Владислав скривился. Было такое ощущение, будто его заставляют все нижнее белье достать, развернуть и показать. От этого делалось неуютно.
- Помимо личных вещей и украшений она взяла свой ноутбук, блендер (мне новый пришлось купить), машинку швейную и электрогриль. Вроде все.
- Боже, какой ты мелочный! – Оксана поджала губы.
- Истица, а вы перечисленное имущество в раздел не включили по какой причине?
- Это личные вещи.
- Не более личные, чем компьютер и станок для обработки дерева. Так, стороны. Предлагаю ложки-вилки поделить самостоятельно и не втягивать суд в решение ваших бытовых вопросов. Настоятельно рекомендую по этому пункту заключить мировое соглашение. Дальше квартира. Ответчик, вы согласны с оценкой квартиры?
- Нет, – Влад свел брови к переносице. - Она в ипотеке. Ее стоимость должна исходить из того, что мне еще кредит выплачивать четыре года.
Судья полистала дело.
- Истец, где информация по кредиту?
- Я консультировалась, кредитные обязательства — это не имущество, они не делятся! Поэтому не включила.
- Замечательно, не делятся! – Влад повернулся к Оксане. - То есть я три месяца просто так ипотеку плачу? По доброте душевной?
- Ну, ты же там живешь, не я.
- А где мне предлагаешь жить? На улице? Это ты ушла, Оксана. Ты меня оставила с месячным ребенком на руках и кучей нерешённых вопросов. А теперь хочешь, чтобы я денег тебе заплатил? Где я их возьму, по-твоему?
- Нечего было, как бабе, в декрет уходить, а теперь не плачься, что денег нет.
- Я не…
- Стоп! – судья, наконец, нашла под папками с делами деревянный молоток и от души стукнула им. – А ну прекратили препираться! Отвечать суду надо. Разговоры друг с другом в коридоре вести будете! Что за ребенок? Почему в иске нет данных по несовершеннолетнему с указанием возраста и информации о том, с кем из родителей остается?
- Потому что этот ребенок не имеет к нам никакого отношения! Ко мне, во всяком случае, - выпалила разгорячённая спором Оксана.
Судья, повидавшая за свою карьеру много чего, на этот раз лишь удивленно склонила голову, рассматривая парочку «завявших помидоров». Вначале все шло как обычно. Таких исков, как у этих Нестеровых, приходило по штуке в день. Одному - все, а второму - дырку от бублика и кредит, и не важно, кто истец. Мужчины хотели свое все так же рьяно, как женщины. Обиженная сторона старалась отыграться финансово или эмоционально, не считаясь с сопутствующими потерями. Как правило, одни и те же разводящиеся сначала делили имущество: долго, обстоятельно, с оценками, контроценками, экспертизами, свидетелями, фотографиями и грязными подробностями. Потом, вторым заходом, присуждали алименты и под самый конец, как вишенка на торте, начинали делить время детей. Решения, в которых описывалось, сколько часов и по каким субботам папе можно встречаться с собственным ребенком, злили сильнее всего. Так и хотелось запереть горе-родителей в кабинете и натыкать носом в дело, как напакостивших животных, спрашивая: «Кто детей в угоду своих обид использует, кто?» Увы, так можно было делать только в мыслях.
Так вот, разводящаяся пара вначале ничем особенным не отличалась. Типичное «все мое – мое, все твое – тоже мое». Но брошенные в перепалке фразы про ребенка и декрет заставили еще раз пролистать пока не очень большое дело. Пусто. А истица явно на взводе и при этом темнит.
- О каком несовершеннолетнем идет речь?
- У нас заключен опекунский договор на год, на опеку малолетней Нестеровой Яны Владиславовны. Спора о ребенке нет, девочка живет со мной. Опека условия проживания проверяла крайний раз в июле. Акт имеется, все в норме, – отчитался Владислав.
Судья откинулась в кресле. По большому счету опека над ребенком никакого отношения к спору не имела. Тем не менее реакция истицы вкупе с полным попаданием в фамилию и отчество ответчика наводила на разные мысли. Решив для себя, что при первой же возможности подробно расспросит опеку об этой ситуации, закрыла подготовку к делу.
- Рассмотрение дела ставлю на сентябрь. Стороны, советую вам к этому моменту решить вопрос с бытовыми предметами и с квартирой, иначе мы тут с вами надолго засядем. Договаривайтесь хотя бы по тем параметрам, по которым спора нет.
Когда за сторонами закрылась дверь, судья сделала пометки в деле, чтобы через месяц вспомнить о тех вопросах, которые задавала на подготовке. Потом посмотрела расписание процессов с участием опеки. Обнаружила ближайший на четыре и приклеила на стакан для письменных принадлежностей стикер «Яна Владиславовна Нестерова».
***
Влад позвал Оксану в кафе. Хотелось нормально поговорить вживую, не по телефону, без давления судьи. Спокойно, не торопясь. Яну взяла к себе на дачу мама. Они там с бабушкой как-то справятся, хотя малая активно пытается ползать и тянет все в рот. За ней глаз нужен.
Оксана приглашение приняла, и какое-то время они сидели молча и ждали заказ. Наконец супруга не выдержала, накрыла своей ладонью Влада руку:
- Ты помнишь, тут было наше первое свидание. Ты так нервничал…
- Окса, зачем ты это делаешь? Зачем ты мучаешь меня? К чему эти слезы, воспоминания? Ты думаешь, я железный?
- Прости. Я думала, ты специально меня сюда позвал… – она убрала ладонь и схватилась за чашку.
- Нет. Да я и не помнил, где мы с тобой первый раз ужинали. Просто это кафе, ближайшее к суду. Оксан, давай поговорим. Что ты хочешь? Про квартиру я понял. Сегодня же созвонюсь с риэлтором и банком, выставят на продажу. По вещам – забирай, какие нужно. Хоть все. Мне только станок мой оставь по дереву, а то стол дома сломался, отремонтировать надо. С машинами понятно. Гараж мой.
Оксана вздохнула и прикрыла глаза. Хотелось согласиться, махнуть рукой и не драться из-за мелочей. Гараж, действительно, был куплен в браке, но за десять тысяч рублей и у родителей Влада. В общем, так было бы честно, но червь обиды не спал. «Влад даже не помнит это место и наше первое свидание не помнит. Значит, я для него никто, пустое место, а раз так, то и сожалеть не о чем».
- Нет, гараж мы поделим пополам. На остальное я согласна. Из вещей подумаю, что забрать, но мне их ставить некуда.
Она помолчала, собираясь с мыслями, посмотрела в окно, на проезжающие мимо машины, на людей, спешащих по делам, и, наконец, задала вопрос, который ее интересовал:
- Влад, а ты встречался с Яниной матерью?
Владислав поднял брови и отрицательно помотал головой.
- Нет, опека сказала, что ее нашли и будет суд. Даже два, кажется. Уголовный и по лишению прав. Но я ее лично не видел.
Оксана вздохнула. «Интересно, он действительно не понял вопрос или настолько естественно сделал вид, что не понял. Не о том же спрашиваю. Не- ужели не помнит, как год назад дома не ночевал. А что, может быть. Свидание наше первое не помнит, с кем ночь провел, не помнит, и о том, что от него духами женскими смердело за километр, тоже не помнит. Вот такая короткая память на события».
***
После процесса на четыре часа судья под видимым предлогом задержала представителя опеки. И пока секретарь бегала и ставила печати на не имеющем особого значения определении, задала вопрос, который ее волновал добрую половину дня:
- Лариса Ильинична, у меня тут дело, в котором интересы несовершеннолетней могут быть затронуты, хочу с вами проконсультироваться. Есть ли смысл опеку подключать или нет.
Специалист хмыкнула, уж она-то знала, что судья Савельева крайне редко нуждается в чьих-либо советах.
- Какое дело?
- Расторжение брака с разделом имущества, но у них там еще опекунский договор заключен…
- Нестеровы что ли? – и, дождавшись кивка, продолжила: - Помните по весне публикации о том, как парень ребенка чуть живого в контейнере нашел? Ну, так вот это был Владислав.
Судья вспомнила угрюмого взъерошенного мужчину со складками между бровей и покачала головой.
- Тогда почему у девочки такая фамилия с отчеством?
- А, это в больнице постарались, - усмехнулась представитель опеки.
- В больнице постарались, а супруга, кажется, думает, что имеет место вселенский заговор.
- Ага, индюшка тоже думала, а потом в суп попала. Мамашку девочки нашли. Через неделю уголовный процесс по ней будет, и, кстати, мы иск подали о лишении ее прав.
- А ваш кто рассматривает?
- Не знаю еще.
Судья быстро постучала пальцами по клавиатуре.
- Отписали уже. Ох, жалко не мне. Посмотрела бы я на эту девушку. У Панюшкина дело, на двадцать пятое сентября назначено.
Глава 14, в которой каждый старается в меру своих сил и возможностей
На улице стояла типичная для конца июля жара. Две недели экстремально палящего солнца, плавящего асфальт и дробящего камни в пыль. Воздух плыл, дрожал, искажая окружающий мир, показывая его зыбкость. В такую погоду сидеть бы дома в тени штор или в кабинете под вентилятором, но нет - лейтенант Ситников Станислав Егорович, участковый Липовецкого сельского поселения, вынужден был стоять у раскалённой металлической калитки и во все горло кричать:
- Мария Филипповна!
Блохастый пес вяло гавкнул и спрятался в куцей будке.
- Мария Филипповна!
Участковый грохнул ногой по забору. Настроение было отвратным, и молодой человек еще раз от души пнул гофрированный металл. Звук разорвал знойную тишину улочки.
- Мария Филипповна!
В будку полетел камень. Ударился о шифер покатой крыши и покатился вниз. Собака снова вяло гавкнула.
- Померла ты там что ли, коза старая?! – выругался участковый и добавил несколько нелицеприятных, но ценных для лингвиста эпитетов в адрес хозяйки дома. - Иди уже сюда, швабра трухлявая.
В отдалении наконец-то зашуршал гравий. Кто-то, не очень стараясь поднимать ноги, шаркал к источнику шума.
- Кто там балагурит средь бела дня? – прокаркала женщина, действительно внешне больше похожая на метлу для мойки палубы, чем на представительницу прекрасного пола. Вся обрюзгшая, неопрятная, всклокоченная, в засаленном халате с разными пуговицами и в стоптанных зимних ботинках на босую ногу, она вызывала отвращение. – А, это ты Стасик?! Ну что, как не родной, проходи.