— Сейчас одиннадцать, — мягко улыбаясь, добавил он. — Вы можете пока погулять… В два часа прошу явиться на прием.
«Вот так-то, чухлома, — подумал старший референт, отлично знающий, что в два часа первый заместитель министра должен уехать на ответственное заседание. — Отучу тебя нос задирать… «Телефон парткома». Нет, мы эти штучки-дрючки знаем… Я с тебя спесь собью».
«Выпроводить меня, голубчик, надеешься, — в свою очередь, подумала Лида, ни капельки не поверившая в крутую перемену настроения отутюженного референта. — Фигушки тебе… И шагу из приемной не сделаю».
— Я лучше подожду, — сказала она. — Что-то устала, пока ехала. Еще до автобуса пешком шла… Я лучше подожду в приемной.
— Как вам угодно, Лидия Захаровна, — любезно ответил старший референт. — Извините, но я должен вас покинуть. Срочные дела.
Лида прошла в приемную и уселась там в уголке. Через секунду из своего обиталища выскочил старший референт. Он с такой поспешностью замкнул дверь своего кабинета на ключ, что догадка Лиды превратилась в уверенность.
Высокие, похожие на купеческую стеклянную горку часы с двумя гирями мерно раскачивали маятник. Отбивали четверти часа, половины и целые часы. Лида терпеливо сидела в углу, поглядывая на дверь с коричневым пластиком, за которую она обязательно должна была проникнуть. Если в два часа ее не примут, она такой тарарам наделает, что бедному старшему референту за месяц каши не расхлебать. Ему небо с овчинку покажется. Он внукам закажет обманывать посетителей, являющихся из глубинки на прием к начальству. «Первого встречного» она ему на всю катушку размотает.
Секретарша разговаривала по телефону, исчезала за дверью, вызывала сотрудников, отправляла с курьером бумаги и незаметно поглядывала на тихую девочку в немодном платье и туфлях, которые уже два года никто не носит. И прическу ей надо переменить. К ее лицу пойдет широкий зачес набок с мелкой челочкой. Не понимает, дурашка, какую из себя конфетку может изобразить. Личико у нее весьма пикантное, кожа — как атлас…
Секретарше было за сорок. Но об этом знали лишь она и начальник отдела кадров. Все остальные давали ей не больше тридцати пяти. И, уж конечно мало кто представлял, что у такой молодой женщины есть дочь, первокурсница института, до странности похожая на эту тихую и наивную девушку, скромно сидящую в углу.
Старший референт велел сказать в четырнадцать часов посетительнице, что товарища первого заместителя министра срочно вызвали на совещание.
Секретарше не хотелось быть участником низкого надувательства. По ее мнению, это был совершенно недопустимый стиль работы. Что же ты за мужчина, если не можешь справиться даже с наивной девчушкой! Убедить ее, разъяснить, направить в соответствующий отдел, помочь. Не обижать человека беспардонным враньем, а сказать прямо и честно, что заместитель не примет ее.
В приемную заскочила приятельница секретарши, и они принялись вполголоса обсуждать новую кофточку какой-то Ларисы Алексеевны, самолично ею связанную.
— Шерсть импортная, — воодушевленно рассказывала приятельница, — и вязка выпуклой резинкой. Чудо!
— Как это выпуклой? Веерком, что ли?
— Нет, именно выпуклая, — настаивала приятельница. — У нее свой способ, в секрете держит.
— Какой же тут секрет, — откликнулась из угла заскучавшая Лида. — Это же очень просто — выпуклая резинка… Первую петлю снять, а дальше чередовать две лицевые и две изнаночные.
— Как, как? — дружно заинтересовались приятельницы.
Через несколько минут Лида уже растолковывала с помощью карандашей и бечевки для канцелярских надобностей секреты ручной вязки. Не только выпуклой резинки, но и «путанки», «мережки» и «паутинки».
В час дня секретарша махнула рукой на указание старшего референта, ушла за дверь с коричневым пластиком и доложила первому заместителю министра, что в приемной с самого утра ждет девушка, приехавшая с периферийного строительного участка, где она работает плановиком, по очень важному и срочному делу.
— По экономическим рычагам, Иван Лукич, — на свой риск уточнила она. — Молоденькая и очень застенчивая. Слово сказать боится… Примите ее, Иван Лукич… Вадим Алексеевич велел ей ждать, а в два же вы на совещание уедете… Издалека она.
— Издалека, издалека, — проворчал заместитель, просматривая исписанный лист блокнота. — В тринадцать часов обещал снабженцев принять… Четыре дня уже добиваются.
— Подождут еще… Они же опять насчет увеличения штата, а девушка про экономические рычаги… Потом они здешние, а она со стройучастка…
— Со стройучастка, со стройучастка, — словно передразнивая секретаршу, сказал заместитель, тоже работавший на стройучастке четверть века назад. — Плановик, говорите?
Секретарша подтвердила. Иван Лукич почесал возле уха толстым красным карандашом и решительно вычеркнул стройку из блокнота.
— С утра человек в приемной, а вы небось и стакана чаю не догадались предложить, — сварливо сказал, он. — Пусть заходит.
Глава 14. Подул ветер
С первого взгляда заместитель министра показался Лиде похожим на бригадира бетонщиков Завьялова с их участка. Такой же маленький, как Завьялов, и седой. С морщинистым покатым лбом и набрякшими мешочками под глазами. Особенно похож нос — шишкой, вроде картофелины. И глаза под мохнатыми бровями маленькие и острые, с хитрыми искринками в глубине. Завьялов только очки не носил.
Это помогло Лиде побороть робость, нахлынувшую на нее, когда она притворила за собой дверь кабинета.
Ведута довольно связно изложила свою просьбу.
— Премию, значит, явились выколачивать? — спросил заместитель министра и кольнул Лиду сквозь очки шильцами глаз. — На сей счет положение есть, закон. Я его изменить не волен.
— Так неправильный же он, — страстно сказала Ведута, для убедительности прижав к груди стиснутые кулачки. — Совсем он для нас неправильный. У нас же такого крана нет, чтобы эти колонны монтировать. Затраты ведь лишние получаются. В два и одну десятую выше плановых. Разве это от нас зависит? Вот поглядите! Она выхватила из папки бумаги, проворно обежала стол заместителя и развернула перед ним ведомость.
— Вот фактические, — Лида напористо ткнула пальцем в колонку цифр, — а вот плановые.
— Погодите, не тараторьте над ухом, — остановил Лиду Иван Лукич. — Я ведь тоже немного в цифрах разбираюсь. Дайте-ка посмотрю… Так… Верно. А амортизацию крана почему на две машино-смены посчитали? Он же у вас в одну смену работал… Да еще раскрутили на весь месяц. Для таких колонн ему от силы пять дней работы.
— Так у нас же аренду трест механизации из расчета двух смен берет. Насчитали за все время, что кран у нас находился, — стала оправдываться Лида, смущенная тем, что заместитель министра углядел натяжку в ведомости. — Куда же нам эти затраты относить?
— На убытки полагается относить, раз не сумели работу крана организовать. Прежде чем такой кран брать, надо было фронт работ подготовить, а у вас шиворот-навыворот… А потом все грехи на себестоимость монтажа списываете… Чем же вам железобетонные колонны не по нутру?
— Тяжелые они очень, Иван Лукич, — сказала Лида, довольная тем, что заместитель министра перевел разговор. — Вот у меня расчет фактических затрат. По малогабаритным укладываемся в сметные нормы, а по крупногабаритным прямо прорва какая-то. Вот расчет только по трем элементам: по колоннам, по подкрановым балкам и по фермам.
— Почему именно эти конструкции выбрали?
— Да так… Просто под руку подвернулись, — туманно ответила Лида, не желая уточнять, что эти конструкции выбраны не случайно. Выбраны они по просьбе некоего младшего научного сотрудника, который три дня назад специально приезжал для этого на строительный участок, задержался в конторе до конца работы, затем проводил Лиду в дом с голубыми ставнями, познакомился с ее мамой, съел весьма калорийный ужин и уехал с последней электричкой.
— Глядите, какой на них несем убыток, — продолжала Лида, развертывая на столе калькуляцию за калькуляцией. — И что за дуралей такие махины придумал в железобетоне проектировать? Головой же надо соображать, где можно железобетон пускать, а где нельзя. Всякое же дело проще простого до глупости довести… Пословица еще такая есть, что заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет.
«Застенчивая, — ухмыльнулся Иван Лукич, вспомнив слова секретарши. — Такой «застенчивой» на узкой дорожке не попадайся».
— Я еще доберусь, кто эти колонны придумал делать, — разгорячившись, продолжала Лида. — Сосчитал бы сначала с карандашом в руках да о кранах сообразил… У нас на весь трест один пятидесятитонный кран, а такие махины на трех участках монтируют. Нет, заставить бы этого умника самого на монтаже покряхтеть…
— А вы считаете, что не кряхтели? — неожиданно рассердился заместитель, снял очки и устало потер глаза. — Не то еще монтировали… После войны домны целиком поднимали… Будто вы одни в Грохотове герои.
— Мы, конечно, не герои, — Лида сбавила тон. — Только голова у нас есть. Что хорошо, а что плохо — сообразить тоже можем. Не в премии же в конце концов дело. По правде же надо смотреть! Сколько по всей стране таких участков, как наш?.. Тысячи! Вот и прикиньте, много или мало таких лишних затрат вылезает.
«Много», — мысленно согласился с Лидой первый заместитель министра, не один десяток лет проработавший на больших и малых стройках и вот теперь сидевший в высоком и ответственном кабинете, куда пролезла-таки эта настырная и головастая девчушка.
— С одной стороны здесь, товарищ Ведута, смотреть нельзя, — Иван Лукич надел очки и придвинул к себе калькуляции. — Стоимость монтажа — это одна сторона дела. Может быть, мы проигрываем здесь, но зато крупно выигрываем на изготовлении…
— А транспорт? — перебила Лида заместителя. — Мы же их за его пятьдесят километров возим… Вы бы послушали, как водители ругаются. При такой езде МАЗа всего на три месяца хватает. Это тоже надо прибавить. У меня, конечно, данных по транспорту нет, но по правде же их тоже следует приплюсовать к убыткам.