В 1576 году француз Жан Боден (1530–1596) заметил, что рост цен всегда начинается с Испании. Все дорожает именно там, а потом уже волна доходит до других стран; и чем дальше она расположена — тем позже доходит.
Жан Боден высказал невероятно смелое для тех времен предположение: причина «революции цен» именно в обилии американского золота и серебра.
В Англии Уильям Стаффорд и Джерард Малейнс сделали еще одно наблюдение: испанское золото обогащало вовсе не Испанию, а Голландию, север Франции, Англию. Гост цен на товары? Вот и выигрывали те, кто их производит. А Испания ничего не производит, а только за все платит. Как ни парадоксально, но этот кризис был вызван богатством!
Английские ученые предположили, что ценность денег не абсолютна. Она определяется соотношением количеств товаров и денег. Эта теория под названием количественной теории денег дожила до нашего времени.
Коперник Николай (1473–1543) — польский астроном и якобы атеист и враг церкви.
О том, что он был еще и экономистом, знают даже меньше, чем о том, что он был, вообще-то, священником.
Еще в 1526 году, в работе «О способе чеканки монеты», он первым в мировой истории поставил финансовый кризис в один ряд по значимости с войнами и неурожаем. По версии Коперника, механизм обесценивания денег заключался в том, что население предпочитает расплачиваться плохой монетой, а хорошую — держит, как сокровища.
Чуть позже лорд Томас Грэшем (1519–1579), министр финансов королевы Елизаветы I, сформулирует эту мысль еще более четко: «Плохая монета вытесняет хорошую».
Но на счету Коперника не только экономическая теория, но и успешно реализованный проект по введению в Польше новой монетной системы. Что же до дела его жизни — гелиоцентрической системы мира, то католическая церковь при жизни Коперника воспринимала ее достаточно благосклонно, вероятно, как забавную математическую шутку. Ведь какая разница, что вокруг чего вращается, важно — кто всю эту систему запустил, не правда ли?
Раньше считалось, что чем больше золота, тем лучше! И монету ведь портили потому, что золота и серебра не хватало.
Испанцы искренне не понимали, что происходит. Они даже старались препятствовать исходу денег из страны. В XVI веке за вывоз золота была установлена смертная казнь. Но деньги все равно уплывали, и платила их сама же казна: Испании нужны были корабли, канаты, оружие, порох, инструменты, ткани. Американское золото оплачивало труд английских ткачей и голландских корабелов.
В Англии в 1440 году приняли похожий закон: об истрачении. Все иностранцы, привозившие в страну свои товары, должны были тратить выручку на покупку исключительно местной продукции. Английские же купцы-экспортеры обязаны были хотя бы часть своих доходов возвращать на родину наличными деньгами.
А в XVI веке Закон об истрачении отменили! В нем больше не было необходимости. Вот и получалось: богатство страны — это вовсе не количество золота! Это род занятий ее народа. Профессиональный и социальный состав населения. Богаты те, кто умеет много и хорошо производить.
Многоженство и людоедство
Нелегко приходилось и Германии. Там тоже регулярно вспыхивали финансовые кризисы.
Поток американского серебра до берегов Рейна и Одера почти не доходил, а местные рудники истощались. Цены росли, как и везде, хорошего же серебра было мало. В конце XVI — начале XVII века в Германии начался очередной кризис.
Чтобы избежать смуты, германские земли и вольные города начали чеканить разменные монеты из низкопробного серебра. Полновесные талеры и гульдены они пускали в переплавку — чтобы из 10 высококачественных сделать 12–13 порченых.
«Зло чувствовалось ежедневно и ежечасно повсюду и всеми классами населения, на мызе и в риге, на наковальне и у ткацкого станка, на волнах океана и в недрах земли. Ничего нельзя было купить без того, чтобы не происходили недоразумения. У каждого прилавка ссорились с утра до вечера. Между рабочими и работодателем регулярно каждую субботу происходили столкновения. На ярмарке и на рынке непрерывно шумели, кричали, ругались, проклинали друг друга, и было счастьем, если дело кончалось без сломанных ларей и без убийства», — писал об этих временах английский историк Маколей (середина XIX в.).
Во время Тридцатилетней войны (1618–1648) в прибыльнейшей порче монеты приняли участие все враждующие страны.
Война была страшной и кровопролитной, она унесла до трети всего населения. В некоторых землях Германии пришлось даже вводить многоженство: для компенсации численности населения. Кое-где дозволялось торговать человеческим мясом.
Вот это — действительно был кризис…
Между прочим, немецкие историки называют то ужасное время wippen-kippen; Wippe — весы, kippen — отделять. Тем самым давая нам понять, что причина братоубийства и людоедства крылась в первую очередь именно в экономике.
Порча монеты приняла в Германии характер всеобщий. Полноценные деньги отделялись при помощи весов и оплачивались чеканенными из них с добавлением меди испорченными монетами. В полном соответствии с законом Коперника-Грешэма, качество находившихся в обращении денег все более ухудшалось. Их перестали принимать чиновники и наемные войска, начались бунты.
Тюльпанная лихорадка
Может, надо поискать другой эквивалент? Не золото? Золото и само по себе товар… Надо найти что-то такое, что было бы еще абстрактнее… Имело бы еще меньшую коммерческую стоимость.
В XVIII веке голландцы решили, что такой эквивалент они нашли. Голландия считалась тогда богатейшей страной Европы, а возможно, и всего мира. Самые современные для того времени производства, торговля, экспедиции за пряностями, золотом, колониальными товарами в Америку и Юго-Восточную Азию давали Голландии громадные барыши. Эти деньги «прокручивались» на крупнейшей в мире Амстердамской бирже[11]…
В 1630-х годах биржи зафиксировали невероятный рост стоимости… тюльпанов.
Тюльпаны в Голландии любили всегда. Разводить их — национальная традиция голландцев, и конечно, луковицы ценных сортов могли стоить дорого. В 1629 году цена за луковичку тюльпана не превышала 1–2 гульденов. Для понимания: пара хороших выездных лошадей обходилась в 100–200 гульденов, каменный дом в центре Амстердама — 1000 гульденов.
Но уже год спустя началось всеобщее умопомрачение, эдакая тюльпанная лихорадка. Луковичка сорта Semper Augustus стала стоить 4500 гульденов, а луковица «Адмирал Лифкен» — 4400 гульденов!
Цены на тюльпаны постоянно росли, стремительно обгоняя даже золото. В 1634–1637 годах за луковицу сорта «Адмирал Эн-кхузиен» платили уже 6 тысяч гульденов, за луковицу «Семпер Аугустус» — 13 тысяч.
Сохранилась старинная гравюра, на которой изображен тюльпан, стоивший 1500 гульденов. Красивый, белый с красными разводами, но ничего особенного. Таких и в наше время очень много на городских клумбах, которыми Лужков украсил всю Москву…
Разумеется, никаких веских причин помешаться именно на тюльпанах у голландцев не было. Те, кто остался в стороне от «тюльпанной лихорадки», с изумлением наблюдали за массовым безумием, не в силах понять совершенно неадекватного, как казалось, поведения людей.
Некий матрос, только что приплывший из колоний, а посему отставший от жизни, взял с прилавка луковицу и съел ее: он перепутал луковицу тюльпана с обыкновенным луком и уничтожил тем самым целое состояние! Мы не знаем ни имени матроса, ни срока тюремного заключения, к которому его осудили. Известно только, что назад растяпа уплывал уже в кандалах.
Выгоднейшим делом стало вырастить новый сорт. При удачном исходе можно было, верилось, обеспечить себя и всю семью на поколения вперед. Создавались компании, деньги вкладывались в будущие сорта тюльпанов…
Валютой стали даже расписки-обязательства садовника или любителя-селекционера вывести к определенному сроку новый сорт (своего рода фьючерсы). Такие бумаги продавали и покупали на биржах, и Голландия оказалась ими просто наводнена. Обязательств насчитывалось во много раз больше самих сортов.
Иногда, конечно, удача улыбалась тогдашним «Мичуриным». Например, жившие в Харлеме негры — африканцы, получившие свободу, — решили вывести черный тюльпан: как символ красоты людей с темным цветом кожи. Они напечатали в газетах объявление — призыв ко всем ботаникам мира, обещая премию в 10 000 гульденов. Город Харлем добавил денег… До 100 тысяч гульденов!
И некий ботаник сумел такой цветок создать! В честь черного тюльпана в Харлеме провели грандиозный праздник — было это 15 мая 1637 года.
Карнавальное шествие возглавлял президент Харлемского общества садоводов М. Ван-Синтес, одетый в черно-фиолетовый бархат и шелк под цвет тюльпана. За ним шел счастливый садовод (мы не знаем его имени, увы!). Следом несли громадный замшевый кошель, в котором красовалась обещанная награда: сто тысяч гульденов золотом (315 кг золота), т. е. по сегодняшним ценам — около 10 миллионов долларов. Замыкал процессию собственно сам виновник торжества — черный тюльпан на носилках[12].
На площади Ратуши тюльпан водрузили на высокий постамент, рядом с троном самого принца Оранского. Принц явился в окружении пышно разодетой свиты и обратился к народу с проникновенной речью…
Вот вам и скучная ботаника…
Вкладывать деньги в будущие сорта и в луковицы нового урожая можно было только с помощью бирж, выписывая векселя и заключая фьючерсные контракты. В Амстердаме, Роттердаме и Харлеме появились биржи, которые специализировались на торговле тюльпанами и на заключении таких сделок.
В Брюгге сам глава фирмы ван дер Берзе первым стал писать названия сортов тюльпанов и цифры котировок мелом на черных досках. Отсюда и пошла традиция писать котировки всех вообще товаров и акций на биржах… Именно так — легко стираемым мелом на грифельных досках. Подобным образом брокеры действовали вплоть до появления в XX веке электронных табло.