ашину — ты не думаешь, что есть небольшой шанс, что они свяжут это с озером?» «Ник, я иду с тобой. Я не собираюсь рисковать тем, что мы разделимся, и все пойдет не так. Мы останемся вместе». Она была права; сама того не осознавая, она напомнила мне, зачем я здесь. Если бы произошла какая-то драма с полицией или кем-то еще, и стало бы очевидно, что я вот-вот потеряю контроль, мне пришлось бы убить ее, прежде чем они смогли бы до нее добраться. Не идеальный вариант, но, по крайней мере, она была бы мертва. Глядя на нее с недовольным лицом, я уступил ее требованию. «Черт с ним, пошли тогда». Мы закончили застегивать ремни, отошли дальше по дороге и перешли ее. Мы повернули направо и шли параллельно дороге до того места, откуда я снова мог хорошо видеть насосы и магазин. Одна машина, белый седан «Ниссан», уже стояла на площадке, но в ней было четверо — две пары лет двадцати пяти. Водитель только что завел двигатель и выехал. Я услышал отчетливый «динь-динь», когда шины проехали по резиновому датчику. Он выехал на дорогу, остановился, включил дворники и ближний свет, смеясь с остальными, вероятно, над женщиной с кукурузной собакой, повернул налево и уехал. Мы лежали там, ожидая под дождем. В течение следующих десяти минут по дороге пронеслись два фургона новостей со спутниковыми тарелками, фары горели, дворники работали яростно, они спешили за репортажем. Еще одна машина выехала на площадку. Это была «Тойота», полная семьи. Я наполовину поднялся, готовый к действию, как большая кошка, наблюдающая за стадом. Машина была идеальной, обычный семейный седан. Папа вышел и, избегая дождя, побежал прямо в магазин. Я увидел, как он дал Большой Волосатой несколько купюр, затем он снова вышел и заправился. Я передумал. Я смотрел на семью — двое детей сзади, окно наполовину запотело, дети дрались, мать обернулась и кричала на них. В машине было слишком много людей. Тащить из машины двоих орущих детей было бы кошмаром. Динь-динь. Они поехали по дороге на Дарем. Сара посмотрела на меня. «Я думала, мы торопимся?» Большая Волосатая шла к автомату, чтобы налить себе еще одно ведро кофе. Она пошла и села обратно у кассы, рядом с окном, выглядывая, задумчиво размешивая ложкой свой напиток. Я был прав, это были пакетики со сливками. Возможно, она мечтала, что однажды Клинт Иствуд подъедет к ее заправке, зайдет заплатить за бензин, и бац — «Мосты округа Счастливых Напитков». А пока, хорошая работа, если сможешь ее получить. Знак слева от входа в магазин гласил: «Круглосуточное видеонаблюдение», а также сообщал, что в кассе у них всего пятьдесят долларов, а остальное кладется в ночной сейф, к которому у продавца нет доступа. Я повернулся к Саре. «Когда мы пойдем угонять машину, я хочу, чтобы ты взяла свою футболку и натянула ее на голову так, чтобы ты едва могла видеть». Динь-динь. Еще одна машина подъехала к насосам слева от нас. На этот раз это был очень старый фургон, конца семидесятых, начала восьмидесятых, такой, на каких ездили мистер Ти и команда «А», но очень уставшего серого цвета. Окна были наполовину запотевшими, поэтому я не мог видеть, сколько человек внутри, но как только водитель открыл дверь, я понял, что это он. Ему было около сорока, и главное было то, что он вышел и не взял с собой ключ зажигания, а просто помахал женщине. Должно быть, он местный, потому что ему доверяли настолько, что он мог заправиться и заплатить потом. Мы вернулись на свои позиции «большой кошки», и я изучил нашу добычу. На нем был зеленый комбинезон, повидавший лучшие дни, с масляными пятнами и дырками на коленях. Его бейсболка должна была быть белой, но теперь ее скорее нужно было сжечь, чем отбелить. Он был худой, среднего роста, с трехдневной щетиной и мокрыми или очень жирными волосами длиной до плеч, которые, казалось, не мыли лет четыре. Бак был полон, крышка заливной горловины вернулась на место. Я прошептал: «Ты готова?» Она кивнула. Он повернулся и, засунув руки в комбинезон за деньгами, побежал к магазину. Я вскочил на ноги и побежал. Левой рукой я натянул футболку на лицо, и она тоже. Мы, должно быть, выглядели как пара сперматозоидов. Я следил за фургоном и магазином. Меня не особо волновало, что делает Сара; план состоял в том, чтобы она подошла к ближней стороне фургона, к пассажирской двери; я должен был обойти сзади, потому что хотел как можно лучше спрятаться, затем сесть на водительское сиденье и уехать. Стекла задних дверей были разбиты и заклеены картоном, а вся машина была ржавой. Я обогнул угол фургона и пошел вдоль бока к водительской двери. Мне пришлось перепрыгнуть через петлю шлангов бензоколонки, и я поскользнулся на полу, залитом дизельным топливом. Я удержался от падения и добрался до двери. Все еще держа футболку на голове левой рукой, я схватился за дверную ручку правой. Это была шаткая, ржавая старая штука, хрома на ней почти не осталось; я потянул, и она чуть не оторвалась, держась на одном краю. Окно с другой стороны запотело, и я не видел, что делает Сара. Я знал только, что она не садится. У нее, должно быть, та же проблема; ее ручка, должно быть, сломалась. Водительское окно было опущено примерно на три четверти. Должно быть, так он и забирался внутрь — просто протягивал руку и открывал изнутри. Я слегка подпрыгнул, просунул правую руку внутрь… и тут начался хаос. Яростный лай из задней части фургона заставил меня отскочить, как будто меня ударили электрошокером на все двадцать секунд. Я взглянул на магазин. Парень смотрел наружу, разинув рот. Кто-то, пытающийся угнать его фургон, должно быть, был последним, чего он ожидал. Черная штука в задней части фургона прыгала вверх и вниз, сходя с ума. Мне пришлось снова засунуть руку внутрь; это нужно было сделать, я уже был committed. Я просунул руку внутрь, крича Саре, чтобы она что-нибудь сделала. Я прыгал вверх и вниз, пытаясь найти и схватить внутреннюю ручку, собака реагировала так, будто три дня ждала обеда, а слева от меня расстроенный владелец выходил из магазина, крича: «Моя собака! Моя собака!» «Сара, черт возьми, сделай что-нибудь!» Она сделала. Я услышал громкий, быстрый дуплет из 9-мм пистолета Лэнса. Хуже быть не могло. Я отскочил от окна, оставив собаку в фургоне сходить с ума, и побежал к передней части машины. «Сара, черт возьми, прекрати стрелять! Прекрати!» Затем я понял, что она стреляет не в водителя, а в двух немецких овчарок, которые вышли из лесополосы и теперь находились примерно в пяти метрах от того, чтобы сообщить нам плохие новости. Стало еще хуже. Она подстрелила одну; та перевернулась и забилась на земле, скуля. Другая продолжала приближаться. Сара повернулась, чтобы выстрелить, но она была уже слишком близко ко мне. Моя правая рука метнулась вниз, чтобы достать оружие, одновременно с тем, как левая потянула вверх мою куртку-бомбер, чтобы я мог добраться до пистолета. Для нас обоих было слишком поздно. Бессмысленно пытаться избежать нападения собаки так близко; без оружия вы ничего не сможете сделать, чтобы обездвижить эту тварь, пока она не решится на атаку. Вы должны позволить ей вцепиться в вас зубами и действовать дальше. Мне нужно было, чтобы он напал на меня. Я повернулся налево, отпустил подол куртки и подставил предплечье, все еще пытаясь достать пистолет правой рукой. Он не хотел упускать такой возможности. Он подпрыгнул, его челюсти открылись с глубоким рычанием, губы оттянулись, обнажив зубы, так что он с первого раза хорошо укусил. Я увидел, как закатились его глаза, когда он бросился на меня. Я остался стоять на месте и приготовился к удару. Я почувствовал, как его слюна брызнула мне в лицо, когда он раскрыл пасть, и его голова дернулась назад. Вероятно, происходили и другие вещи, но теперь они меня не касались. Я ничего не слышал, кроме рычания моего нападавшего. Я почувствовал, как на меня обрушилась вся тяжесть собаки, а затем, как он сомкнул челюсти на моей руке. Его зубы вонзились прямо сквозь куртку в кожу моего предплечья, и я закричал. «Сара! Сара!» Я хотел, чтобы она подошла и застрелила эту чертову тварь. «Сара!» Я пошатнулся назад под его весом, и он последовал за мной. Я обхватил рукоятку пистолета; не полностью, но достаточно, чтобы вытащить его из джинсов. Собака прыгала на меня, пытаясь повалить на землю, ее задние лапы скреблись по моим ногам и поясу. Ее лапы задели мою руку, и оружие упало. «Сара!» Я почувствовал ужасную боль, когда его зубы впились в мою кожу. Это было похоже на множественные инъекции шприцами размером с ручку. Я должен был это перетерпеть. Я должен был убедиться, что собака уверена в себе, что она чувствует легкую победу. Если бы я поддался, он бы держал зубы в одном месте, думая, что поймал меня, он бы не метался повсюду. Забудьте старые сказки о том, как схватить его за передние лапы и разорвать их: это работает только с чихуахуа — и то при условии, что вы сможете поймать эту мелкую гадость. В реальной жизни собаки похожи на обезьян, они гораздо сильнее, чем кажутся.
Я продолжал отступать под его тяжестью, пока немецкая овчарка прыгала и рычала. Я чувствовал запах его дыхания, пахнущего сырым мясом, смешанный с грязью и дерьмом на его шерсти после преследования. Он сильнее вцепился мне в руку, и я снова закричал от боли, чувствуя, как рвется мясо. Сары нигде не было видно. Я услышал несколько выстрелов, отступая к водительской стороне фургона. Я пытался выглядеть и вести себя покорно; я не хотел драться с этой чертовой тварью, я просто хотел, чтобы Сара подошла и полила его из шланга. Кинолог и полиция не отстанут. Нам нужно было двигаться. Рычание животного изменило тон, когда он мотал головой из стороны в сторону, как сумасшедший, пытаясь сильнее вцепиться. Его задние лапы теперь стояли на земле, а передние лапы упирались мне в грудь, он шел со мной назад, как цирковой артист, все еще пытаясь сомкнуть челюсти, но уже на моей руке. Теперь черная штука внутри фургона снова взбесилась, когда я услышал еще выстрелы, но мгновенного, чудесного освобождения от хватки на моей руке не произошло. Этого не случится. Мне придется сделать это самому. Собака теперь чувствовала себя очень уверенно; она знала, что поймала меня. Я наклонился и правой рукой схватил его за левую заднюю лапу. Конечность дернулась, как будто он танцевал ирландскую джигу, пытаясь отбиться. Я начал тянуть заднюю лапу вверх, к себе. Собака была сбита с толку и взбешена, кусалась сильнее и мотала головой из стороны в сторону. Я изо всех сил старался удержать его лапу. Она вырывалась, как Майкл Флэтли на скорости. Я крепче схватил костлявую часть внизу собачьей лапы и правой рукой изо всех сил потянул ее вверх, к своей груди, одновременно начиная поворачиваться. Собака взвизгнула от неожиданности, и я начал кружиться, как будто крутил ребенка в игре. Я сделал три, четыре, пять оборотов, и собака начала подниматься под действием центробежной силы, удерживаемая зубами в моей руке и моей рукой на ее лапе. Ему пришлось принять решение, и он принял его: он отпустил мою руку. Я не ответил взаимностью, отпустив лапу; теперь я держал ее обеими руками и крутил его снова и снова так сильно, как только мог. Все еще вращаясь, я умудрился сделать два шага к одной из бетонных колонн, поддерживающих навес перед магазином. На третьем шаге голова собаки столкнулась с колонной. Раздался глухой удар и слабый скулеж, и я отпустил его. Моя собственная инерция пронесла меня еще на полтора оборота. У меня кружилась голова, когда я пытался сориентироваться. Я нашел фургон. Сара сидела