чинявшиеся приказам опытных лидеров из Токио. Эти молодые и горячие головы не знали досконально промышленной и военной мощи США и других потенциальных противников Японии. Они не понимали психологии американцев, мнили США «нацией лавочников», совершенно неспособной воевать.
Зато довольно много старших руководителей японского правительства и вооруженных сил (особенно это касается военно-морского флота) в 1930-х годах были осведомлены о потенциале США и Европы, причем из первых рук. Самый показательный эпизод в ходе моего первого посещения Японии в 1998 году случился, когда моим соседом за обедом однажды оказался бывший японский промышленник, старик за 90 лет, который припомнил, как ездил по американским сталелитейным заводам в 1930-х годах. Он сказал, что был потрясен открытием: мощности США по производству высококачественной стали в 50 раз выше, чем в Японии, и это открытие убедило его, что для Японии будет безумием ввязываться в войну с Соединенными Штатами Америки.
Увы, старых лидеров Японии с зарубежным опытом в 1930-х годах запугали и, что называется, отодвинули от власти, а некоторых даже убили, и за всем этим стояли те самые молодые и горячие головы, которым недоставало зарубежного опыта, – нечто подобное, к слову, происходило в конце 1850-х и в 1860-х годах, когда террористы из «Исин Сиси» запугивали и убивали тогдашних лидеров Японии. Конечно, у террористов зарубежного опыта было не больше, чем у молодых офицеров 1930-х годов. Разница между двумя этими группами заключалась в том, что террористические акты обернулись бомбардировками Кагосимы и пролива Симоносеки западными военными кораблями, которые убедительно продемонстрировали всем, что стратегия «Исин Сиси» провальна. В 1930-х годах таких иностранных бомбардировок не было, то есть некому было внушить ощущение реальности японским молодым офицерам, не бывавшим за границей.
Кроме того, исторический опыт поколения японских лидеров, достигших зрелости в эпоху Мэйдзи, был, по сути, противоположен опыту японских лидеров 1930-х годов. В эпоху Мэйдзи лидеры росли в слабой Японии, под угрозой нападения могучих потенциальных врагов. Но японские лидеры 1930-х годов выросли на опьянении успехами русско-японской войны, уничтожения Тихоокеанского флота России в гавани Порт-Артур вследствие неожиданной атаки (которая послужила прообразом, кстати, для внезапной атаки на американский флот в Перл-Харборе, см. источник 3.7) и сокрушительного разгрома русского Балтийского флота в Цусимском проливе[54] (см. источник 3.8). Когда будем обсуждать Германию в главе 6, мы обнаружим еще один пример разницы в опыте поколений одной и той же страны и кардинально различные политические взгляды как результат разного исторического опыта.
Таким образом, отчасти – не целиком, а именно отчасти – причины, по которым Япония фактически спровоцировала Вторую мировую войну вопреки очевидным безнадежным последствиям для себя, состояли в том, что молодые армейские чины 1930-х годов не обладали достаточными знаниями и историческим опытом, необходимыми для честной, реалистичной и осторожной самооценки. Итог этого оказался плачевным и даже катастрофическим для Японии.
Эпоха Мэйдзи обнаруживает поразительные параллели с большинством из факторов, описанных в главе 1 и влияющих на развитие и результаты кризисов. Применительно к одному фактору (№ 5 в таблице 1.2) Япония выступает наиболее показательным примером среди семи стран, которые мы анализируем; применительно к другому фактору (№ 7) она является элементом двойного наиболее показательного примера; что касается семи факторов (№ 1, 3, 4, 6, 9, 10 и 11), здесь тоже можно сделать важные выводы, а один фактор (№ 12) имел как позитивные, так и негативные последствия.
Нагляднее всех прочих государств, обсуждаемых в этой книге, Япония эпохи Мэйдзи иллюстрирует изменения посредством заимствования иностранных моделей (фактор № 5) после тщательного сравнения различных образцов с целью выявления тех, что лучше всего подходят для локальных условий в конкретных сферах. Так, японские конституция и армия были «слеплены» по немецким моделям, флот использовал британскую модель, гражданское законодательство – французскую модель, а реформы 1879 года в сфере образования проводились по американской модели. Даже Декларация независимости США, как представляется, легла в основу реформы управления, разработанной в 1870 году Итагаки Тайсуке и Фукуокой Котеем, которые уже в преамбуле документа писали, что все люди от рождения равны; отсюда делался ряд полезных умозаключений. (Вспомним второй пункт нашей Декларации независимости: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами»[55].) Предложенная Итагаки и Фукуокой американская модель управления не была принята, зато многие другие зарубежные образцы получили практическое применение.
В предыдущем разделе мы обсуждали роль реалистической самооценки (фактор № 7) в эпоху Мэйдзи, и здесь с Японией может конкурировать только Финляндия. Наша дискуссия прояснила, что успешная национальная самооценка требует двух условий. Во-первых, это готовность признавать правду, сколь бы болезненной та ни была: в данном случае это признание факта, что ненавистные «варвары» сильнее Японии, и что Япония способна укрепиться, лишь обучаясь у «варваров». Во-вторых, важны знания. Пускай лидеры Мэйдзи и террористы «Исин Сиси» в десятилетие накануне реставрации Мэйдзи выказывали стремление признавать мучительную истину о военной силе Запада; те и другие нуждались в знаниях из первых рук, в личном наблюдении и опыте. А вот молодые японские офицеры в 1930-е годы не обладали таким знанием о военной мощи Запада. Реалистичная самооценка Мэйдзи связана вдобавок с другим нашим фактором, а именно с широким общенациональным консенсусом относительно кризиса, который вызвало прибытие к берегам Японии коммодора Перри (фактор № 1).
Эпоха Мэйдзи хорошо иллюстрирует необходимость «возведения забора» и принятия выборочных изменений (фактор № 3). Обильные перемены произошли во многих сферах общества эпохи Мэйдзи, в том числе в экономике, юриспруденции, военном деле, политике, социальной жизни и технологиях. Но многие особенности традиционной Японии удалось сохранить, в том числе конфуцианскую мораль, поклонение императору, этническую однородность, сыновнее благочестие, синтоизм и японскую письменность. Первоначально выдвигались предложения изменить и кое-что из этого, например, сделать Японию республикой и принять западный алфавит. Но Япония быстро «возвела забор», отделяющий традиционные особенности, которые подлежат сохранению, от тех, которые сочли заслуживающими изменения. Хотя стремление к переменам было велико, желание сберечь традиционные ценности оказалось настолько сильным, что некоторые изменения выставляли фиктивным восстановлением «изобретенных традиций», дабы они воспринимались как приемлемые. Это сосуществование радикальных перемен и консерватизма также иллюстрирует фактор специфической общенациональной гибкости (фактор № 10).
Наряду с заимствованием иностранных образцов эпоха Мэйдзи заставляет задуматься о важности иностранной помощи (фактор № 4). Примерам тут нет числа. Скажем, британский торговец из Нагасаки Томас Гловер отправил группу из 19 жителей княжества Сацума на обучение в Великобританию уже в 1864 году. Многие жители Западной Европы и США принимали у себя японских гостей. Немецкие ученые Альберт Мосс и Герман Рослер прибыли в Японию в 1886 году, чтобы помочь Ито Хиробуми составить проект японской конституции. Британские верфи Виккерса построили первый японский тяжелый крейсер «Конго», который впоследствии послужил моделью для крейсеров «Харуна», «Хиэй» и «Кирисима», построенных уже в Японии.
Япония эпохи Мэйдзи и нынешняя Япония демонстрируют сильную национальную идентичность (фактор № 6). Японцы и их лидеры считают Японию уникальной страной, превосходящей остальной мир и принципиально от него отличной. Эта общая убежденность позволила японцам выдержать все потрясения эпохи Мэйдзи, пусть порой они расходились во мнении о том, как лучше обеспечить будущее Японии, но никогда не сомневались в уникальности своей страны.
Эпоха Мэйдзи иллюстрирует терпение, готовность принимать неудачи и проявлять упорство до тех пор, пока не будет найдено эффективное решение (фактор № 9). Первоначальной реакцией Японии на внешнюю угрозу 1850-х годов и 1860-х годов стало стремление изгнать чужестранцев (либо ограничить их пребывание в стране конкретными портами). Но постепенно к бакуфу, террористам «Исин Сиси» и лидерам Мэйдзи пришло осознание того, что этот подход не годится, что необходимо нечто иное, а именно – открытие Японии Западу, обучение у Запада и постепенное укрепление Японии. Той же цели служили усилия эпохи Мэйдзи по разработке законов, внедрению общенациональной системы образования и принятию конституции; на все это потребовались годы. В каждой из этих трех сфер японское правительство первоначально опробовало на практике одну или несколько иностранных моделей, от которых в итоге отказывалось, поскольку они не соответствовали местным условиям, и наконец «нащупывало» тот образец, который выглядел наилучшим: например, гражданский кодекс начинался с французских и британских проектов, а в итоге был составлен и оформлен по немецкому образцу.
Не подлежащие обсуждению базовые ценности (фактор № 11) объединили японцев в готовности жертвовать многим ради общего блага. Среди этих ценностей видится весьма важной верность императору. Показательны в данном отношении события конца Второй мировой войны, когда США потребовали безоговорочной капитуляции. Даже после двух атомных взрывов и безнадежного положения на фронтах Япония продолжала настаивать на одном условии: «чтобы указанная декларация (о капитуляции) не содержала каких-либо требований, способных нанести урон полномочиям Его Величества как суверенного правителя». В стремлении соблюсти это условие Япония была готова даже смириться с угрозой американского вторжения на Японские острова. Также значимость базовых ценностей Японии иллюстрирует известная по годам Второй мировой войне готовность большого числа японских солдат к самоубийству: такой жертвенности, пожалуй, не обнаружить ни у какого другого современного народа. Прежде всего вспоминаются пилоты-камикадзе, управлявшие обычными самолетами, и пилоты-бака, управлявшие реактивными планерами, которые направляли свои аппараты с бомбами на вражеские военные корабли; еще можно вспомнить моряков-кайтен, которые пилотировали торпеды, запускаемые с японских военных кораблей по вражеским целям. Высокотехнологичное оружие для камикадзе, бака и кайтен появилось только к концу Второй мировой войны, до этого самоубийства, если можно так выразиться, происходили «по старинке»: японские солдаты притворялись, что сдаются в плен, а потом подрывали себя и врагов припрятанными гранатами. Все эти формы самоубийства служили непосредственным военным целям, уничтожали живую силу противника. Кроме того, побежденные японские солдаты и офицеры кончали с собой, не убивая врагов, из почтения к внушенному им принципу «никогда не сда