайскому конгломерату «Чарэн Покпханд».
10. Полтора миллиона мусульман остались без крова в результате Сербского блица.
«В сети мне не удалось найти информацию насчет того, что Джек Кеннеди трижды играл в гольф, пока был президентом, но зато я нашел основания в ней сомневаться. Судя по всему, Кеннеди рассказывал много небылиц о том, как часто он играет в гольф. А этот факт я обнаружил в довольно поверхностной книжке с картинками про памятные вещи Джеки Кеннеди. Не уверен, можно ли этому доверять», – говорю я Нолану.
«Однако мы говорим не о фактах, а об информации, – отвечает Нолан. – И вы узнали новую информацию: Джеки Кеннеди было важно сообщить, что ее муж играл в гольф всего три раза. Эта информация ценна сама по себе, даже если она окажется ложной. Возможно, это пропаганда. Но пропаганда – тоже информация, и не так важно, факт это или не факт».
«Что ж, в таком случае, единственная информация из списка, которую мне удалось найти в сети, – это цитата Рэйчел Мэддоу[80] про “полтора миллиона мусульман остались без крова в результате Сербского блица”. Я нашел ее в газете “Вашингтон пост”».
«Весьма любопытно. Хорошая работа. Получилось примерно так, как я и предполагал. Интересно было бы посмотреть на средний результат с большей выборкой – но так, чтобы исследование не заняло всю жизнь. Десять пунктов, мне кажется, недостаточно. И, конечно, есть еще один момент: книгу можно рассмотреть подробней, проверить штрихкод, найти, кем и когда она была издана. И прикинуть, с какой целью. А вот у фактов в сети гораздо сложнее установить авторство…»
Я вновь вспоминаю рассказ Борхеса и представляю, как до конца своих дней перебираю книги на стеллажах библиотек всего мира и изучаю штрихкоды, чтобы подтвердить идею Нолана.
«Мне кажется, десяти пунктов хватит», – говорю я.
Он пожимает плечами.
«Может быть, я единственный, кого это волнует, но ведь нами управляют. Не в классическом параноидальном смысле; этот контроль непреднамеренный. Но так уж сложилась бизнес-модель – нам скармливают информацию. Вот вам еще одно задание. Оно не займет много времени. Погуглите что-нибудь. Посмотрите результаты поиска и посчитайте, к скольким из них у вас будет доступ. Допустим, вы загуглите какого-нибудь известного человека и получите четыре миллиона ссылок – по скольким из них вы сможете пройти?»