Роза не слышала имен, но видела, что один из десяти-таки проходит дальше, туда, куда ее вряд ли ждут.
Она залезла на лавку, чтоб посмотреть, что творится дальше этой «проверки на вшивость», как про себя прозвала адскую воронку, куда просачивались избранные, и увидела, что за ней производится еще один отбор. Из десятников выбираются единицы, которых отводят к пришвартованной небольшой каравелле, скорее всего, чтоб плыть на огромную яхту, что словно гигантская новогодняя елка переливалась в море. «Индивидуальная модель, единичный экземпляр, по последнему слову техники», – отметила про себя Роза. Рафе такие не нравились.
– Посудины походили на гробы, – говаривал он, отмахиваясь. Привычны и любы взгляду казались лодки старого покроя, бравые, остроносые, словно резвые дельфины, смело мчащиеся наперекор стихии.
Роза еще раз убедилась, что два кардона из телохранителей ей не обойти никак. Значит, надо будет брать каравеллу с Пако на абордаж, а бабушка была уверена, что ее принца обязательно выберут из этой толпы и повезут на смотрины к тому, кто развешивает скандальные плакатики, зовущие не уважать мнение бабушек.
Она уже хотела было бежать к берегу, искать кого-то, кто бы мог помочь с лодкой, но увидела того самого Антонио, друга внука, тот печально возвращался назад, верно не услышав своей фамилии в лотерейном списке счастливчиков.
– Да что вы переживаете, тетя Роза! – бросил ей Антонио. – Пако всего лишь не хочет прозябать в этой дыре и превратиться в еще одного колхозника. Оставьте его в покое уже в конце концов! – и помахав руками, что не желает слушать старческих бредней, ретировался.
Бредней-небредней, а материнское, то есть бабушкино, сердце не обманешь. Хоть пусть миллион золотом ей предложат, но Кривая Роза не повернула сейчас б домой. Зная, чувствуя, что на люксовой яхте с целый дом творится ад. Кстати, слово «люкс» – вспомнила Роза, переводилось, как «дьявол».
Она оббежала пару-тройку лодчонок, поговорила с моряками, поздно собирающимися в море за кальмарами, но те отказались плыть ни за какие деньги. Встретила мнимых террористов, уже пьяненькие они залазили в свой катер, желая видимо проветриться в компании таких же не трезвых девушек, разодетых в блестящие лоскутки, еле прикрывающие телеса. Их она не хотела просить о помощи, но время бежало, еще чуть-чуть и дверь за Пако закроется. И возможно навсегда.
– Ребята миленькие, – жалобно попросила Роза туристов-террористов на ломанном английском. – Я знаю, вы меня не поймете, но просто поверьте на слово старой бабке. На той лодке, – Роза говорила громко, голос срывался на хрип от нервозности, – находится мой внук. Его везут туда, – она махала руками, жестами пытаясь показать, что творится неладное. – Мне тоже очень надо туда.
Она не знала, понимают ли ее эти иностранцы, посматривающие кто хмуро, кто с ухмылкой. Рыжий молчал, прищурившись, слушал взволнованную старушку с увядшими кудряшками, облепившими мокрый лоб, словно ее с ног до головы облили ушатом холодной воды.
– Ди, подай даме руку, – сказал Рыжий, не оборачиваясь к компаньону. – Сеньора, – теперь он обратился к Розе на прекрасном испанском хоть и с акцентом, в миг растеряв пьяные замашки и туристический прикид. – Поедем. Точнее поплывем.
Девушек попросили уйти, те ошарашенные стали возмущаться, но им доходчиво объяснили, что они лишние.
– Кальмары! Кальмары! – кричали чернокожие ребята, размахивая руками, показывая на море. – Мы едем ловить кальмаров! Амор найн! Амор маньяна!
Рыжий вложил одной из них в руку несколько купюр и поцеловал.
– Ло сьенто, гуапа, и аста ла виста.
Девчонки не обиделись, хоть и удивились, что вместо них красивых и молодых богатенькие туристы решили прихватить рыжее кривое страшилище.
– Ждать долго, – зачем-то сказал Рыжий. – Они делают тесты. Минут десять на забор крови. Минут десять на результат. Десять минут посадка. Десять минут на отплыв. Мы перехватим их на полпути.
Роза судорожно, будто не дышала до этого, вдохнула морской воздух и зачем-то посмотрела на звезды.
Она хотела спросить: какие тесты? куда везут молодых людей? почему избавились от девушек? зачем захватили ее? Кто на самом деле они такие, протрезвевшие за одну минуту зеваки, превратившиеся в солдат?
Но катер резко сорвался с причала и рванул в ночное море. Мысли оборвались. Рыжая в кудряшку челка Розы неслась сзади. Мысли более не поспевали за вопросами.
Ехали молча, но женщина не чувствовала себя в опасности. Наоборот, странным образом, присутствие сильных незнакомцев успокаивало.
– Вы неонацисты? – наконец не выдержав, спросила она, воспоминая телевизионные ролики про «пошутивших» ребят в масках. Высказывались разные версии: от простой шутки глупых молодчиков до неонацистких движений, которые словно плохие грибы после токсичного дождя взошли и продолжают всходить по всему свету.
– Меня зовут Тиль, – усмехнувшись, представился Рыжий и назвал по именам всех друзей.
– Нет, мы антиглобалисты, или… нас так называют. Хотя антиглобализма не существует. Ведь мы все пользуемся сортиром?! – пошутил Тиль, но Роза поняла его шутку и невесело кивнула.
– А вы коммунистка? – теперь спросил он.
Роза до этого никогда не задумывалась к какой политической партии принадлежит. И хотя придерживалась коммунистических позиций, это правда, все же радовалась и гордилась демократическими достижениями Испании, где пенсионеры жили так, как должны были жить при коммунизме. Чего, судя по репортажам, не было ни в одной из коммунистических стран, из которых вышли великие вожди всех времен и народов. Каждый раз голосовала за социалистов, хотя и болело сердце, видя их много раз увозимых в наручниках за коррупцию в тюрьму. Всегда оправдывая подобные явления тем, что раз правосудие восторжествовало, значит, демократическая система все-таки работает. Хоть президента как и короля в их стране давно никто не выбирал.
– Наверное, – неопределенно выразилась Роза, а потом неожиданно расплакалась, выложив как на ладони все злоключения, которые произошли с ней и которые могут произойти с ее внуком Пако, собственно поэтому она попросилась к ним на лодку.
– Вы же туда плывете, да? – вытирая слезы спросила она.
Ребята слушали молча ее сердечные излияния и не останавливали, не ругали и не обнадеживали. Создавалось ощущение, что они знали, что все, что несет эта сумасшедшая бабка правда.
– Фотосессия в самом разгаре, – прервал Розу чернокожий паренек, имени которого она не запомнила, и была уверена, что оно вряд ли настоящее. Он подал большой бинокль с ночным видением сначала Тилю, тот удостоверился в зрелище и передал его дальше Розе.
Зная, что увидит нечто страшное, женщина взяла аппарат в руки и некоторое время с ужасом и холодом в груди всматривалась, настраивая зрение. То, что она увидела, было в общем-то не так кошмарно, как представлялось. Обычная оргия, местами напоминающая насилие. Подобное смотрят по платным каналам сумасшедшие взрослые. О таком Роза и ее кофейные компаньонки много раз говаривали и посмеивались на своих посиделках, критикуя современных людей за мерзкие наклонности и превращение в животных.
Но только сейчас было не смешно, ведь это могли совершить с Пако.
– Вы едете туда убивать? – прямо спросила Роза.
– Нам нужна только одна голова, того, который сейчас сзади. Если случаться еще жертвы, это входит в риски.
– Но ведь… – Роза не желала впадать в политические дискурсы с террористами или антиглобалистами, поди их разбери, в чем разница, но не могла остановиться. – Тиль, жертвы – это плохо. Ведь у каждого мальчика есть мама, папа, бабушка…
– Жертвы? – он усмехнулся, но как-то серьезно, все еще глядя в бинокль, не на Розу. Потом опустил его, отдал какие-то команды, и совсем без смеха сказал ей то, что она знала, как никто другой, вместо журналов про помаду каждый день читая статьи, прогнозы, политические трактаты, за много лет предсказавшие катастрофические события, стоящие прямо на пороге у человечества. – Сеньора, за последние десять лет около двадцати стран мира, из которых к слову вышли мы, – он указал на компаньонов, – пропали с карт планеты. Территории есть. Остались кое-какие названия и то не все. А людей и стран больше нет. Миллиарды жертв. Беспрецедентное вероломство. Не прикрытый геноцид. – Тиль говорил бесстрастно, как будто читал лекцию. Может быть, поэтому его слова врезались в память словно острые дротики в мягкую мишень. – Мы всего лишь пришли за этим… сеньором, который желает сделать из вашего гнезда публичный дом. Ну и еще парочка грехов за ним водится. – Наконец он улыбнулся, показывая великолепные ровные зубы. – Если вам будет спокойнее, – он нагнулся к ее уху. – этот ублюдок не человек. Не тратьте слезки на его похоронах.
– Вы отпустите нас живыми? – не отводя глаз от глаз Рыжего, задала Роза главный вопрос.
– Конечно, мы ж антиглобалисты, а никакие-то там головорезы. И, сеньора, por favor, мы не боимся, что вы запомните наши лица. Вряд ли вы когда-то их забудете, – он рассмеялся, смех поддержали друзья, – еще меньше риск, что побежите в полицию рисовать карандашом мой нос. Вы не найдете нас в полицейских папках, даже если нарисуете маслом каждого из нас. Запомните нас как революционеров невидимого фронта «Тиль и его команда. Юно-европейский фронт». Этого достаточно для мемуаров.
Роза кивнула, но в голове не укладывалось, ведь революция – это переворот власти. Неужели Рыжий Тиль хочет стать губернатором или президентом этих земель?
Лодка остановилась. Двое встали на страже с биноклями, мониторя берег и море. Остальные принялись разворачивать тюки, которые были сложены в маленькую подсобку внутри катера.
– Революция снизу невозможна априори. Все, что описывают учебники истории, а также транслируют зомбоящики, чушь и бредни для сельских бабушек, – продолжал говорить Тиль, как бы отвечая на немой вопрос женщины о революционерах. – Вы и еще сотни тысяч простых людей по всему миру можете отстоять одну, максимум две демонстрации в плохую погоду и разойтись по домам продолжать хлыстать молоко и кушать печенье. И это правильно. Поэтому вы – мирное население.