Кризис — страница 21 из 87

ваться». Например, из 2571 элитных японских воинов, защищавших атолл Тарава в ноябре 1943 года от вторжения американцев, погибли 2563 человека, причем многие совершили самоубийство, и в плен угодили всего восемь солдат.

Будучи островным архипелагом без сухопутных границ, Япония находится в относительно благоприятной ситуации с точки зрения геополитики (фактор № 12) по сравнению с такими странами, как Финляндия и Германия, имеющими сухопутные границы с другими странами. Мы видели в предыдущей главе, что протяженная граница с Россией оказалась для Финляндии фундаментальной проблемой. В главе 6 будет показано, что сухопутные границы с могучими соседями постоянно вызывали конфликты в истории Германии. Но даже при отсутствии таких границ могущественные иностранные державы многие десятилетия бросали вызов династии Токугава и правительству Мэйдзи, пускай эти державы лежали за полмира от Японии и их отделял от нее океан. Уже в XIX столетии, а тем более в современном мире, технологии меняли геополитические ограничения – но не устраняли их полностью.

* * *

Давайте закончим наше обсуждение эпохи Мэйдзи в Японии вопросом о том, как она соответствует четырем факторам, характерным для общенациональных, а не для индивидуальных кризисов: это революция против эволюции, лидерство, групповые конфликты и примирение сторон, а также наличие или отсутствие единого видения.

Национальные кризисы могут принимать форму насильственной революции (Чили в 1973-м, Индонезия в 1965 году) или мирной эволюции (послевоенная Австралия). Эпоха Мэйдзи занимает промежуточное положение, причем ближе к мирному варианту. Сёгунат был ликвидирован 3 января 1868 года в ходе почти бескровного переворота. Некоторые сторонники сёгуна (но не сам сёгун) воспротивились случившемуся и в конечном счете потерпели поражение в гражданской войне, длившейся полтора года. Но эта гражданская война принесла гораздо меньше жертв, чем в результате потрясений в Индонезии в 1965 году, или при чилийском перевороте 1973 года и его последствиях, или в ходе финской гражданской войны 1918 года.

В эпоху Мэйдзи не нашлось лидера, который доминировал бы в стране в такой степени, в какой «осенили» своей личностью Гитлер, Пиночет и Сухарто нацистскую Германию, Чили после 1973 года и Индонезию после 1965 года. В Японии существовало коллективное правление, а в 1880-х годах начался постепенный процесс передачи власти. Эти многочисленные лидеры обладали непосредственным знанием западных стран и разделяли приверженность базовой стратегии укрепления Японии путем выборочного использования иностранных моделей. Император же оставался символическим главой страны, а не фактическим лидером.

Что касается группового конфликта и примирения сторон, то с 1853 по 1868 год существовали разногласия по поводу базовой стратегии Японии. Приблизительно после 1868 года, когда эту базовую стратегию согласовали и утвердили, возникали разве что рабочие разногласия, свойственные любой стране, которая проводит ту или иную политику по реализации выбранной стратегии. До 1877 года некоторые решения навязывались посредством насилия: в особенности это верно применительно к конфликту бакуфу и альянса Сацума – Тесю до 1869 года, к конфликту между умеренными японцами и террористами «Исин Сиси» в 1860-х годах и к конфликту между правительством Мэйдзи и самураями. Впрочем, даже в восстаниях самураев уровень насилия был значительно ниже по сравнению с кровопролитием в Чили и Индонезии. Последующее примирение противоборствующих сторон оказалось гораздо более полным и искренним, нежели в Чили или в Индонезии: отчасти это объясняется намного меньшим числом жертв, а отчасти тем, что правительство Мэйдзи прилагало изрядные усилия к сглаживанию противоречий дипломатическим путем, в отличие от правительств Чили и Индонезии. Среди других стран, обсуждаемых в данной книге, Финляндия после гражданской войны 1918 года выглядит наиболее сопоставимой с Японией эпохи Мэйдзи в умении преодолевать последствия насильственных конфликтов.

Разрешение большинства национальных кризисов требует множества политических изменений, которые могут осуществляться по отдельности или образовывать элементы, в совокупности отражающие некое единое видение. Эпоху Мэйдзи представляется логичным и обоснованным характеризовать как пример второго варианта. Отсюда вовсе не следует, что лидеры Мэйдзи осуществляли все политические изменения одновременно: они знали, что некоторые проблемы неотложнее других. Они начали с создания армии, проведения налоговой реформы и разрешения ряда прочих важных вопросов в 1870-х годах, но не спешили с первой полноценной заморской военной кампанией до 1894 года. Однако эта политика опиралась на принцип, общепризнанный еще на заре эпохи Мэйдзи: необходимо всемерно укреплять Японию через выборочное обучение у Запада.

Таким образом, Япония эпохи Мэйдзи предлагает второй образец успешного преодоления общенационального кризиса через выборочные изменения. Финляндия (наш первый пример) и Япония эпохи Мэйдзи схожи в том, что кризисы обрушились на них внезапно, когда внешняя военная угроза, которая накапливалась годами, вдруг материализовалась. Финны и японцы наделены сильной национальной идентичностью и верны базовым ценностям, которые готовы защищать, жертвуя своими жизнями, даже при подавляющем превосходстве противника (впрочем, японцы подверглись этому испытанию в ходе Второй мировой войны, а не в эпоху Мэйдзи). Также финны и японцы эпохи Мэйдзи продемонстрировали предельную честность и реалистичность самооценки. Правда, в некоторых отношениях финны и японцы наших примеров совершенно противоположны. Япония получала помощь от многих стран, ранее ей угрожавших, а вот финны остались фактически наедине со своими трудностями в ходе Зимней войны. Япония решала свои проблемы, опираясь на многочисленные иностранные образцы, а Финляндии было попросту не на кого ориентироваться. Многочисленное население, экономическая мощь и отдаленность от врагов обеспечили Японии время и пространство, необходимое для достижения военного паритета с потенциальными врагами; близость и географические масштабы СССР исключали такой вариант для Финляндии. В следующих двух главах мы изучим страны, кризисы которых начались не менее внезапно, чем в Финляндии и Японии эпохи Мэйдзи, но причины этих кризисов были внутренними.

Глава 4. Чили для всех чилийцев

Посещение Чили. – Чили до 1970 года. – Альенде. – Переворот и Пиночет. – Экономика до «Нет!» – После Пиночета. – Тень Пиночета. – Рамки кризиса. – Возвращение в Чили


В 1967 году я проводил академический отпуск в Чили, и все вокруг выглядело вполне мирным. Мои чилийские хозяева всячески доказывали, что Чили сильно отличается от других латиноамериканских стран. У Чили долгая история демократического правления, объясняли они, в которой всего несколько относительно бескровных военных переворотов. В Чили военные правительства не сменяли друг друга с такой частотой, как в Перу, Аргентине и прочих странах Южной и Центральной Америки. Не зря ее считают самой политически стабильной страной всей Латинской Америки.

Чилийцы отождествляют себя больше с Европой и с США, а не с Латинской Америкой. Например, я прибыл в Чили по программе научного обмена между Университетом Чили и Калифорнийским университетом. Эта программа опиралась не только на признание того географического факта, что Чили и Калифорния занимают схожее положение в «средиземноморских» зонах западного побережья своих континентов, но и на признание того, что Чили и Калифорния схожи своей социальной атмосферой и политической стабильностью. Мой чилийский приятель подытожил все перечисленное такими словами: «Мы, чилийцы, знаем, как управлять страной».

Рис. 4. Карта Чили


Но всего через шесть лет после моего посещения, в 1973 году, в Чили установилась военная диктатура, побившая предыдущие мировые рекорды по садистским пыткам собственных граждан. В ходе военного государственного переворота 11 сентября избранный демократическим путем президент Чили покончил жизнь самоубийством в президентском дворце. Чилийская хунта активно принялась истреблять свой народ, подвергала чилийцев унижениям и страданиям, изобрела и освоила отвратительные новые методы психологического и физического давления. Многие чилийцы покинули страну, добровольно или вынужденно. Кроме того, хунта занялась политическим терроризмом за пределами Чили, в частности, устроила покушение, до атаки на башни Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года (кстати, в годовщину переворота в Чили) остававшееся единственным случаем политического убийства американского гражданина террористами[56] на американской территории (в Вашингтоне, округ Колумбия, в 1976 году). Военное правительство оставалось у власти в Чили почти 17 лет.

Сегодня, спустя двадцать девять лет после отставки военного правительства, Чили приходится избавляться от наследия этой диктатуры. Кого-то из мучителей и военных лидеров посадили в тюрьму, но высшее военное руководство, между прочим, осталось на свободе. Многие чилийцы осуждают пытки, однако заявляют, что военный переворот 1973 года был необходимым и неизбежным.

Погружаясь в недавнюю историю Чили на протяжении этой главы, читатели наверняка будут задаваться вопросами, на которые нет однозначных ответов. Чем можно объяснить столь резкое изменение политического курса страны, вроде бы обладающей сильной демократической традицией? Как Чили и другие страны могут справиться с мучительной памятью о недавнем прошлом? Какое отношение данная книга, посвященная общенациональным кризисам, имеет к Чили? Мы опознаем значительные выборочные изменения в экономической политике правительства и в достигнутом политическом компромиссе. Мы также столкнемся с уже знакомыми проявлениями «кризисных» факторов, будь то беспристрастная самооценка и отсутствие таковой, свобода действий и отсутствие таковой, поддержка или противодействие со стороны союзников или влияние фактических и предполагаемых образцов. Сразу два лидера Чили побуждают вновь вернуться к извечному вопросу историков о том, насколько в действительности харизматичные лидеры способны менять ход истории.