Вот как в изложении Мао Цзэдуна выглядит, к примеру, процесс познания: «Правильное познание обычно достигается лишь после многократно повторяющегося, перехода от материи к духу и от духа к материи, то есть от практики к познанию и от познания к практике. Такова марксистская, диалектико-материалистическая теория познания»[56]. Как известно, большое место в марксистской гносеологии занимает вопрос о путях познания, его этапах и формах. В ней подчёркивается диалектическая сущность процесса познания, подробно изучаются логические формы и законы мышления, особенности понятий, суждений и умозаключений, раскрывается роль теории и гипотез в достижении истины.
Мао Цзэдун ограничивается лишь пересказом известных ещё со времён античной и древневосточной философии мыслей о двух этапах познания и их последовательности. В маоистской гносеологии вообще не раскрывается диалектическая связь сознания и материи, не показывается роль труда и других видов человеческой деятельности в возникновении и развитии сознания. Теория познания маоистской философии не связана с материалистической теорией отражения. В ней не анализируется диалектика объективной, относительной и абсолютной истин, их противоречивое единство и взаимопереходы, совершенно не рассматриваются проблемы логического и исторического восхождения от абстрактного к конкретному в процессе постижения сущности вещей и явлений.
Маоизм, как мы видели, возник в особых исторических условиях развития Китая. Как мелкобуржуазно-националистическое направление он отражает не только специфику развития этой страны, но и низкий идейно-теоретический уровень его приверженцев: это во многом предопределило его национальную ограниченность.
Глава втораяВеликоханьский шовинизм и гегемонизм под видом пролетарского интернационализма
1. Истоки великоханьского шовинизма и гегемонизма во взглядах Мао Цзэдуна и его сторонников
Борьба между буржуазным национализмом и пролетарским интернационализмом — явление не новое. Она ведётся с тех пор, как на исторической арене появились буржуазия и пролетариат и соответственно возникли «два великих классовых лагеря», зародились и стали развиваться в непримиримой борьбе идеологии этих лагерей. Классики марксизма-ленинизма показали, что победа пролетарского интернационализма над буржуазным национализмом зависит от коренного изменения в отношениях собственности. «Чтобы народы могли действительна объединиться,— писал К. Маркс,— у них должны быть общие интересы. Чтобы их интересы могли быть общими, должны быть уничтожены существующие отношения собственности, ибо существующие отношения собственности обусловливают эксплуатацию одних народов другими…»[57] Говоря иными словами, буржуазный национализм неотделим от строя, где господствует капиталистическая собственность на средства производства и эксплуатация человека человеком, а пролетарский интернационализм присущ обществу, в котором ликвидирована частная собственность на средства производства, уничтожены основы эксплуатации человека человеком, народа народом.
Но буржуазный национализм и пролетарский интернационализм определяются не только социально-экономическими условиями, они тесно связаны с особенностями исторического развития той или иной нации, имеют глубокие корни в её традициях, социальной психологии, идеологической и культурной жизни и многом другом. Причем в определённых условиях эти обстоятельства, как показали события в Китае, могут приобретать очень большое значение. Ликвидация социально-экономической основы буржуазного национализма, исчезновение мелкого производителя, восприятие обществом идей пролетарского интернационализма не ведёт к немедленному преодолению националистических настроений и предрассудков. Здесь следует особенно подчеркнуть зависимость национализма от социальной психологии мелкого производителя, а также консервативность и устойчивость социально-психологических явлений вообще. Опыт строительства социализма в СССР и других странах показывает, что восприятие новой идеологии не требует столь длительного времени, как преобразование социальной психологии.
Ликвидация частной собственности на средства производства в общем создаёт условия для постепенного уничтожения буржуазного национализма и укрепления пролетарского интернационализма в данной стране. В конечном счёте эти условия рано или поздно должны привести к тому, что народ этой страны осознает общность своих интересов с народами других стран, т. е. полностью встанет на позиции пролетарского интернационализма. Однако процесс этот, как показывает опыт, длительный и сложный. Развитие социалистических стран, укрепление национальной самостоятельности и суверенитета этих стран сопровождается ростом национального самосознания их народов, что в целом представляет собой положительное явление. Однако рост национального самосознания при наличии сильных националистических традиций в той или иной стране может привести к временному усилению буржуазного национализма. Последнее в значительной мере зависит от социальной структуры общества, особенностей рабочего класса данной страны, в частности от того, насколько он политически зрел и самостоятелен, в какой мере способен противостоять окружающей мелкобуржуазной стихии. Наконец, очень важно и то, какой характер имеет его руководящая партия, достаточно ли она закалена, теоретически подготовлена, тесно ли связана с международным рабочим и коммунистическим движением и т. д.
В. И. Ленин указывал, что даже в тех партиях, которые называют себя коммунистическими, встречается такое явление, когда интернационализм признаётся на словах, а на деле подменяется мещанским национализмом. Он предостерегал, что «борьба с этим злом, с наиболее закоренелыми мелкобуржуазными-национальными предрассудками, тем более выдвигается на первый план, чем злободневнее становится задача превращения диктатура пролетариата из национальной (т. е. существующей в одной стране и неспособной определять всемирную политику) в интернациональную (т. е. диктатуру пролетариата по крайней мере нескольких передовых стран, способную иметь решающее влияние на всю мировую политику)»[58].
Разумеется, выполнение интернационального долга любой из пролетарских партий неотделимо от решений национальных задач. Вопрос заключается в том, что представляют собой эти национальные задачи. Если они связаны с насущными интересами трудящихся масс своей страны и других стран — это одно дело. А если национальные задачи трудящихся классов одной страны противопоставляются задачам трудящихся классов остальных стран,— это нечто совершенно другое.
Открытый переход китайского руководства к великоханьскому шовинизму и гегемонизму, усиление в Китае буржуазного национализма и даже расизма связаны с рядом исторических, социальных и идеологических причин.
Китай — страна крестьянская. Крестьянские массы, воспитанные на феодальных и патриархальных традициях и находившиеся в течение многих веков под гнётом отечественных и иноземных поработителей, составляют абсолютное большинство населения. Значительная часть китайского населения сравнительно недавно принадлежала к мелким ремесленникам, торговцам и другим непролетарским слоям общества. Именно в такой социальной среде особенно живучи различного рода националистические взгляды и настроения. Носители этих взглядов и настроений, будучи лишенными способности проявить выдержку, организованность и дисциплину, при определённой ситуации легко переходят к крайним формам национализма и даже расизму. Вместе с тем усиление в Китае национализма объясняется и таким идеологическим фактором, как длительное господство в стране конфуцианства, и такими историческими факторами, как особое положение Китая в истории Дальнего Востока, иноземное владычество, сначала монгольское, затем маньчжурское, а в последнем столетии — колонизаторов из капиталистических стран.
В истории Китая с конфуцианством связана великоханьская шовинистическая, китаецентристская идея превосходства китайского народа (или народа «хань», как называют себя китайцы) над всеми другими народами, которые рассматривались конфуцианством как «дикари», обязанные выплачивать дань китайскому императору. Дело в том, что на Дальнем Востоке, начиная с древних времен вплоть до середины ⅩⅨ в., Китай был ведущей страной, являлся своего рода центром культуры и цивилизации, оказавшим огромное влияние на народы соседних стран. Не случайно Китай был назван «Серединным государством» («Чжун го»), а народы соседних и дальних стран во всех исторических документах именовались не иначе как «варвары». Этот китаецентризм веками использовался господствующими классами феодального Китая, а в первой половине ⅩⅩ в. — различными феодально-компрадорскими группировками, в частности кликой Чан Кайши, для насаждения великоханьских шовинистических идей и настроений, разжигания националистических страстей, ксенофобии и т. д.
Всё это, бесспорно, оставило глубокий след в сознании самых различных слоёв китайского общества наших дней и находит, в частности, проявление в национальной, вернее, националистической ограниченности, национальном чванстве, которые веками культивировались правящими кругами феодального Китая. Всё, что было иностранным, с их точки зрения, не заслуживало внимания, так как Китай — это «вершина мировой цивилизации». Китайская цивилизация рассматривалась как высшее достижение человеческого духа, которое должно быть распространено на весь мир. Идея превосходства Китая над другими странами была закреплена в конфуцианских канонических книгах, пользовавшихся в китайском обществе огромным авторитетом. В книге «Мэнцзы», например, говорится: «Я слышал, что люди использовали учения нашей великой страны для того, чтобы перевоспитать варваров, но я ещё никогда не слышал о ком-либо, кого бы перевоспитали варвары». Такого рода националистическое понимание духовной культуры не могло не оставить глубокого отпечатка в сознании различных