И далее:
«На улицах Ришелье и Вивиенн, где были подъезды к бюро Компании, лица, алкавшие подписаться, подвигались вперед тесной вереницей, которую не расстраивали в продолжение многих дней ни голод, ни жажда, ни сон, ни усталость; многие запасались провизией, одни кряхтели под тяжестью мешков с деньгами, другие боязливо прижимали к груди туго набитый портфель. Давка людей и экипажей была такова, что ежедневно были или задавленные или вынесенные со сломанными членами; быть может, последние менее горевали об увечье, чем об акциях, которых они вследствие этого лишились».
Но, как говорилось уже не раз, любая пирамида существует лишь до поры до времени. К середине 1720 года во Франции появились первые признаки грядущего краха.
Отчасти их спровоцировал сам Ло, распорядившись принимать в оплату за акции исключительно металлические деньги. При этом для покупки требовалось предъявить акции предыдущих выпусков. (Помнится, в начале 1990-х была у нас тоже такая забава: приведи с собой четырех друзей и получишь видеомагнитофон бесплатно.)
Как следствие — доверие к бумаге постепенно начало падать, а к золоту и серебру — наоборот, расти. Некий делец по фамилии Вермале прославился тем, что вывез в Бельгию на телеге целый миллион серебряных ливров, упрятав их толстым слоем навоза; деньги, известно, не пахнут.
Тщетно герцог Орлеанский, по настоянию Ло, пробовал ограничить хождение презренного металла; своим указом он даже запретил гражданам иметь свыше 500 ливров золотом и серебром на одну душу. (Разница подлежала конфискации, причем обыски поручено было проводить самой же Миссисипской компании.) Кроме того, запрещено было иметь у себя какие бы то ни было драгоценности и изготавливать золотые изделия тяжелее одной унции.
Для успокоения населения в ход пускались любые средства: торжественно, на глазах многотысячной толпы, Ло отправил в Луизиану пароход с 6 тысячами золотоискателей на борту. (Уже потом выяснится, что золотоискателей наловили в самых злачных притонах Парижа, отмыли, почистили и выдали блестящие кирки. Лишь незначительная часть из них сдуру уплыла в Америку; большинство же — моментально пропило новую одежду вместе с инструментами.)
Но и эти усилия были тщетны. Все большее число французов судорожно пытались избавиться от акций и ассигнаций и запастись холодным металлом, или, на худой конец, драгоценностями. Именно тогда и появилось во французском языке хорошо нам знакомое словечко «ажиотаж» — от итальянского l’aggio; в переводе — превышение рыночной котировки акций над номиналом.
И в конечном счете случилось то, что обязано было случиться — пирамида рухнула. 27 мая 1720 года размен бумажных банкнот был остановлен. Банкноты (а их напечатали уже на 2,5 миллиар-
да) власти принялись изымать из оборота, возвращая наивным согражданам всего лишь четверть номинала.
Однако и за эти крохи требовалось побороться; в банках творилась форменная ходынка. Люди занимали очередь за сутки вперед. В Париже начались погромы и беспорядки.
«Франция пришла в великую скудость, — доносил летом того года русский агент в Париже Алексей Юров, — понеже ни у кого денег нет ничево, а ходят только билеты банковые, которых в коммерцию нихто не берет, отчего много помирало з голоду. А в банке не платят больше десяти гульденов, а ныне и ничего не дают. Но когда платили оные по десяти гульденов [за] билеты, тогда множество великое приходило народу, и от тесноты и от жажды великой, чтоб иметь деньги, нахаживали мертвых человек по 30 и по 40 в день в банке…»
Джон Ло тайно, по-воровски бежал из Франции. Это было максимумом, что мог сделать для него друг-регент. Все его имущество было конфисковано, а родной брат-компаньон отправлен в Бастилию. На долгие годы вперед Франция вновь погрузилась в пучину нищеты.
Ло, он же Жасминный Джон, прожил еще 9 лет, кочуя по разным странам и бегая от кредиторов. О повторении финансовой своей виктории он более никогда не помышлял, зарабатывая на жизнь, как и в прежние времена, игрой. В 1729 году он умер в Венеции в безвестности и нищете. Но дело Джона Ло надолго пережило его самого…
Дело Ло живет. И побеждает?
Совсем недавно британская газета «Гардиан» опубликовала список 25 главных виновников мирового кризиса. В этом своеобразном «хит-параде» есть имена и президентов, и банкиров, и финансовых авантюристов. Но пальма первенства единодушно присуждена бывшему руководителю Федеральной резервной системы США Алану Гринспену.
Гринспен Алан (р. 1926) — председатель Федеральной резервной системы США (1987–2006), один из самых влиятельных мировых финансистов. Интерес к экономике пробудился у него еще в раннем детстве под воздействием отца — биржевого брокера. В 5 лет Гринспен легко складывал трехзначные цифры в уме. В девять — прочитал написанную отцом книгу «Впереди — выход из кризиса». Откуда Гринспену-старшему было знать, что через семь десятков лет Америку захлестнет новый кризис, и одним из виновников оного станет его собственный сын
Для Америки — Гринспен фигура почти мистическая. Без малого три десятка лет он возглавлял ФРС, пережив четырех президентов. До этого — руководил президентским Советом экономических консультантов. По степени влияния в экономической сфере не имел себе равных.
(Когда в 2006-м он ушел на покой, президент Буш, на вопрос, что предпримет он в случае какого-либо катаклизма, ответствовал: «Немедленно свяжусь с Аланом Гринспеном».)
Два последних десятилетия почти официально именовались «эрой Гринспена», считалось, что именно стараниями главы ФРС в Америке случился самый продолжительный в ее истории рост экономики.
Но, как известно, единственно верным мерилом может быть только время.
И сегодня Гринспена клеймят позором ровно за то, за что вчера еще пели осанны. Именно «лучший глава ФРС XX века» раздул безразмерные пузыри ипотеки и деривативов; и именно они, оглушительно лопнув, привели к мировому кризису.
Если о пузыре ипотеки мы уже упоминали, то о деривативах — любимом детище Алана Гринспена — надобно сказать несколько слов.
Деривативы — это вторичные ценные бумаги, попросту — акции акций. Они как бы обеспечивают то, чего нет еще в природе.
Предположим, вы решили разработать новое угольное месторождение. Но денег у вас нет.
Конечно, можно было бы взять кредит, только вот беда — вы закредитованы уже под завязку, да и допэмиссии никто вам не разрешит. Значит, остается единственный вариант — взять в долг не под реальный залог, а под то, что лишь должно появиться в будущем — то самое угольное месторождение, которое существует пока только на карте. Под виртуальный воздушный замок.
Если кто читал в детстве книжку про Незнайку на Луне, помнит, должно быть, что герои ее выпускали акции «Общества гигантских растений». Эти акции — земной морковки и клубники, которых никто из лунных жителей не видел — и есть самый настоящий дериватив.
И акции «Миссисипской компании» им. Джона Ло — тоже дериватив. Потому как в случае банкротства получить что-то у заемщика будет невозможно, разве только картинки с красочными видами Луизианы.
Ничего преступного в этом, разумеется, нет; любое новое дело требует риска. Здесь важно именно чувство меры. А при Гринспене Америка, а вслед за ней и остальной мир чувство это утеряли напрочь.
К началу кризиса объем деривативов превышал реальный сектор экономики ровно в 10 раз. По данным, которые приводит в своем исследовании британский историк Найалл Фергюсон, в 2006 году совокупный объем мировой экономики составлял 47 триллионов долларов; сумма же деривативов, вращающихся на фондовых рынках, оценивалась в 473 триллиона.
То есть перед нами — очередная гигантская пирамида. И главным архитектором этого проекта был не кто иной, как Алан Гринспен, который, в свою очередь, не стесняясь, называет себя… учеником Джона Ло.
Точнее, не совсем так. Гринспен является приверженцем кейнсианства — школы экономической мысли, созданной британским экономистом XX века Джоном Мейнардом Кейнсом. А вот уже Кейнс — тот точно, без дураков, считал себя последователем Джона Ло; современники именовали его чуть ли не реинкарнацией Жасминного Джо.
Главная идея кейнсианства заключается в отказе от единого мирового стандарта и максимального снижения госрегулирования макроэкономики.
Что же до печального опыта Ло, то Кейнс искренне считал, что шотландец не являлся проходимцем и аферистом; он всего лишь, по средневековой своей дрему-чести, перепутал наличность с капиталом, за что и пострадал. Но мысль-то… мысль-то его была в сущности верной.
Зная об этом, стоит ли удивляться, что Америка породила мировой кризис. Удивительнее другое — почему наступил он столь поздно…
Кейнс Джон Мейнард (1883–1946) — экономист, основатель направления в экономической теории.
Историки практически убеждены, что Кейнс обладал нетрадиционной ориентацией и даже записывают ему в «подружки» художника Дункана Гранта. Так или нет — свечку не держали; однако в 1925 году он женился на русской балерине Лидии Лопуховой и даже пару раз приезжал в СССР. Детей у супругов не было.
Как представитель министерства финансов, Кейнс участвовал в Парижских мирных переговорах 1919 года и даже разработал собственный план послевоенного возрождения экономики Европы. Принят он не был, как и предложения Кейнса по восстановлению немецкой экономики. Неизвестно, как бы повернулась история, если бы план Кейнса был принят: может, Гитлера и не было бы.
Кейнс был типичным теоретиком. Ни в одной стране его идеи не были воплощены в жизнь. Напротив, не раз он оказывался посрамлен. В 1929 году Кейнс объявил, что экономика будет только расти, и рецессии не грозят. А ровно через 2 недели грянул кризис, переросший в Великую депрессию. В этом кризисе сгорели и его собственные капиталы.
Кейнс — это почти Карл Маркс. Только с обратной валентностью…