Кризис — страница 47 из 81

В 1907 году Морган и его друзья тайно спровоцировали обвал фондового рынка. Сделать это было не трудно, поскольку большинство мелких банков собственных серьезных капиталов не имели. Сумма резерва у многих составляла менее 1 %.

Разумеется, вкладчики толпами ринулись забирать деньги, а банки — столь же массово стали лопаться. И тут на авансцену в облике спасителя отечества явился благородный Морган. И объявил, что знает, как вывести экономику из кризиса.

С согласия Конгресса Морган напечатал 200 миллионов своих частных долларов. Эти деньги он щедро инвестировал в экономику, да и сам активно пользовался ими.

Через год кризис оказался побежден. Моргана чествовали как героя. «Всех наших трудностей проблем можно было бы избежать, назначь мы специальный комитет из 6–7 государственных мужей, подобных Джи Пи Моргану, дабы решать проблемы страны», — торжественно объявил во всеуслышание президент Вильсон.

То, что кризис организовал сам «государственный муж», выяснится позднее. К тому времени, однако, в руках нескольких крупных банков сосредоточится уже вся полнота финансового могущества. Правда, наследники Моргана сохранить былую империю так и не смогли, слишком уж оказались алчными и нетерпеливыми…

Главное — уметь вовремя остановиться, но во все эпохи именно это было самым сложным. Жадность — известно — ведет к бедности…

Бояре и окольничьи Алексея Михайловича вполне могли перестать чеканить медную «неучтенку» и гордо уйти с набитыми карманами. Не ушли, потому что не нашли сил сказать себе «хватит».

Так же точно не смогли остановиться откупщики во Франции конца XVIII столетия. Откуп налогов приносил им громадные барыши… Но королевский режим пал, и счастливыми стали считать себя лишь те, кто сумел избежать гильотины.

Или взять русских заводчиков начала XX века и их сановных покровителей вроде великого князя Михаила Александровича. На кризисе они вышли в миллионщики, и могли начинать каждое утро с шампанского и устриц. А тут — революция, которой они, получается, невольно подыгрывали… И миллионер-политикан Александр Гучков из властителя дум мгновенно превратился в политэмигранта. Умер в Париже — уже повезло, что не в расстрельном подвале.

Поразительная неспособность просчитывать партию хотя бы на два шага вперед!

Высшая финансовая знать Германии времен гиперинфляции не разорилась, даже округлила свои богатства. Но у нее хватало ума делиться. Король машиностроения и металлургии Гуго Стиннес покупал новые заводы и газеты. Но еще он принимал меры к тому, чтобы остановить гиперинфляцию, и давал деньги на войну с поднимавшей голову революцией.

А вот русские богачи плохо понимали, кому надо давать деньги. Что делали русские купцы типа Саввы Морозова? Их капиталы на что работали?

Иностранные богачи, спонсировавшие нестабильность в России, действовали хотя бы в интересах собственных стран.

Широко известно, как немецкая разведка помогала большевикам. Гораздо менее известно, что еще усерднее занимались этим финансисты из США. В своей книге «Уолл-стрит и большевистская революция» американский профессор Энтони Саттон приводит буквально десятки имен[35].

Американские дельцы свято верили, что, развалив в России «старый режим», они получат доступ к ее несметным природным богатствам.

В числе тех, кто давал большевикам немалые деньги — удивительные фигуры. Например, родной дядя Льва Троцкого-Бронштейна — воротила банкир с Уолл-Стрита, некогда эмигрировавший из России за океан. Что любопытно — в конторе дядюшки Троцкого работал и сам Сидней Рейли, будущая легенда английской разведки и резидент СИС в Москве. Где-то поблизости крутился и близкий родственник другого вождя революции — Якова Свердлова.

Моролов Савва Тимофеевич (1862–1905) — владелец Никольской мануфактуры.

Один из богатейших людей России и известный спонсор социал-демократов.

БСЭ не сомневалась: «Противоречивость общественной позиции Саввы М. привела его к личной катастрофе (отстранение от дел фабрики, болезнь, самоубийство)». Однако сомнения в самоубийстве есть. «Жарко, отдохну до обеда», — это были его последние слова, с которыми он ушел к себе в номер после второго завтрака в гостинице в Канне. Был прекрасный майский день 1905 года. Когда жена Саввы Морозова услышала хлопок выстрела и вошла в его комнату, то через распахнутое окно увидела убегающего мужчину…


В общем, история с закулисными вливаниями в РСДРП темная и загадочная.

«Без финансовой, дипломатической и политической поддержки, оказанной Троцкому и Ленину их мнимыми "противниками", а на деле заинтересованными в революции союзниками — капиталистами Уоллстрита — большевики вполне могли быть сметены», — пишет Энтони Саттон.

На что, интересно, рассчитывал Бронштейн-стар ший? Надеялся, что племянничек вспомнит? Или думал вернуться в Россию на белом коне и при новой власти скупить страну по дешевке?

А ведь, помимо американцев с немцами, полешки в занимающийся костер активно подкидывали и другие наши соседи.

В 1904 году не успел еще японский флот завершить разгром порт-артурской эскадры, а вкладчики государственных сберегательных касс массово стали получать уже анонимные письма с призывом срочно спасать свои деньги.

Рейли Сидней (1874–1925) — британский суперагент.

Вообще-то настоящее его имя Зигмунд Розенблюм, и родился он в Одессе. В поисках приключений уплыл в Южную Америку, где и был завербован английской разведкой.

На протяжении многих лет сотрудничал с британскими, японскими и русскими спецслужбами. Его жизнь — сплошной авантюрный роман. Рейли «работал» в Азербайджане, Персии, на Дальнем Востоке. Во время Первой мировой войны воровал у немцев секретные чертежи, попеременно продавая их англичанам и русским. После революции приехал в Петроград, активно участвовал в т. н. «заговоре послов», но счастливо избежал ареста. Организовал еще ряд тайных операций против Советов. В 1924 году был выманен чекистами, схвачен и расстрелян. Считается, что Рейли вдохновил Яна Флеминга на создание образа Джеймса Бонда, хотя ни единой параллели между реальным персонажем и литературным героем не существует. Ну, кроме того, что оба были британскими шпионами


27 января — ровно в день начала русско-японской войны — в Санкт-Петербургскую сберкассу примчался первый такой впечатлительный адресат, история даже сохранила его имя — Филипп Воронов.

Скоро счет подобным вороновым пойдет уже на тысячи. Истеричные листовки, написанные от руки или напечатанные на гектографе, наводнили страну. Ситуация очень быстро стала критической. Толпы людей осаждали сберкассы, требуя вклады обратно. Наибольшая паника охватила Прибалтийскую, Варшавскую, Минскую, Виленскую и Гродненскую губернию — обратите внимание, территории сплошь приграничные.

В том, что организаторами этой беспрецедентной акции были именно иностранные разведки, сомневаться даже не приходится. В противном случае, откуда авторы листовок могли знать точную дату начала войны? А ведь прокламации следовало еще заранее напечатать, разослать по почте.

Расчет был выбран верный: глобальный отток средств вкладчиков непременно повлек бы за собой банковский кризис. В условиях войны это было куда страшнее любых диверсий.

По счастью, правительство не поддалось общей истерии и сумело выбрать единственно верный алгоритм действий. С одной стороны, деньги всем желающим возвращались, что порядком снижало накал страстей. С другой — была запущена массированная пропагандистская кампания, направленная на успокоение общества. Во всех сберкассах, в местах массового скопления появились объявления, что государство свои обязательства перед вкладчиками выполняет свято. То же самое писалось и в газетах. Лихорадка — постепенно сошла на «нет»[36]

Не менее загадочными выглядят и события, предшествующие Первой мировой войне. В июле 1914-го, за неделю до ее объявления, в Петербурге вспыхнули вдруг забастовки. Никаких мало-мальски сносных объяснений им современники не находили.

«Причины этих беспорядков никому не были ясны, — пишет, например, дочь царского лейб-медика Татьяна Боткина, — пойманных забастовщиков усердно допрашивали, почему они начали всю эту переделку.

— А мы сами не знаем, — были ответы, — нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых, ну мы и били».

«Забастовки возникали и организовывались без всяких видимых причин», — указывает в своих мемуарах и тогдашний председатель Государственной Думы Михаил Родзянко.

«Возвратясь в Петербург, — вспоминал французский посол в России Морис Палеолог, — я узнал, что сегодня, после полудня, без всякого повода, по знаку, идущему неизвестно откуда, забастовали главнейшие заводы и что в нескольких местах произошли столкновения с полицией».

Самое любопытное, что, едва только война началась, беспорядки тотчас прекратились. По свидетельству Родзянко — «как волшебством сметено было революционное волнение в столице».

Причины мировой империалистической (в терминологии 1914 года — Отечественной) войны — не тема нашей книги. Констатируем лишь, что план по максимальному ослаблению России удался на славу.

Конечно, в войну тяжело приходилось всем странам Европы, но в России кризис принял характер совсем уж глобальный. Многие предприятия закрывались из-за нехватки сырья, топлива и рабочей силы. Пришло в упадок сельское хозяйство. Сбор зерновых уменьшился на 23 %, сократилось поголовье скота, особенно лошадей. Цены скакали быстрее, чем в Европе. Начинался товарный голод.

Опять же — кто-то на этом наживался, а кто-то — доедал последнюю сухую корку…

Каждый день войны обходился российскому бюджету в копеечку: в 1914 году он стоил 10 миллионов рублей, в 1915-м — 24 миллиона, в 1916-м — 40, в 1917-Μ-65.Κ февральской революции количество денег, находящихся в обороте, выросло в 14 раз.

Революция, и в особенности октябрьский переворот — стали вполне логичным итогом раскачивания лодки. И, как это часто бывает, кризис, раздуваемый в одной стране, начал угрожать самим же его создателям.